Стою у входа в роддом и не могу поверить, что этот день наконец настал. Девять месяцев ожидания, волнений, страхов — и вот он, момент, когда я заберу домой своих девочек.
Обеих. Сразу.
Сжимаю в руках огромный букет пионов — любимых цветов Лены. В другой руке — коробка конфет для медсестер и врачей. Сердце колотится так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Я ещё ни разу не держал на руках своего ребёнка — в роддоме карантин, посещения строго запрещены.
Двери открываются.
Медсестра выходит первой. В руках у неё белоснежный свёрток с розовой лентой.
— Вот ваша доченька, папа! — улыбается она, протягивая мне сверток.
Беру ребёнка дрожащими руками. Осторожно, будто держу самую хрупкую вещь в мире. Отодвигаю край пелёнки — и вижу крошечное личико.
Носик-пуговка, пухлые щёчки, крошечные губки, сложенные бантиком. Глаза закрыты, ресницы длинные, тёмные.
Моя дочка.
Моя принцесса.
Слёзы наворачиваются сами собой. Я не сдерживаю их, пусть текут. Впервые за всю жизнь мне не стыдно плакать от счастья.
— Привет, малышка, — шепчу я, и голос предательски дрожит.
За медсестрой выходит Лена.
В тёплом сером платье, волосы собраны в хвост, на лице лёгкий макияж. Бледная, усталая, но такая красивая, что дух захватывает.
Я смотрю на неё — на женщину, которая подарила мне это счастье, которая девять месяцев носила под сердцем наше чудо — и не могу вымолвить ни слова.
Просто стою и смотрю.
— Ну что застыл? — Лена улыбается, подходит ближе. — Отдавай цветы, а то руки у тебя заняты.
Протягиваю букет Лене, целую.
— Спасибо, — говорю я хрипло. — Спасибо тебе за дочку. За то, что ты есть. За всё.
Лена берёт цветы, нюхает их, и на её глазах тоже блестят слёзы.
Вручаю коробку конфет медсестре, благодарю всех врачей. Она машет нам на прощание, желает счастья.
Мы идём к машине — я несу дочку, Лена идёт рядом, опираясь на мою руку. Медленно, осторожно. Я установил автолюльку ещё неделю назад, проверил все крепления раз десять.
Лена садится на заднее сиденье, рядом с дочкой.
— Ну что, поехали домой, — говорю я, заводя двигатель. И это простое слово — «домой» — звучит так тепло, так правильно.
Еду медленно, аккуратно, объезжаю все ямы и неровности. Поглядываю в зеркало заднего вида — Лена сидит, положив руку на люльку, смотрит на дочку не отрываясь. На её лице такое выражение любви и нежности, что у меня снова комок в горле.
Мы втроём.
Наша семья.
Наконец-то.
Дома помогаю Лене подняться, несу люльку с дочкой. Открываю дверь — всё готово. Детская кроватка с балдахином, комод с пелёнками и распашонками, пеленальный столик. Мы готовились к этому дню месяцами.
Устраиваю Лену на диване, ставлю люльку рядом. Иду на кухню, завариваю чай. Возвращаюсь с двумя чашками и печеньем.
— Как ты? — спрашиваю, садясь рядом. — Устала?
— Очень, — признаётся она, прислоняясь головой к моему плечу. — Но так счастлива.
Мы сидим в обнимку, пьём чай и смотрим на спящую дочку. Она сопит носиком, шевелит крошечными пальчиками. Самый прекрасный звук в мире.
Телефон звонит. Андрей.
— Ну что, отец? — слышу я его радостный голос. — Поздравляю! Как Лена? Как малышка?
— Всё отлично, — отвечаю я, не в силах сдержать улыбку. — Дочка красавица.
— Молодцы! — Андрей смеётся. — Слушай, зовите потом на прогулки, когда освоитесь. Макар вас, кстати, вспоминает, спрашивает, когда увидимся.
Макар.
Полгода назад Вика просто исчезла. Привезла сына бабушке — маме Лены — и пропала. Звонит раз в месяц, говорит, что живёт в другом городе, что устраивает свою жизнь. Больше ничего.
Ольга Петровна была в шоке. Позвонила Лене в слезах, сказала, что не справляется с четырёхлетним мальчиком. Мы сразу же связались с Андреем.
— Мы с Машей хорошо относимся к Макару, — сказал он тогда. — Заберём его к себе. Он мой сын, в конце концов.
И они забрали, пока Вика не объявится. Хотя, судя по всему, она и не собирается. Андрей говорит, что, скорее всего, её лишат родительских прав за неисполнение обязанностей, и Макар останется с ними.
— Кстати, Кирилл, — продолжает Андрей, и в его голосе появляется серьёзная нотка. — Я хочу вернуть тебе деньги, которые ты платил Вике все эти годы. Посчитал — набегает приличная сумма. Это будет справедливо. Она ж, естественно, тебе их не вернёт. А ты платил за моего ребёнка, не зная правды.
Я молчу секунду, обдумывая его слова.
Да, деньги были немалые.
Но сейчас, глядя на свою дочку, на жену, я понимаю — мне не нужны эти деньги. Они ничего не изменят.
— Знаешь что, Андрей, — говорю я, и в груди разливается тепло от внезапно пришедшей мысли. — Не надо возвращать мне. Если хочешь, перечисляй эти деньги в благотворительные детские фонды. Пусть хоть какая-то польза будет от всей этой истории. Другим детям поможем.
На том конце линии тишина.
Потом Андрей говорит, и я слышу, что он улыбается:
— Ты молодец, друг. Хорошая идея. Так и сделаю. Спасибо тебе.
— А на прогулки обязательно позовём, — обещаю я. — Как освоимся немного.
— Держитесь там! — смеётся он. — Я помню, как это было с первым ребёнком. Не спали неделями.
Кладу трубку.
Лена смотрит на меня с улыбкой.
— Андрей поздравляет?
— Да. Зовёт на прогулки, — отвечаю я, потом добавляю: — И хотел вернуть все деньги, которые я платил за Макара. Но я попросил перечислять их в детские благотворительные фонды.
Лена смотрит на меня долго, потом наклоняется и целует меня в щёку.
— Ты хороший человек, — шепчет она. — Самый лучший.
Телефон снова звонит. На этот раз Ольга Петровна — мама Лены.
— Леночка! — слышу я её взволнованный голос из динамика. — Как ты, доченька? Как моя внученька?
За полгода многое изменилось.
Когда Вика бросила Макара, Ольга Петровна наконец поняла, какой на самом деле выросла её младшая дочь. Позвонила Лене в слезах, извинялась, просила прощения за то, что всегда защищала Вику.
Лена простила.
Конечно, простила. Она не может держать зло на мать.
— Всё хорошо, мам, — отвечает Лена тепло. — Мы дома. Малышка спит.
— Как её назвали? — спрашивает Ольга Петровна. — Ты так и не сказала. Определились, наконец?
Лена смотрит на меня, улыбается.
— София, — говорит она. — Софья Кирилловна.
— Красивое имя, — в голосе матери слышатся слёзы. — Очень красивое. Лена, можно я сегодня заеду? Посмотрю на внучку?
— Конечно, мам, — кивает Лена. — Приезжай. Будем рады.
После визита мамы Лена уставшая откидывается на диван. На улице темнеет.
— Устала? — спрашиваю я. — Может, полежишь?
— Сейчас, — она смотрит на Софию. — Только малышку уложу.
Берёт дочку на руки, несёт в спальню. Я иду следом, смотрю, как она осторожно кладёт её в детскую кроватку, которая стоит рядом с нашей. Поправляет одеяльце, целует в лобик.
— Спи, моя хорошая, — шепчет Лена. — Спи, солнышко.
Мы ложимся в постель. Лена сразу прижимается ко мне, кладёт голову на грудь. Я обнимаю её, смотрю на кроватку, где спит наша дочка.
— Спасибо, — шепчет Лена. — За всё.
Целую её в макушку, зарываюсь лицом в её волосы. Они пахнут шампунем и чем-то сладким, домашним.
— Это тебе спасибо, — отвечаю я. — За то, что простила. За то, что дала второй шанс. За то, что подарила мне семью.
Лена обнимает меня крепче, и мы лежим так, слушая тихое сопение Софии. За окном шумит вечерний город, где-то вдалеке проезжают машины, светятся окна других квартир. А здесь, в нашей спальне, тепло и тихо.
Рядом с нами сопит наша дочка — маленькое чудо, которое мы так долго ждали.
И я понимаю — я счастлив.
По-настоящему, глубоко, всем сердцем счастлив.
Всё, через что мы прошли — всё это того стоило. Ради этого момента. Ради того, чтобы лежать здесь, обнимая любимую женщину, зная, что в кроватке рядом спит наша дочь.
Жизнь даёт вторые шансы.
Не всем, не всегда. Но мы получили свой. И я не упущу его. Никогда.
Буду любить Лену каждый день, каждую минуту. Буду оберегать нашу семью, как самое ценное, что у меня есть. Буду для Софии лучшим отцом, каким только смогу.
Потому что они — смысл моей жизни.
Обе.
И я готов на всё, чтобы они были счастливы.
Лена уже засыпает, её дыхание становится ровным, спокойным. Я глажу её по волосам, слушаю, как сопит София, и закрываю глаза.
За окном темнеет.
Начинается новая жизнь. Наша жизнь. Втроём.
И она уже прекрасна.