Сообщение приходит в среду, около полудня, когда я сижу в офисе над проектом торгового центра:
«Кирилл, нам срочно нужно встретиться. Сегодня, 18:00, кафе «Шанс» на Пушкинской. Это важно. Не говори Лене. Вика»
Я перечитываю сообщение три раза, чувствуя, как холодеет внутри. Два месяца. Целых два месяца я живу с этим грузом, засыпаю и просыпаюсь с мыслью о той ночи.
Два месяца я избегаю семейных ужинов, придумываю отговорки, когда Лена зовет Вику к нам.
Два месяца я надеюсь, что та ночь осталась в прошлом, что Вика забыла, что все как-то рассосётся само собой.
Но теперь она пишет.
Срочно.
Не говори Лене.
Пальцы дрожат, когда я набираю ответ: «Буду»
Остаток дня проходит в мучительном ожидании. Андрей что-то говорит о новых материалах для фасада, я киваю, не слыша ни слова. Архитектор из подрядной организации показывает расчеты — я смотрю на цифры, но они не складываются в смысл. В голове крутится одна мысль: что ей нужно?
В пять я сворачиваю работу, говорю Андрею, что плохо себя чувствую. Это правда — меня действительно тошнит от тревоги. Еду через весь город, хотя до встречи еще час. Паркуюсь за два квартала от кафе, сижу в машине, сжимая руль. Может, не идти? Просто развернуться и уехать?
Но я знаю, что пойду. Потому что боюсь, что она сделает, если я не появлюсь.
Без десяти шесть я вхожу в кафе. Это маленькое, уютное место с деревянными столиками и приглушенным светом. Здесь пахнет кофе и корицей.
Вика уже сидит в дальнем углу, в темном платье, волосы убраны в хвост. Она выглядит... серьезно. Не так, как в ту ночь, когда улыбалась и флиртовала. Сейчас ее лицо напряжено, глаза красные, словно плакала.
Я подхожу к столику, сажусь напротив. Молчу, жду. Она смотрит на меня долго, изучающе, потом тихо говорит:
— Спасибо, что пришел.
— У меня был выбор? — мой голос звучит резче, чем хотелось бы.
Она вздрагивает, отводит взгляд.
— Кирилл, я... это сложно. Я не знала, как тебе сказать.
Сердце начинает биться быстрее. Что-то плохое. Что-то очень плохое сейчас прозвучит, я чувствую это каждой клеткой.
— Просто скажи, — я наклоняюсь вперед, понижаю голос. — Зачем ты меня вызвала? Что случилось?
Вика делает глубокий вдох, смотрит мне в глаза.
— Я беременна.
Время останавливается.
Звуки кафе отдаляются — смех за соседним столиком, звон посуды, музыка из динамиков. Всё становится нереальным, словно я смотрю фильм про чужую жизнь.
— Что? — это всё, что я могу выдавить.
— Беременна, — она повторяет, и в ее голосе дрожь. — От тебя. От той ночи.
Я откидываюсь на спинку стула, чувствую, как земля уходит из-под ног, хотя я сижу. Беременна. От меня. Ребенок.
— Ты уверена? — глупый вопрос, но другие не приходят в голову.
— Сделала три теста. Все положительные. Была у врача вчера. — Она достает из сумочки листок бумаги, протягивает мне. Медицинская справка, печать, подпись. Срок — шесть недель. — Других мужчин не было. Только ты.
Я смотрю на справку, буквы прыгают перед глазами. Шесть недель. Считаю в уме — да, совпадает. Та проклятая ночь была ровно восемь недель назад. Все сходится.
— Господи, — я закрываю лицо руками. — Господи, Вика, как это могло случиться?
— Как обычно случается, — в ее голосе появляется горечь. — Мы не предохранялись. Ты помнишь хоть что-нибудь из той ночи?
Помню ли?
Обрывки. Вспышки. Ее кожа, ее губы, безумие, которое накрыло меня с головой. Но деталей нет, алкоголь стёр их.
— Мало, — признаюсь я тихо. — Я был пьян. Это не оправдание, просто... я почти ничего не помню.
— Вот и я надеялась, что ничего не случится, — Вика складывает руки на столе, пальцы сплетены так крепко, что побелели костяшки. — Но случилось.
Официантка подходит к нашему столику, улыбается профессионально:
— Что будете заказывать?
— Кофе, — говорю я машинально. — Двойной эспрессо.
— Мне травяной чай, — Вика смотрит на официантку с извиняющейся улыбкой. — Мятный, если есть.
Официантка уходит, и мы снова остаемся вдвоем. Тишина давит, как физическая тяжесть.
— Что ты собираешься делать? — наконец спрашиваю я, хотя боюсь ответа.
Вика смотрит в окно, где уже сгущаются зимние сумерки.
— Не знаю, — говорит она медленно. — Думала о прерывании. Даже записалась в клинику. Но потом... — она кладет руку на живот, еще плоский, и в этом жесте столько беззащитности, что у меня сжимается сердце. — Не могу. Понимаешь? Знаю, что всё сложно, что неправильно, но это ребенок. Живой человек. Я не могу просто... избавиться.
Я чувствую, как стены смыкаются вокруг меня. Если она оставит ребенка, это значит...
— Лена, — выдыхаю я. — Ты расскажешь Лене.
— Нет, — Вика резко качает головой. — Нет, я не хочу ей рассказывать. Это убьет ее. Убьет наши отношения. Мама... представляешь, что будет с мамой, если она узнает?
— Тогда что? — я наклоняюсь через стол, голос срывается на шепот. — Как ты собираешься скрывать беременность? Роды? Ребенка? Вика, это невозможно!
— Я переезжаю, — она говорит быстро, словно боится, что не успеет выговориться. — У меня есть вариант работы в другом городе. Скажу всем, что нужна перемена обстановки, карьерный рост. Уеду до того, как живот станет заметным. Рожу там, останусь на какое-то время. Потом вернусь с ребенком, скажу, что отец — мужчина из того города, но мы расстались.
План звучит абсурдно, но в то же время... возможно? Моя голова пытается просчитать варианты, найти дыры в логике, но мысли путаются.
— И чего ты хочешь от меня? — спрашиваю я, хотя уже догадываюсь.
Официантка приносит заказ. Я обжигаюсь эспрессо, глотаю горькую жидкость, не чувствуя вкуса. Вика медленно помешивает чай, не поднимая глаз.
— Денег, — говорит она наконец. — Мне нужна финансовая поддержка. Съём жилья, врачи, роды, потом ребенок... это дорого, Кирилл. Я не потяну одна.
Вот оно. Я попал в ловушку. Идеальную, безупречную ловушку.
— Сколько? — голос звучит чужим.
— Сто тысяч в месяц, — она называет сумму быстро, словно репетировала. — На первое время. Потом посмотрим. Это же твой ребенок тоже, Кирилл. Ты тоже несёшь ответственность.
Сто тысяч! Сто тысяч? Это... много, но не критично. Я зарабатываю хорошо, офис приносит стабильный доход. Жена не отслеживает каждую мою трату, у нас раздельные карты. Можно скрыть. Придумать расходы на проект, на оборудование, на что угодно.
— А если я откажусь? — это не угроза, просто вопрос.
Вика наконец смотрит на меня, и в ее глазах я вижу сталь.
— Тогда я расскажу Лене. Всё. И она решит, что делать дальше — с тобой, со мной, с этим ребенком. Но думаю, твой брак не переживет такого, правда?
Шантаж. Чистый, откровенный шантаж. Я должен возмутиться, встать и уйти, послать ее к черту. Но вместо этого я сижу, стиснув зубы, и понимаю, что у меня нет выбора.
Если Лена узнает — все рухнет. Наш брак, ее доверие, которое я и так предал. Она не простит измену, а уж измену с собственной сестрой... тем более с ребенком в результате. Это будет конец.
— Хорошо, говорю я тихо, и каждое слово дается с трудом. — Я буду помогать финансово. Но есть условие.
— Какое? — Вика настораживается.
— Лена никогда, слышишь, никогда не должна узнать, что я отец. Если ты вернешься с ребенком — это будет чужой ребенок. От мужчины из другого города. Я просто дядя Кирилл, муж твоей сестры. Ничего больше.
— Договорились, — она кивает быстро. — Мне это даже выгоднее. Меньше вопросов.
Мы молчим. Я допиваю остывший кофе, чувствуя горечь не только во рту, но и в душе. Вот так просто я согласился. Даже не пытался бороться, искать другие выходы. Просто сдался.
— Когда тебе нужны деньги? — спрашиваю я устало.
— Первого числа. На карту. Я скину реквизиты, — Вика достает телефон, делает несколько движений пальцем. — Отправила.
Мой телефон вибрирует в кармане. Я не достаю его. Не хочу видеть этот номер, эти реквизиты. Не хочу, чтобы это становилось реальным.
— Кирилл, — Вика протягивает руку через стол, пытается коснуться моей. Я отдергиваю ее. Она вздыхает. — Я не хотела, чтобы так получилось. Правда. Но раз уж случилось... давай хотя бы сделаем это цивилизованно. Без драм и скандалов.
— Цивилизованно, — я усмехаюсь без юмора. — Ты называешь это цивилизованно? Шантаж, тайный ребенок, обман Лены?
— А что еще нам остается? — в ее голосе появляются слезы. — Ты предлагаешь разрушить все? Признаться Лене и разорвать семью? Или может, мне сделать аборт и до конца жизни жалеть об этом?
Она плачет. Тихо, почти беззвучно, слезы текут по щекам. Люди за соседними столиками начинают оглядываться. Я достаю салфетку из держателя, протягиваю ей.
— Не плачь, — говорю я, чувствуя себя чудовищно. — Прошу. Не надо.
— Извини, — она вытирает лицо. — Гормоны. Врач говорит, это нормально на таком сроке.
Гормоны.
Беременность.
Ребёнок.
Мой ребёнок.
Эта мысль еще не укладывается в голове. Я буду отцом. Но не смогу быть им по-настоящему. Буду платить деньги и смотреть издалека, как растет мой сын или дочь, и притворяться чужим.
— Я поеду, — говорю я, вставая. — Лена ждет меня к ужину.
— Конечно, — Вика тоже встает, надевает пальто. — Кирилл, еще раз... спасибо. Что согласился помочь. Знаю, это нелегко.
Я не отвечаю. Просто выхожу из кафе, в холодный декабрьский вечер, и иду к машине. Сажусь за руль, но не завожу мотор. Сижу в темноте, смотрю на огни города, и чувствую, как жизнь ускользает из-под контроля.
Два месяца назад я совершил ошибку.
Сегодня я подписал договор с дьяволом.
И дальше будет только хуже.
Телефон вибрирует — сообщение от Лены: «Любимый, ты где? Ужин стынет»
Я смотрю на это сообщение, на сердечко в конце, и понимаю, что потерял право называться «любимым». Что каждый день буду обманывать ее, смотреть в глаза и лгать. Каждый первый день месяца буду переводить деньги Вике, скрывать расходы, придумывать истории.
И все это — чтобы сохранить то, что уже разрушил.
Завожу двигатель, еду домой. К жене, которую люблю и которой изменяю каждым своим вдохом. К жизни, которая стала ложью.
А где-то в другом конце города Вика тоже едет к себе, положив руку на живот, где растет наш общий секрет.
Секрет, который рано или поздно все равно раскроется.