**Елена**
Утренний свет прорезает жалюзи, рисуя полосы на стене. Я просыпаюсь за несколько минут до будильника, как всегда. Тело помнит режим, даже когда мозг еще плавает в остатках сна. Лежу, глядя в потолок, и привычно прислушиваюсь к тишине квартиры. Три года — а я всё еще жду, что услышу дыхание рядом. Шаги на кухне. Голос, спрашивающий, не видела ли я его галстук.
Но в квартире тихо. Только мое дыхание и тиканье часов.
Поднимаюсь, иду в душ. Вода смывает остатки сна, но не может смыть воспоминания. Они всегда со мной, как татуировка, которую нельзя свести. Иногда бледнеют, становятся менее заметными, но стоит чему-то напомнить — и они снова ярко проступают на коже души.
Кирилл. Вика. Макар.
Три имени, изменившие мою жизнь.
Быстро одеваюсь, выбирая строгий брючный костюм. Прошли те времена, когда я наряжалась, чтобы порадовать кого-то. Теперь всё функционально — удобно, практично, профессионально.
Кофе на кухне, быстрый завтрак. Квартира изменилась за эти годы — я сделала ремонт, сменила мебель, переклеила обои. Ничто не должно напоминать о том, что здесь жил кто-то еще. Что это был наш дом. Теперь это мой дом, только мой. Пустой, безжизненный, но мой.
Выхожу на улицу, сажусь в машину. Та же самая — не хватило духу продать. Слишком много воспоминаний связано с ней. Наши поездки за город, наши глупые песни по радио, наши ссоры и примирения на этих самых сиденьях. В бардачке до сих пор лежит его зажигалка. Я не курю, она не нужна мне, но выбросить не могу.
По радио крутят какую-то попсу, я переключаю на новости. Политика, экономика, погода — всё что угодно, лишь бы не музыка. Музыка пробуждает эмоции, а я давно научилась их подавлять. Проще жить, когда не чувствуешь.
Еду в поликлинику через утренние пробки. Город просыпается, люди спешат на работу, дети идут в школу. Обычное буднее утро. Для них — обычное. Для меня — еще один день, который нужно прожить, не сломавшись.
В отделении меня уже ждут — медсестры, врачи, первые пациенты. Я — заведующая теперь. Карьерный рост пришел неожиданно и быстро, словно компенсация за личные потери. Всё время, все силы, всю энергию я вкладываю в работу. Хорошее оправдание, чтобы не строить личную жизнь.
— Доброе утро, Елена Владимировна, — улыбается Марина, молодая медсестра. — У нас сегодня тяжелый день, десять первичных приемов.
— Справимся, — киваю я, проходя в свой кабинет.
Закрываю дверь, вешаю халат. Включаю компьютер, просматриваю расписание приемов. Стандартные процедуры, ритуалы, которые создают иллюзию стабильности. Пока я здесь, пока занята делом — всё в порядке. Хуже, когда возвращаюсь в пустую квартиру.
Первый пациент — мальчик пяти лет с мамой. Кашель, насморк, стандартная осенняя простуда. Осматриваю горло, слушаю легкие, выписываю рецепт. Работа отвлекает, дает смысл. Я хороший врач, дети меня любят. Может быть, потому что я так и не успела стать матерью — вся нерастраченная материнская нежность достается им, чужим детям.
Своего ребенка у меня нет.
Десять приемов сменяют друг друга, и ровно в два часа дня я закрываю карту последнего пациента. Обеденный перерыв. Марина заглядывает в кабинет, предлагает пойти в кафе напротив.
— Елена Владимировна, пойдемте с нами! Там новый суп-пюре из тыквы, вкуснятина!
— В следующий раз, Марина, — улыбаюсь я заученной улыбкой. — Нужно закончить отчеты.
Она не настаивает, уже привыкла к отказам. Я редко хожу куда-то с коллегами. Не потому что не люблю их — просто не хочу разговоров. Вопросов. Сочувствующих взглядов. Попыток познакомить с «замечательным мужчиной, он тоже врач, вы точно найдете общий язык».
Было уже. Не раз.
Анастасия Петровна из терапевтического отделения знакомила с братом. Любовь Сергеевна, старшая медсестра, приглашала на день рождения, где «случайно» оказался ее сосед-вдовец. Даже главврач намекал, что его племянник, тоже хирург, недавно расстался с девушкой.
Все они хотят как лучше. Считают, что после развода мне нужно «двигаться дальше». Но как объяснить им, что я не готова? Что не могу впустить в свою жизнь нового мужчину, потому что не верю больше никому? Что любые отношения кажутся потенциальной угрозой, новой возможностью быть преданной?
Как объяснить, что по ночам мне до сих пор снится Кирилл?
Телефон вибрирует. Сообщение от Вики: «Привет, сестренка! Не забудь, что сегодня в шесть у Макара тренировка по футболу. Он очень хочет, чтобы ты пришла посмотреть. Говорит, что забьет гол специально для тебя».
Смотрю на сообщение и чувствую, как сердце сжимается. Макар. Мой племянник. Сын моей сестры. Сын моего бывшего мужа.
Долгое время я не могла смотреть на этого ребенка без боли. Каждый раз, видя его, я видела Кирилла — его глаза, его улыбку, его жесты. Каждый раз это было словно ножом по свежей ране.
Но шли месяцы, проходили годы, и я поняла — Макар не виноват. Он не просил появляться на свет в таких обстоятельствах. Он не выбирал своих родителей. Он просто ребенок, маленький мальчик, который ни в чем не виноват.
И я простила Вику. Не сразу, не легко. Она приходила ко мне, плакала, умоляла, говорила, что это была ошибка, что она не хотела разрушить мою семью. В конце концов, я решила — она моя сестра, моя кровь. Единственный родной человек, кроме мамы. И я не могу вычеркнуть ее из своей жизни, как бы больно ни было.
«Буду», — отвечаю я и отправляю сообщение.
Я люблю Макара. Как ни странно, как ни больно это признавать — я люблю этого мальчика. В свои почти четыре года он смышленый, добрый, улыбчивый. Он зовет меня «тетя Лена» и обнимает так крепко, что перехватывает дыхание. Он не знает, не понимает, что его появление на свет разрушило мою жизнь. И не должен никогда узнать.
Кирилл не участвует в его жизни напрямую. Платит алименты, исправно, каждый месяц — Вика рассказывала. Иногда присылает подарки на день рождения и Новый год. Но не приходит, не звонит, не пытается увидеться. Я не знаю, почему. Может быть, не хочет быть отцом. Может быть, не может смотреть в глаза ребенку, который стал результатом самой большой ошибки в его жизни.
А может, не хочет сталкиваться со мной. Город большой, но круги пересечения слишком тесны. Если бы он стал активно участвовать в жизни Макара, мы бы неизбежно встречались.
Я не видела его три года. Не знаю, где он живет, с кем, как. В первый год развода я намеренно избегала любых новостей о нем. Блокировала общих знакомых в социальных сетях, просила не упоминать его имя в разговорах. Мне казалось, что так будет легче — если я вырежу его из своей жизни полностью, как вырезают злокачественную опухоль.
Потом, медленно, новости стали просачиваться. Кто-то упомянул, что он теперь живет за городом. Кто-то сказал, что у него своя архитектурная фирма. Кто-то — что он много путешествует.
Каждая деталь, каждая крупица информации причиняла боль. Я представляла его — живущего своей жизнью, строящего карьеру, возможно, встречающего новую любовь. В то время как я всё еще просыпаюсь по ночам от снов о нем, всё еще вздрагиваю, когда вижу на улице похожую фигуру, всё еще не могу избавиться от его вещей, которые нашла в дальнем ящике спальни.
Пора на второй прием. Встаю, поправляю халат, смотрю в маленькое зеркало на стене. Выгляжу усталой, под глазами тени. Ничего, к вечеру будет еще хуже.
Рабочий день тянется, как резина. Еще много приёмов, консультация интерна, проверка карт, подписание рецептов. В половине шестого я наконец снимаю халат, беру сумку и выхожу из кабинета. Наталкиваюсь на Сергея, хирурга-ортопеда из соседнего крыла.
— Елена Владимировна! — он улыбается слишком широко, слишком дружелюбно. — А я как раз к вам заглядывал. Хотел спросить, может, поужинаем вместе сегодня? Открылся новый итальянский ресторан недалеко, говорят, шеф-повар из самой Италии.
Сергей. Хороший врач, симпатичный мужчина, разведен, двое детей. Уже третий раз приглашает меня куда-то. И третий раз я отказываю.
— Извините, Сергей Николаевич, — говорю я с вежливой улыбкой. — У меня сегодня планы. Племянник, футбольная тренировка.
— А завтра? — он не сдается.
— Завтра отчеты, — качаю головой. — Может быть, в другой раз.
Мы оба знаем, что другого раза не будет. Он вздыхает, кивает, отступает. В его глазах я вижу непонимание — красивая женщина, успешная, независимая, почему отказывает? Что с ней не так?
Со мной многое не так, Сергей. Слишком многое.
Еду на футбольную тренировку через весь город. Пробки, светофоры, суета. Успеваю как раз к началу. Паркуюсь, выхожу, иду к полю, где уже бегают мальчишки в одинаковых синих футболках.
Вика машет мне с трибуны. Красивая, яркая, в джинсах и красной куртке. Со стороны никто бы не догадался, что между нами произошло. Выгляжу приветливой, улыбаюсь, обнимаю ее в знак приветствия. Сестры, просто сестры, которые пришли поддержать сына одной из них.
— Привет! — она тоже обнимает меня. — Ты как раз вовремя, они только разминаются. Макар тебя уже высматривает.
И действительно, маленькая фигурка отделяется от группы и бежит к нам. Синяя футболка, крошечные бутсы, всклокоченные темные волосы.
— Тетя Лена! — кричит Макар, подбегая. — Ты пришла! Я сегодня забью гол, вот увидишь!
Я наклоняюсь, обнимаю его. Его маленькие ручонки обвивают мою шею, и я чувствую, как что-то внутри меня тает, ломается, рушится.
— Я уверена, что забьешь, — говорю я, целуя его в макушку. — Ты у нас настоящий Месси.
— Не Месси, а Роналду! — смеется он и убегает обратно на поле.
Мы с Викой садимся на трибуну. Я смотрю на племянника — он бегает с мячом, смеется, толкается с другими мальчишками. Обычный счастливый ребенок. Который не знает, что его появление на свет разбило чью-то жизнь вдребезги.
— Как ты? — тихо спрашивает Вика. — Выглядишь усталой.
— Много работы, — отвечаю я стандартной отговоркой. — В отделении новое оборудование, нужно всех обучить, плюс отчетность.
Она смотрит на меня внимательно, и я вижу в ее глазах понимание. Она знает, что дело не только в работе. Никогда не было только в работе.
— Может, сходим в эти выходные куда-нибудь? — предлагает она. — Ты, я, Макар. Можем в зоопарк или в аквапарк. Ему очень понравилось в прошлый раз.
— Посмотрим, — уклончиво отвечаю я. — Если не будет срочных вызовов.
Вика вздыхает, но не настаивает. Она знает, что я приду. Ради Макара приду, даже если буду падать с ног от усталости.
— Кирилл звонил вчера, — говорит она вдруг, и я замираю. Имя, которое мы обычно не произносим вслух. — Спрашивал о Макаре. Хочет на день рождения подарить велосипед.
— Хороший подарок, — говорю я нейтральным тоном, хотя внутри все сжимается. — Макар будет рад.
— Он спрашивал о тебе, — продолжает Вика, и я вижу, как она напряжена, как подбирает слова. — Как ты, что у тебя нового. Я сказала, что ты стала заведующей, что много работаешь.
— Зачем ему это знать? — мой голос звучит резче, чем я хотела.
— Не знаю, — она пожимает плечами. — Может, до сих пор переживает.
— Пусть не переживает, — отрезаю я. — У меня все отлично. Жизнь прекрасна. Без него.
Вика молчит, смотрит на поле. Макар бегает с мячом, тренер что-то кричит, другие родители аплодируют. Обычный вечер, обычная тренировка. Только в воздухе висит имя, которое мы стараемся не произносить.
Кирилл.
Тот, кто когда-то был центром моей вселенной. Тот, кто предал меня самым страшным образом. Тот, о ком я стараюсь не думать днем и думаю каждую ночь.
И мне страшно признаться даже самой себе, что иногда — в самой глубине души, в самых темных закоулках сердца — я все еще скучаю по нему.
— Гол! — кричит вдруг Макар, забивая мяч в ворота, и бежит к нам, раскинув руки. — Тётя Лена, ты видела? Я забил гол! Для тебя!
Я улыбаюсь, хлопаю в ладоши, и на секунду всё отступает — боль, горечь, обида. Есть только этот момент, этот мальчик, его искренняя радость.
Но, пока я смотрю на племянника, память снова безжалостно подкидывает мне образ Кирилла — человека, которого когда-то любила больше жизни. Человека, который разбил мое сердце.
Человека, которого я, возможно, никогда не перестану любить.