Глава 8

Конверт лежит на столе уже три часа. Я смотрю на него, не решаясь открыть. Хотя знаю, что там внутри. Знаю по тому, как его вручил курьер — формально, отстраненно, попросив расписаться в получении. Знаю по логотипу юридической конторы в углу.

Исковое заявление о расторжении брака.

Руки дрожат, когда я наконец вскрываю конверт. Достаю несколько листов, пробегаю глазами. Юридический язык, сухие формулировки, никаких эмоций. «Истец: Макарова Елена Владимировна. Ответчик: Макаров Кирилл Александрович. Основание: непреодолимые разногласия, утрата доверия, невозможность дальнейшего совместного проживания».

Непреодолимые разногласия.

Какое красивое словосочетание для обозначения того, что я разрушил наш брак одной гребаной ночью.

Я откидываюсь на спинку дивана — чужого дивана, в чужой квартире, которую снял три недели назад. Однушка, простая мебель, белые стены, пустота. Ничего личного, ничего родного. Просто место, где я сплю и пытаюсь понять, как дальше жить.

После того как Лена узнала правду, все покатилось с бешеной скоростью. Она не кричала, не устраивала истерик. Просто посмотрела на меня, и в ее глазах была такая боль, такое презрение, что мне захотелось провалиться сквозь землю.

«Уходи», — сказала она тихо. — «Сейчас же. Забирай вещи и уходи. Не хочу тебя видеть».

Я пытался говорить, объясняться, просить прощения. Бросился к ней, хотел обнять, удержать. Она отстранилась, как от прокаженного.

«Не трогай меня. Никогда больше меня не трогай».

Я собрал вещи за двадцать минут. Запихнул в сумку одежду, документы, ноутбук. Все остальное осталось там — наша квартира, наша жизнь, наше счастье. Вышел за порог и услышал, как за спиной щелкнул замок.

С тех пор прошло три недели. Три недели я живу в этой коробке, просыпаюсь по ночам в холодном поту и пытаюсь дозвониться до Лены. Она не берет трубку. Заблокировала меня везде — в телефоне, в мессенджерах, в соцсетях. Стерла меня из своей жизни одним движением.

Я пытался прийти к ней на работу. Дождался окончания смены, стоял у входа в клинику. Она вышла, увидела меня и развернулась обратно. Охранник вежливо, но твердо попросил меня уйти. Сказал, что доктор Смирнова просила не пускать меня на территорию.

Доктор Смирнова.

Она вернула девичью фамилию еще до официального развода.

Я встаю, иду на кухню, наливаю стакан. Дешевый, горький напиток обжигает горло. Допиваю, наливаю еще. Боль притупляется, но ненадолго. А потом становится еще хуже.

Телефон вибрирует. Я хватаю его — может, Лена? Нет. Номер адвоката.

— Макаров слушает, — отвечаю я.

— Кирилл Александрович, добрый вечер, — голос спокойный, профессиональный. — Звоню по поводу искового заявления. Вы получили?

— Получил.

— Отлично. Нам нужно встретиться, обсудить ваши действия. Когда вам удобно?

— А смысл? — спрашиваю я устало. — Она хочет развода — пусть будет развод. Я не буду оспаривать.

— Тем не менее, нужно обсудить детали. Раздел имущества, финансовые вопросы...

— Пусть забирает всё, — перебиваю я. — Квартиру, машину, счета. Мне ничего не нужно.

Молчание на том конце. Потом адвокат осторожно говорит:

— Кирилл Александрович, я понимаю, что сейчас эмоциональный период, но давайте думать рационально. У вас есть права...

— Какие, к черту, права? — я почти кричу. — Я изменил жене с ее сестрой! У меня родился ребенок от этой измены! Какие у меня права?!

Снова пауза.

— Хорошо, — адвокат вздыхает. — Я передам вашу позицию. Но формально встретиться все равно нужно. Хотя бы один раз. Подписать документы.

— Когда?

— Завтра, три часа дня. Мой офис на Тверской, пришлю адрес.

— Буду.

Я бросаю трубку. Допиваю из стакана, наливаю в третий раз. Руки больше не дрожат. Выхожу на балкон.

Город внизу живет своей жизнью. Машины, люди, огни. Где-то там Лена. Может быть, она сейчас дома, на нашем — теперь ее — диване, пьет чай и смотрит сериал. Или плачет. Или уже не плачет, потому что слезы закончились.

Я вспоминаю наш последний разговор. Точнее, мой монолог, потому что она молчала.

«Лена, пожалуйста, выслушай меня!» — говорил я, стоя у двери, с набитой сумкой в руках. — «Я знаю, что поступил чудовищно. Знаю, что предал тебя. Но я люблю. До сих пор люблю. Это была ошибка, страшная ошибка, но она не отменяет всего, что между нами было».

Она смотрела на меня, и в ее глазах не было ничего. Ни гнева, ни боли. Просто пустота.

«Ты любишь меня?» — спросила она тихо. — «Правда? Когда занимался любовью с моей сестрой — ты любил меня? Когда она забеременела, и ты платил ей деньги девять месяцев, скрывая от меня — ты любил меня? Когда этот ребенок родился, и ты поехал в роддом ночью, соврав про аварию на объекте — ты любил меня?»

Каждый вопрос бил, как пощечина.

«Лена...»

«Уходи», — она перебила. — «Просто уходи. И не говори мне про любовь. Ты не знаешь, что это такое».

Она закрыла дверь, и я остался стоять в коридоре с сумкой в руках, чувствуя, как внутри все разваливается на куски.

Телефон снова вибрирует. Я захожу с балкона, смотрю на экран.

Вика. Её второй номер. Я выучил его, настолько часто она пыталась дозвониться до меня.

Я сбрасываю звонок. Она звонит снова. Я выключаю телефон.

Не могу. Не могу сейчас говорить с ней. Из-за нее все это случилось. Хотя, нет. Не из-за нее. Из-за меня. Я сделал выбор той ночью. Я впустил ее в квартиру, поцеловал, переспал. Я согласился платить, молчать, врать. Все это — мой выбор.

Но проще обвинять ее.

Следующий день тянется мучительно медленно. Я не хожу в офис — взял отпуск на неопределенный срок. Андрей в курсе, что у меня развод. Не знает деталей, но видит, что я на дне. Сказал, что справится без меня, что главное — привести себя в порядок.

Привести в порядок.

Как можно привести в порядок то, что рассыпалось в пыль?

В два я выхожу из квартиры, еду на встречу с адвокатом. Офис на Тверской, бизнес-центр, восьмой этаж. Я поднимаюсь на лифте, вхожу в приемную. Секретарша улыбается профессионально, просит подождать.

Я сижу на кожаном диване, смотрю в окно. Москва за стеклом, огромная, равнодушная. Где-то там моя жена — бывшая жена — живет без меня. Привыкает к мысли, что меня больше нет в ее жизни.

— Кирилл Александрович? — адвокат выходит из кабинета, протягивает руку. — Проходите.

Я следую за ним. Кабинет просторный, строгий. Большой стол, кожаные кресла, стеллажи с книгами. Адвокат садится, жестом предлагает мне сесть напротив.

— Итак, — он открывает папку с документами. — Елена Владимировна подала на развод по упрощенной процедуре. Общих несовершеннолетних детей нет, имущественных споров нет. Если вы не возражаете, развод будет оформлен в течение месяца.

— Не возражаю, — говорю я.

— Хорошо. Что касается имущества. Квартира была приобретена в браке, оформлена на вас обоих. Елена Владимировна не претендует на вашу долю, но просит выкупить ее часть или переоформить квартиру полностью на нее.

— Пусть забирает квартиру, — говорю я устало. — Полностью. Я подпишу отказ.

Адвокат поднимает брови.

— Вы уверены? Это значительная сумма. Квартира в центре, хорошее состояние...

— Уверен.

— Автомобиль?

— Тоже ей.

— Совместные накопления?

— Делите поровну. Или пусть забирает все, мне все равно.

Адвокат смотрит на меня долго, потом вздыхает.

— Кирилл Александрович, я должен предупредить вас. Вы отказываетесь от значительной части имущества. С юридической точки зрения это нерационально.

— А с человеческой? — спрашиваю я тихо. — Меньшее, что могу сделать — не отнимать у нее всё это.

Молчание. Адвокат кивает, делает пометки в документах.

— Хорошо. Я передам вашу позицию. Нужно будет подписать несколько документов. Приготовлю к следующей встрече.

— Когда?

— Через неделю. Я пришлю дату.

Я встаю, собираясь уходить. Адвокат останавливает меня:

— Кирилл Александрович, еще один вопрос. Елена Владимировна хочет знать — вы будете пытаться с ней связаться? Она просит оставить ее в покое.

Это бьёт больнее любых документов. Она даже не хочет, чтобы я пытался.

— Передайте ей, — говорю я хрипло, — что я больше не буду ее беспокоить. Если она хочет, чтобы меня не существовало — я не существую.

Адвокат кивает, и я вижу в его глазах жалость. Мне не нужна его жалость. Мне вообще ничего не нужно, кроме возможности вернуть время назад и не открыть ту проклятую дверь.

Возвращаюсь в свою пустую квартиру. Сажусь на диван, смотрю в потолок. Телефон лежит рядом, все еще выключенный. Я включаю его. Семь пропущенных от Вики, три сообщения.

«Кирилл, нам нужно поговорить».

«Макару нужны деньги на врача. Он простудился».

«Ты игнорируешь меня? Это не дело. У тебя есть обязательства».

Обязательства.

Перед Викой у меня обязательства. Перед ребенком, которого я не хотел, который разрушил мою жизнь.

А перед Леной? Перед женщиной, которую я любил столько лет, которой клялся в верности?

Перед ней у меня больше ничего нет.

Я набираю ответ Вике: «Переведу завтра. Больше не звони без крайней необходимости».

Проходит неделя. Я подписываю документы об отказе от имущества. Квартира переходит Лене полностью. Машина тоже. Общие накопления делятся поровну, хотя я пытался отказаться и от них. Адвокат настоял — «хоть что-то оставьте себе на жизнь».

Еще через три недели приходит решение суда. Брак расторгнут. Я официально не женат.

Свободен.

Какая ирония.

Я сижу в своей съемной квартире, держу в руках свидетельство о расторжении брака и понимаю — моя жизнь разделилась на «до» и «после». До той ночи я был счастлив. Любил, был любим, строил планы на будущее. После — я один, в чужой квартире, без жены, без дома, без будущего.

Телефон вибрирует. Сообщение от Андрея: «Как ты там? Может, встретимся? Пропустим по паре?»

Я смотрю на сообщение и понимаю, что должен ответить. Должен попытаться жить дальше. Но как? Как жить, когда внутри пустота? Когда каждое утро просыпаешься и первая мысль — «ее больше нет рядом»?

Набираю ответ: «Спасибо, не сегодня. Нужно время».

Время.

Говорят, время лечит. Интересно, сколько времени нужно, чтобы зажила рана от того, что ты сам разрушил свою жизнь?

Год? Два? Десять?

Или она не заживет никогда?

Я встаю, иду на кухню, достаю бутылку. Горло обжигает, но боль внутри сильнее.

Где-то в этом городе Лена. Моя Лена. Которая больше не моя. Которая живет без меня, дышит без меня, засыпает и просыпается без меня.

А я здесь. Один. В пустой квартире. С свидетельством о разводе.

Я разрушил все сам.

И теперь придется жить с этим до конца.

Загрузка...