— О БОЖЕ, Я УЖЕ ВСПОТЕЛ, — взвыл Ларри, обмахивая себя. Мы направлялись в библиотеку Хантингтона на моей машине, и Ларри направил все вентиляционные отверстия себе на лицо. — Ты можешь включить кондиционер? — взмолился он.
— Он уже работает на всю свою мощь, — ответила я. — Извини. Машина старая.
— Честно говоря, я никогда не испытывал ничего подобного, — вздохнул Ларри, вытирая лоб платком. — Я совершенно без ума от Джека. Я просто волнуюсь, что он собирается разорвать отношения.
— Почему же?
— Он беспокоится о своем имидже. «Вампир Джейн» — его шанс на успех, и он не хочет рисковать. Джек предупредил меня, что, когда начнутся премьеры и плотное общение с прессой, нам, скорее всего, придется расстаться.
Ларри поднял темные очки и нервно взглянул в зеркало заднего вида.
— Нас кто-нибудь преследует? — спросил он.
— Нет, Ларри. Я не думаю, что какие-то папарацци, следят за Хонда Аккорд 2001 года.
— Никогда не знаешь, — ответил Ларри. — Ну, ладно, хорошо. Джек сейчас вроде как в списке Б. Я бы сказал, что он, возможно, выше в пищевой цепочке, чем Реальные домохозяйки. Но если его фильм станет хитом? Все изменится — люди будут преследовать его 24/7!
— Тебе нужно перестать волноваться. — Успокаивала я его, показывая свой читательский охраннику на стоянке. — Джек явно влюблен в тебя. Разве он не рискует своей карьерой прямо сейчас, встречаясь с тобой?
— Может, он мазохист. Может быть, я мазохист. Тьфу, я просто не могу остановиться.
Я въехала в зону парковки перед библиотекой и выскочила наружу.
— Увидимся через несколько часов? — Предложила я, когда Ларри перелез на водительское сиденье. Он показал мне знак мира и уехал.
Я направилась в библиотеку, проверила свои сумки и зашла в читальный зал.
Архивариус уже подготовила для меня запрошенные документы в большой плоской папке, которую приходилось нести обеими руками, как поднос. Осторожно положив ее на мой стол, она прошептала: — мы только что составили каталог, доктор Кори. Вы буквально первый человек, который их видит!
— Это письма Бронте к Месье Хегеру? — Я отправила запрос несколько недель назад и с нетерпением ждала встречи с ними. Архивариус улыбнулась и кивнула.
Я нетерпеливо потянулась к письмам. В течение многих лет они находились в частных руках, сохраненные потомками Константина Хегера, преподавателя французского языка Бронте и основателя школы в Брюсселе, куда она отправилась преподавать в двадцать лет. Несмотря на то, что он был женат и имел детей, Бронте влюбилась в Хегера, писала ему чаще двух раз в неделю после возвращения домой. Мадам Хегер, как и следовало ожидать, была недовольна. Она объяснила Бронте, что та может писать только два раза в год. Ничуть не смутившись, Бронте продолжала посылать письма, но Хегер отвечал коротко, нечасто, а потом и вовсе перестал. Большинство любовных писем Бронте к Хегеру были уничтожены — сожжены или выброшены, а горстка уцелевших была собрана из обрывков, извлеченных из мусорного ведра. Эксперты предположили, что месье Хегер порвал письма, а его жена выудила их из мусора.
Письма были запечатаны в жесткий прозрачный конверт, чтобы предотвратить дальнейшее ухудшение состояния. Я затаила дыхание, когда впервые посмотрела на них. Страницы пожелтели от времени, покрылись пятнами, сложенные вместе, как паззл. Почерк Бронте, скромный и ровный, пересекал страницу. Присмотревшись внимательнее, я поняла, что Бронте пишет на французском, потому что, как она написала в коротком постскриптуме, это был язык «самый драгоценный для меня, потому что он напоминает мне о Вас — я люблю французский язык ради Вас всем сердцем и душой».
Со своей стороны, я не любила французский всем сердцем и душой, и только благодаря силе воли и желанию стать доктором философии я сдала экзамен. Позаимствовав французский словарь из справочного бюро, я с трудом начала переводить. В течение следующих нескольких часов я записывала перевод на компьютере, останавливаясь только для того, чтобы перекусить во время обеда.
Как и было условлено, Ларри заехал за мной через несколько часов, сигналя у тротуара перед библиотекой и напугав нескольких туристов и стаю голубей.
— Ты выглядишь счастливым, — заметила я, усаживаясь на пассажирское сиденье. — Как там Джек?
— Замечтательно. — Кивнул Ларри. — А что насчет тебя? Продуктивно позанималась?
— Я должна рассказать тебе о письмах, которые только что прочитала,
— пропела я. — Ты умрешь. Это письма Бронте к Месье Хегеру.
— Кто это?
— Ее наставник во время ее проживания в Бельгии. Она была отчаянно влюблена в него, но он был женат и имел детей.
— Звучит ужасно знакомо. — Подметил Ларри, искоса взглянув на меня.
— Нет, нет, нет, это не похоже на вас с Джеком. Бронте была одержима Хегером, но он не отвечал ей взаимностью. Она писала ему все эти любовные письма, обильно изливая душевные потоки, и вот что — его жена читала все письма.
— Не может быть.
— Я серьезно! И Бронте знала, но ей было все равно. Она просто продолжала писать ему, даже когда он не отвечал ей, даже когда его жена писала ей, чтобы сказать: «Остынь». Можешь себе представить? Это невероятно грустно.
— Почему грустно? — спросил Ларри, и его голос стал серьезным. — Она была влюблена.
— Но мне бы хотелось, чтобы она просто взяла себя в руки и пошла дальше.
— О, Энн. — Ларри нежно поглядел на меня. — Разве ты никогда не была влюблена? Любовь заставляет людей делать сумасшедшие вещи.
— Но она была достаточно взрослой, чтобы соображать!
— Гм, посмотри на меня! Мне сорок лет, и я еду в Лос-Анджелес с моей лучшей подругой, чтобы использовать ее машину в качестве прикрытия для встречи с моим гораздо более молодым, женатым, скрытным парнем, как в лучших вестернах. Не знаю, как тебе кажется, но это звучит довольно грустно, если использовать твои слова.
— Ларри!
— Но это правда. Не так ли? Я неудачник. И достаточно взрослый, чтобы соображать.
— Ларри, прекрати. Ты не неудачник. Ты же влюбленный и безнадежный романтик.
— Наверное, ты права. — Вздохнул Ларри. — Я просто хочу найти подходящего парня.
— Так и будет. — Заверила я его. — Думаю, ты очень привлекательный.
— Спасибо. — Ларри, ласково похлопал меня по плечу. — Я тоже так думаю, и поверь мне, однажды ты влюбишься и поймешь, о чем я говорю.
Я тут же подумала об Адаме и почувствовала, как у меня горят уши. Однако я ничего не сказала, и позволила Ларри болтать о Джеке до конца нашей поездки в Фэрфакс.
Была ли я влюблена в Адама? В то время я бы сказала: «Да». Не было ничего, в чем я была бы настолько уверена, без сомнений в подлинности чувств. Став старше, я уже не была столь убеждена. Любовные письма, помолвка, горячие признания в любви — все это теперь казалось таким мелодраматичным. В конце концов, мы расстались таким предсказуемым образом — на выпускном вечере, который проходил в школьном спортзале накануне вручения дипломов.
Мать Адама должна была прилететь позже вечером, и он беспокоился, успеет ли ее самолет вовремя, как она доберется из аэропорта до его комнаты в общежитии, согласится ли она ночевать на его кровати или будет настаивать на том, чтобы спать на полу, как она отреагирует на пышность и торжественность церемонии.
Я была так поглощена собственной семейной драмой, что почти не слушала его. Лорен жила в Нью-Йорке с каким-то своим новым бойфрендом и должна была приехать на следующий день поездом. Мой отец уже прилетел, но я не сказала Адаму, желая свести их общение к минимуму.
— Увидимся утром, — сказала я папе по телефону, и он, казалось, был совершенно счастлив избежать напряженного ужина в «Чили», где он непременно еще раз попросил бы меня пересмотреть учебу в юридической школе.
— Ты меня слушаешь? — спросил Адам, когда мы подошли к спортзалу, увешанному оранжевыми и черными воздушными шарами и увенчанному большой тающей ледяной скульптурой с надписью «2003». Внутри ди-джей играл дрянную танцевальную музыку, и толпы пьяных почти-выпускников толпились вокруг танцпола.
— Угу, — промямлила я, оглядываясь по сторонам в поиске знакомых лиц. Атмосфера казалась отчаянно праздничной. Вот оно — последнее ура, последний запой перед тем, как всех нас изгонят в реальный мир. Начало было для родителей, но выпускной вечер должен был быть для нас. Но все уже изменилось. Это чувствовалось по ошеломленным взглядам людей, по принужденному легкомыслию в их голосах. К этому времени уже прилетели родители, братья, сестры, бабушки и дедушки и другие дальние родственники, и даже если они не были на вечеринке в тот вечер, их присутствие витало в воздухе.
— Я говорил, что хочу, чтобы наши родители встретились завтра, — повторил Адам. — Может быть, мы могли бы встретиться за завтраком сразу после церемонии? Центр Еврейской Культуры делает очень хорошее угощение, и я хотел бы, чтобы мои коллеги познакомились с моей мамой. Там даже будет шампанское!
— Да, — неопределенно ответила я. — Завтра я поговорю с отцом. Возможно, он захочет уехать в Нью-Йорк сразу после церемонии. Видит Бог, моя сестра захочет выбраться отсюда как можно скорее.
— Это очень важно, Энн. Когда еще у них будет возможность встретиться, прежде чем мы поженимся?
— У нас будет много других возможностей, — уклончиво говорила я.
Мы с Адамом говорили о побеге той осенью, возможно, во время одной из моих запланированных поездок в Калифорнию. Он даже осмотрел здание мэрии Сан-Франциско, взволнованно рассказывая мне, как красиво это здание, и как мы могли бы пожениться под ротондой на вершине широкой лестницы. Адам хотел, чтобы наши ближайшие родственники были там, но я убедила его сохранить церемонию в тайне — только мы вдвоем. Позже, когда мы сэкономим немного денег, то сможем устроить прием для друзей и семьи.
— Я просто думаю, что сейчас самое подходящее время, — продолжил Адам. — Все уже здесь.
— Знаю, знаю. Просто моя сестра привезла с собой своего нового бойфренда, и ты знаешь, как она тяжела в общении, равно, как и мой отец. И он уже жалуется на то, что не доверяет своему менеджеру, присматривающему за бизнесом, пока он в отъезде.
— Когда он приехал?
— Сегодня днем, — не подумав, выдала я.
— Он уже здесь? Почему ты не поужинала с ним?
— Я хотела поужинать с тобой, — пробормотала я, чувствуя, что краснею. — Кроме того, он устал и хотел лечь пораньше.
— Мы могли бы поужинать вместе, — тихо сказал Адам. — Почему ты не рассказала мне, что он уже в городе?
— Ничего страшного. Я просто хотела насладиться этим днем вместе с тобой, не переживая из-за отца и всего прочего.
Адам обошел здание сбоку, подальше от шума динамиков, от толпы людей, макающих клубнику в шоколадные фонтанчики и сгребающих креветки с ледяного ложа под тающей ледяной скульптурой. Он остановился у пустой велосипедной стойки под слабым светом фонарного столба. Неподалеку громко гудел генератор, работавший в жаркую июньскую ночь вдвое дольше обычного.
— В чем дело, Адам, что происходит? — спросила я, следуя за ним.
Он сидел, сгорбившийся, засунув руки в карманы. Я коснулась его локтя и почувствовала, как он напрягся.
— Ты злишься на меня? Что я сделала не так?
Адам повернулся и посмотрел на меня. Его волосы отросли, и он убрал их с глаз. Адам не выглядел сердитым, он был расстроен.
— Ты стыдишься меня? — с грустью проговорил он.
— Стыжусь? О чем ты говоришь?
— Не хочешь, чтобы я ужинал с твоим отцом, чтобы моя мать познакомилась с твоей семьей. Ничего мне не говоришь.
— Ты слишком остро реагируешь, Адам. Все совсем не так. Это касается меня и моей испорченной семьи. Я пытаюсь защитить тебя от них!
Адам не ответил. Он откинул голову назад и глубоко вздохнул, глядя на облако комаров, парящих вокруг фонарного столба. Я ждала, когда он что-нибудь скажет, охваченная тревогой. Мы с Адамом никогда не ссорились. Он никогда раньше не повышал на меня голос.
— Я не нравлюсь твоему отцу и сестре, — наконец сказал он.
— Они просто не знают тебя.
— А доктор Рассел считает, что я отвлекаю твое внимание.
— Она никогда этого не говорила. Она просто хочет убедиться, что я не принимаю решений, о которых потом пожалею.
— Я тоже хочу убедиться, что ты не примешь решение, о котором потом пожалеешь. — Адам вопросительно посмотрел на меня, и я почувствовала, как мой желудок скрутило тошнотой. — Наверное, нам стоит сделать перерыв.
Я почувствовала, что мои глаза наполняются слезами, но не от печали, а от ярости.
— Ты хочешь сказать, что тебе нужен перерыв?
— Это несправедливо. — Вскипел Адам. — Я старался весь год, чтобы все сработало! Я поехал с тобой во Флориду, не настаивал на помолвке и отпустил тебя в Йель.
— Ты отпустил меня в Йель?
— Я не это имел в виду, — огрызнулся Адам. — Я подстроился под тебя.
— Ты подстроился? А как же я? Я поддержала тебя, когда ты вдруг решил, что хочешь получить шикарную работу вместо того, чтобы идти в аспирантуру. Я слушала, как ты говорил о всех этих корпоративных механизмах. Я позволила тебе работать в Сан-Франциско. Не говори мне о том, что только ты старался, чтобы все сработало!
Адам покачал головой.
— Ты думаешь, я продался, да?
Я кивнула, сердито вытирая слезы с глаз.
— Легко так думать, когда у тебя никогда не было настоящей работы, Энни. — Прежде чем я успела прервать его, он добавил: — Работа на твоего отца не считается. И работа — учеба в библиотеке тоже.
Я почувствовала, как похолодела от ярости.
— Значит, ты считаешь меня избалованной. Ты думаешь, я принцесса, потому что решила стать нищим профессором вместо того, чтобы продать душу какой-нибудь консалтинговой фирме? Ты думаешь, что преподавание — это не настоящая работа? Боже, ты говоришь совсем как мой отец!
— Твой отец не ошибся. Тебе никогда не приходилось быть практичной. Ты никогда не покидала башню из слоновой кости. Ты можешь заниматься научной работой, потому что у тебя есть подушка безопасности. Твой отец, твоя сестра — они могут свести тебя с ума, но они никогда не бросят тебя.
— Я чувствую, что меня бросаешь ты. — Я сняла с пальца кольцо с камеей. — Вот. — Я протянула ему кольцо. — Думаю, ты хочешь это забрать.
— Нет, оставь себе, — сказал Адам. — Оно мне больше не нужно.
Вдалеке я слышала, как играет Кул, и звуки тусовки. Рядом кто-то курил травку. Адам сказал что-то о поддержании связи и попытался обнять меня, но я оттолкнула его.
— Иди. Твоя мама, наверное, уже здесь.
Я повернулась и пошла прочь. Мне казалось, что он побежит за мной, и я почувствую его руку на своем плече и услышу его голос, извиняющийся и умоляющий меня остаться. Но он так и не пошел за мной, а я была слишком полна ярости и гордости, чтобы оглянуться. Я вернулась в свою спальню, одна и в темноте.
— С тобой все в порядке? — спросил Ларри, когда мы свернули с автострады и поехали по темным улицам Фэрфакса. — Ты что-то притихла.
— Я просто устала, — ответила я. — Это был долгий день.
Вернувшись домой, я снова оказалась в темной квартире, где меня ждала только Джеллиби. Пока я наполняла ее миску и пыталась решить, стоит ли открывать новую бутылку вина, зазвонил телефон. Это было сообщение от Рика.
Ты еще не вернулась?
Только вошла в дверь
Ты свободна сегодня вечером?
Я сделала паузу и наконец решилась.
Да
Затем, поддавшись импульсу, я отправила:
Хочешь зайти выпить?
Буду через десять минут
Принесу что-нибудь перекусить.
Я устроилась на диване и, несмотря на мое плохое настроение, с нетерпением ожидала встречи с Риком. Наши отношения были такими легкими и незамысловатыми. Рик был привлекательным, веселым и умным. Он был великолепен в постели. Рик был рядом, когда мне нужна была компания, и не давил.
Может, это и не была полномасштабная, бурная любовь, по крайней мере, пока что, но меня это устраивало. Я не собиралась повторять одну и ту же ошибку дважды. Я не хотела падать ниц перед другим человеком, не хотела страдать, как страдала в прошлом. Пусть Ларри и Бронте купаются в своей любовной тоске. С меня хватит.