— Ничего! — слишком поспешно откликнулся Алан.
И потянулся к расстегнутым пуговицам пиджака. Обе застегнул.
Потом — одну расстегнул.
Так.
Пиджак он расстегивает и застегивает, только когда исключительно сильно нервничает.
Закрыв дверь в кабинет, я приблизился к столу ректора, огляделся и сел на стоящий у стены диван.
— Что произошло? — повторил я.
Алан побледнел. Неизменная тонкая золотая корона на его голове слегка съехала набекрень — тоже не лучший знак.
Дядя Кевин откашлялся, усаживаясь на стуле поудобнее. Он-то как раз выглядел как обычно: безукоризненный серый костюм, зачесанные назад темные волосы, ухмылка на тонких губах. Профессор артефакторики во всей красе.
— Может, начнем с того, зачем ты опять ко мне вломился? Кайден! Ты когда-нибудь научишься стучаться?
Я покаянно вздохнул, но не позволил сбить себя с толку.
— Это может подождать.
— А может… — Алан потянулся к пуговицам пиджака в третий раз.
— Если ты продолжишь скрытничать, то я решу, что сумрачные твари вернулись, — небрежным тоном откликнулся я, стараясь не измениться в лице.
— Нет! — воскликнул Алан. — А вот годовщина…
Мать его.
Как же я мог забыть?
Годовщина Победы (все с большой буквы). Тот самый день, когда я каким-то образом (каким?) умудрился отправить сумрачных тварей в бездну, куда им самое место.
После того дня я много месяцев валялся под стазисом, а, когда очнулся, в середине лета, узнал, что кое-что за это время изменилось. Столицу по большей части отстроили. Воздушный купол убрали: в нем просто не было больше необходимости.
Ну а еще день той самой победы, четырнадцатого октября, вот уже который год считают праздничным. И отмечают, как день памяти.
Моя бы воля — я бы к бездне послал такую память.
— Ты прав, — моргнул я, — не стоило внимания. Так вот, поговорим о том, ради чего я сюда пришел.
— Кайден, — позвал Алан, — раз уж об этом зашла речь…
— Нет.
— Но народ хотел бы…
— А я бы — нет. Так вот, вернемся к катастрофе.
Алан прищурился и покраснел, выходя из себя. Пуговицы пиджака стремительно расстегивались его ловкой рукой.
— Нет уж, давай поговорим о том, что у меня произошло, раз ты настаиваешь.
— Я пойду, — зевнул дядя Кевин.
— Нет! Может, ты на этого оболтуса повлияешь! — возмутился Алан.
— Я герой многих сражений с сумрачными тварями, — чопорно откликнулся я, стряхивая невидимую пылинку с воротника любимой кожаной куртки. — У меня наград больше, чем у генерала королевской армии. Нельзя ли немного повежливее?
— Ну ты посмотри на него! — всплеснул руками Алан. — Вспомнил! Как заговорил! Может, ты тогда наконец позволишь тебе вручить эти награды? Они же у тебя заочно все, как у покойника!
— Я был занят. Пытался как раз покойником не стать.
— Хватит придуриваться! — рявкнул Алан. — Тебе пора принять награды, титулы и вступить в обязанности лорда Грея. Жениться…
Алан под моим ехидным взглядом осекся.
— В общем, ты меня понял. Сначала — развестись, а потом — жениться.
— Может, я не хочу разводиться, — пожал плечами я. — Ну как, Алан, примешь катастрофу… почти приемной дочерью, раз уж мы с тобой не чужие люди?
Я ухмылялся, хотя сердце колотилось и, я чувствовал, как магия, переставая помещаться внутри, буквально сочится из моих пор.
Вспоминать о том, почему Алан стал моим приемным отцом, я не любил, конечно.
Дело в том, что, когда погибли мои родители, мне было семнадцать, по магическим меркам я еще был ребенком — так что должен был бы отправиться в приют. И это было не прихотью, а необходимостью: титул лорда Грея и весь объем прилагающейся к этому силы я мог принять только в восемнадцать лет, иначе перегорел бы — особенности наследования магии драконами, ничего не поделаешь.
Необходим был кто-то, кто временно примет на себя это бремя — этим кем-то стал Алан в тот момент, когда еще было неясно до конца, выживу я или нет.
Я и так чудом не погиб вместе со всей моей семьей: спасло меня только то, что в тот день я, не желая идти на скучнейший семейный ужин, задержался в старом районе города, бродя между каменных покрытых щербинками от времени древних зданий.
Пришел слишком поздно — застал только руины дома и…
С тех пор прошло много времени: я вырос, мы с Аланом бок о бок сражались с сумрачными тварями, ночевали в лесу и однажды ели подозрительные грибы, которые Алан называл сыроежками (безбожно врал, от сыроежек не бывает так весело).
Несмотря на это, Алан все-таки иногда забывал, что решение усыновить меня было вынужденным, и вел себя так, как будто я в самом деле его нерадивый отпрыск, которого нужно наставить на путь истинный.
Было у него что-то общее с курицей-наседкой.
— Не выдумывай, — отмахнулся Алан. — И вообще — я говорю с тобой серьезно. Ты должен появиться во дворце на вечере памяти.
Вечер памяти, Годовщина Победы… кто у него там за названия всего этого бреда ответственный во дворце?
— Пускай там появится дядя Кевин? — предложил я. — Я даже не помню, что произошло, а дядя Кевин, между прочим, изобрел “Окно”! Помнишь ты еще об этом?
Я упорно считал дядю Кевина гением артефакторики. Никто, кроме него, ни один ученый, не смог изобрести артефакт, который мог отправить сумрачную тварь обратно туда, откуда она взялась. Работали эти артефакты не всегда исправно — но работали. И спасли много жизней.
Если кто и достоин почестей, так это дядя Кевин.
— Он там тоже появится, — ответил Алан.
— Мне бы не хотелось… — вмешался дядя Кевин.
— Я тебя не спрашивал, — с королевским равнодушием к чужим бедам отмахнулся Алан. — Так вот, Кайден. Сегодня ты снова не появился на заседании совета.
— Был занят с Гринс.
— Это не шутки! Ты — лорд Грей, и у тебя есть обязательства. У тебя есть голоса в тайном совете! У тебя есть власть, от которой нельзя просто так отмахнуться. Ты хоть понимаешь, что многие убили бы за то, чтобы оказаться на твоем месте? А ты не можешь даже снизойти до политики.
Что-то в словах Алана меня неприятно царапнуло.
— Я давно говорил, что пора что-то менять, — задумчиво ответил я.
Места в тайном совете передавались из поколение в поколение, у меня не было шансов отделаться от своего. Ну, разве что я бы умер вместе с моей семьей. Тогда мое место получил бы кто-то из родов второй очереди — дядя Кевин, скорее всего, глава рода Дейвисов. Беспрецедентный случай: человек в тайном совете.
Вот уж кому политика нужна еще меньше, чем мне.
— Добро пожаловать на совет — иди, меняй, выноси вопрос на обсуждение, — всплеснул руками Алан.
— И все-таки я пойду, — заявил дядя Кевин, вставая. — Алан, я надеюсь, мы все решили.
— Да-да, — рассеянно кивнул Алан. — Я жду от тебя новостей.
Алан осекся и потянулся к пуговицам пиджака, но тут же опустил руку.
— О! — встрепенулся дядя Кевин, уже стоя в дверях. — Кайден, забыл спросить: как продвигаются твои занятия с адепткой Гринс?
Я сжал губы.
— Именно об этом я и собирался поговорить. Алан, почему ее до сих пор не учили нормально? И кто вообще допустил эту профессора Виски…
— Профессора Бурбон.
— Неважно! Кто допустил ее к преподаванию? И почему катастрофа прямым текстом говорит ей, что не может участвовать в практических заданиях — и никто к ней не прислушивается?
Алан бросил взгляд на стоящего за моей спиной дядю Кевина и хмыкнул.
— Может, — издевательски протянул дядя Кевин, — потому что если слушать всех адептов, которые говорят, что не могут использовать магию, то учить будет некого?
— У Лори совсем другой случай, — упрямо качнул головой я, оборачиваясь. — Она в самом деле не может ее контролировать.
— Или не хочет с тобой разводиться, — пожал плечами дядя Кевин. — Что? Ты выгодная партия. Тоже не стоит сбрасывать такой вариант со счетов. Если бы ее артефакт был научной разработкой — за ним бы очередь выстроилась.
— Лори слишком принципиальна для такого. Алан, — прищурился я, дернув головой, — необходимо, чтобы ты подписал для нее разрешение на свободное посещение занятий.
— Нет. Это против правил, — отрезал Алан.
— Я настаиваю.
Он поднял брови.
— На каких правах, дорогой сын?
— На правах того, что ты поручил мне с ней заниматься, — медленно произнес я, упираясь ладонями в край стола Алана и нависая над ним.
В воздухе вдруг появился запах озона, как бывает перед грозой, тяжелый и давящий. Кажется, моя магия все-таки вырвалась наружу, заполнила собой весь кабинет. Я отметил это краем сознания, но не придал значения, слишком сосредоточенный на том, чтобы сверлить взглядом Алана.
— Потому что, — продолжил я, — это несправедливо, что к Гринс предъявляют требования как к остальным адептам, хотя магия у нее появилась поздно. И наконец, это несправедливо, потому что — кто-то вообще знает, что она вынуждена работать в таверне после занятий? Кто-то хоть раз поинтересовался, почему? Нет?
Я помолчал. Никто до сих пор не сказал ни слова.
— Именно поэтому я требую для Гринс разрешения на свободное посещение занятий. В конце концов, я ее муж и должен за нее отвечать.
Алан ничего не отвечал. Мы смотрели друг другу в глаза — и только спустя несколько секунд я заметил, какой он бледный.
Да в бездну все провались!
Я отшатнулся и заставил разлившуюся в воздухе магию вернуться назад, в мое тело.
О чем я только думал?! Я же мог их угробить!
Алан тут же с хрипом втянул воздух в легкие, положив ладонь на горло. Он смотрел на меня так, как будто видел впервые. Обернувшись, я встретился взглядами с дядей Кевином, который, чтобы устоять, вынужден был схватиться за стену. Человек, ему пришлось еще сложнее. Проклятие! Я — безмозглый грифон.
И дядя Кевин, и Алан, смотрели на меня так, как будто видели впервые.
— Кайден, — аккуратно начал Алан, — я понимаю, что ты испытываешь к этой девушке определенные… чувства… Это, конечно, неожиданность, но я даже рад, что ты влюбился и хм… Выбор, конечно, хм, неожиданный, но…
Что?
— Мои чувства здесь не причем, — отрезал я.
— В любви и в женитьбе нет ничего дурного! Даже если твоя невеста — Лорейн Гринс. Хотя я бы предпочел…
— Я много раз говорил, что не собираюсь связывать себя узами брака. На этом все. Но ты дал мне задание, Алан: научить Гринс контролировать ее магию. Но сделать это невозможно, когда мне мешают твои же профессора. Потому Гринс нужно разрешение на свободное посещение занятий. Под мою ответственность.
Выражение лица Алана снова стало странным. Они переглянулись с дядей Кевином — но смысл этого безмолвного диалога я не уловил.
Не имеет значения: разрешение Алан все-таки подписал.
Отлично.
Гринс быстро учится, на удивление.
Скоро она сможет деконструировать артефакт, который по-глупости создала — и мы наконец отделаемся друг от друга
Это же ночью меня разбудила Гринс.
— Кайден! Кайден! — шептала она, гладя меня по волосам.
Что опять случилось?
— Кат-ро-а, дай пспать… — выдавил я, закрывая лицо локтем.
Ласковая рука в моих волосах замерла.
— Ну так ори тогда потише!
Вот же язва.
Запоздало я сообразил, что меня трясет, как будто от холода, хотя в комнате было тепло. Я вздохнул. Снова кошмар. Даже присутствие катастрофы, видимо, неспособно прогнать их полностью.
— Извини, катастрофа, — пересилив себя, заявил я, убирая руку с лица. — Возвращайся на свою кровать, я накину на эту полог беззвучия.
Дорого бы я отдал, чтобы эти кошмары, которых я иногда даже не помнил, остались между мной, стаканом чего-то крепкого и кроватью.
Катастрофа молчала. Мы лежали в абсолютной темноте, касаясь друг друга только там, где она гладила меня по волосам.
Я. Лежал в одной кровати с симпатичной девушкой. Не первую ночь уже.
И она просто гладила меня по волосам. Безо всякого эротического подтекста.
Неудивительно, что у меня кошмары. Скоро еще и заикой стану. От воздержания.
— Не надо, — проговорила катастрофа, убирая руку. — Как будто я смогу уснуть, зная, что ты тут стонешь. Просто… перевернись на другой бок, а!
Еще и стону.
Я приготовился огрызнуться, когда до меня дотронулись эмоции катастрофы: ощущалось это примерно как встать на берегу моря и дождаться, пока кожи дотронется вода.
Эмоции были… тепло, сочувствие, нежность и… Вот уж не хватало. Все было так же, как днем, в коридоре, только сильнее, как будто чувства катастрофы выкрутили на максимум.
Я сглотнул, подбираясь. Не то чтобы это был хороший момент, чтобы поднимать эту тему, но разве для этого вообще существовал хороший момент?
— Завтра снова пойдем на полигон, — сказал я. — Ты быстро учишься, попробуем еще упражнения. И в этот раз — больше магии.
— Хорошо.
Я мог бы поклясться, что Гринс пожала бы плечами, если бы мы оба не лежали в кровати.
Ее голос был спокойным, но я отлично ощущал то, что от спокойствия она далека как никто. В другой ситуации я бы предложил нам обоим хорошо провести время и снять напряжение, но уже понял, что Лори совсем не из тех девушек, которые легко к этому относятся.
Она — одна из тех, с кем я всегда избегал связываться.
Серьезная.
Такая, которая ждет любви и предложения руки и сердца после проведенной вместе ночи. Да даже после поцелуя!
Казалось бы — зачем?!
Но Лори была именно такой.
И я не мог больше игнорировать боггарта в комнате: ее мысли и чувства, которые я улавливал через нашу с ней связь. О том, что там улавливала катастрофа, я предпочитал не думать.
— И, Лори… — начал я. — Я понимаю, ты можешь чувствовать… Я даже польщен, но… Прости, я не могу… — Мямлю, как идиот. — Мы разведемся, катастрофа, — сказал я. — Как только сможем это сделать. Твои чувства…
Лори фыркнула.
Фыркнула?!
— Не переживай, Грей, это не будет проблемой. Я в состоянии с собой справиться.
Я сглотнул. Могла бы скандал закатить. Может, тогда эти странные чувства внутри улеглись бы.
— Видишь ли, — мирно продолжила катастрофа, — у меня есть определенные слабости, как и у всех девушек. Я с детства таскала домой птиц с перебитым крылом или брошенных щенков.
— Ты…
— Твои кошмары, Грей… — выразительно проговорила катастрофа и замолчала. — Твои шрамы… Чем-то ты напоминаешь мне…
Она замолчала, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы сообразить. Это она меня с брошенным щенком сравнила?! Или — как там? — с птицей с перебитым крылом?!
Да… да мои шрамы… Я привык, что к ним девушки относятся примерно как… как шрамам, которые оставили у меня (героя) на теле едва не сожравшие меня твари (которых я победил и всех спас). То есть, примерно как к живому памятнику, который вдруг оказался третьим в постели.
Особенно отчаянные девушки время от времени пытались пробежаться по ним пальчиками, показывая, что принимают меня целиком. Почему-то им казалось это ужасно романтичным.
А катастрофа… уму непостижимо! Даже как-то обидно.
— Да ты… Гринс! — возмутился я. — Да по тебе в жизни не скажешь, что ты такая стерва!
Она засмеялась и зашевелилась, укладываясь на бок.
— Спокойной ночи, Грей. Постарайся не слишком сильно расстраиваться из-за нашего грядущего развода.
Дважды стерва.
Я уснул, понимая, что улыбаюсь в темноту, как дурак.
Дни шли своим чередом. Погода портилась, листьев на деревьях становилось все меньше, умения катастрофы управляться с магией — все больше.
Я почти привык к тому, что она постоянно где-то рядом. Даже к ее тетке, которая однажды прижала меня к стене и устроила допрос с пристрастием, привык.
— Если я узнаю, — угрожала она, грозно размахивая испачканным в супе половником перед моим лицом, — что твои руки побывали под юбкой моей племянницы до того, как на ее пальце оказалось кольцо… Пеняй на себя! Не посмотрю, что ты дракон!
Я хотел напомнить, что со мной стоило бы обращаться бережнее. Дракон в числе постоянных посетителей, даже с учетом того, что никто не знал, кто я на самом деле — спасибо Алану, который запретил печатать мои портреты в газетах, — здорово поднимал престиж “Хромого ругару”.
Но тетка катастрофы Гринс явно была не настроена на спокойный разговор.
Пришлось заверить ее в моих самых дружеских (увы!) намерениях.
Впрочем, становилось понятно, в кого Гринс такая целомудренная. На мой вкус — все-таки слишком целомудренная. Серьезно, мы жили уже больше месяца в одной комнате, а я до сих пор ни разу не видел ее ни то что голой — хоть чуть-чуть раздетой.
Блузку она всегда застегивала на все пуговицы, никогда не закатывала рукава пиджака, а уж ее ночная сорочка, из плотной ткани, с высоким воротом и длиной до самого пола, и вовсе повергала меня в ужас.
Катастрофа же была — вполне ничего себе. Не была бы такой зажатой…
— Гринс, тебе нужно быть более открытой, — наставлял я.
— Вот разведусь — и уйду в отрыв! — отмахивалась она. — А пока приходится сдерживаться. Уж ты-то как никто должен понимать!
Стерва!
В один из дней, когда я выходил из столовой в сторону полигона, чтобы там позаниматься с катастрофой не тем, чем мне бы хотелось, за плечо меня кто-то дернул.
Обернувшись, я увидел Бэкона — дракона, который теперь учился на одном курсе со мной. Катастрофа, ее подружка Селия и даже этот некромант недоделанный его терпеть не могли.
И, кажется, это было взаимно.
Что ему нужно?