Кавказский отчим. Девочка монстра

Глава 14

Я лежала на самом краю кровати, свернувшись калачиком, как раненое животное. Камран дышал ровно за моей спиной, но я знала — он не спит. Чувствовала его взгляд на своей шее, ощущала исходящее от него напряжение.

"Он ждет, — думала я. — Ждет, когда я сломаюсь окончательно."

Но я не собиралась ломаться. По крайней мере, не сегодня.

Утром он встал рано. Я слышала, как он ходит по комнате, одевается, разговаривает по телефону на чеченском языке. Голос жесткий, командный. Тон человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись беспрекословно.

— Вставай, — сказал он, когда закончил говорить.

Я не двинулась.

— Арина, я сказал — вставай.

— Не хочу.

— Мне плевать, хочешь ты или нет. Вставай. Сейчас.

В его голосе появилась та стальная нота, которая заставляла кровь стыть в жилах. Я медленно села на кровати, не глядя на него.

— Хорошая девочка. Теперь иди в душ. У тебя десять минут.

— А если я не успею?

— Успеешь. Или пойдешь завтракать мокрой.

Встала, пошла в ванную комнату. Он шел следом.

— Что ты делаешь?

— Слежу, чтобы ты не вздумала заперться и устроить истерику.

— Я не собиралась…

— Собиралась. У тебя на лице написано.

Он сел в кресло у окна, закурил. Смотрел на меня спокойно, как на объект изучения.

— Раздевайся.

— При тебе?

— А при ком еще? Мы муж и жена.

— Мы не муж и жена! У тебя уже есть жена!

Он встал, подошел ко мне. Близко. Слишком близко.

— У меня есть две жены. И ты одна из них. Так что раздевайся и иди в душ.

— Не буду.

— Будешь.

Схватил меня за подбородок, заставил смотреть ему в глаза. Пальцы сжались так сильно, что заболели скулы.

— Слушай меня внимательно, малышка. Вчера я был терпеливым, потому что понимал — тебе нужно время привыкнуть. Но терпение у меня кончилось.

— Отпусти меня.

— Сначала ты меня выслушаешь.

Прижал к стене, навис сверху. Его тело было горячим, твердым, и от этой близости по позвоночнику пробежали предательские мурашки.

— Ты можешь продолжать дуться, сколько угодно. Можешь плакать, закатывать истерики, отказываться есть. Это твое право. Но есть вещи, которые ты будешь делать независимо от своих желаний.

— Какие вещи?

— Встанешь, когда я скажу. Оденешься, как я скажу. Пойдешь, куда я скажу. И будешь молчать, когда я скажу.

— А если я откажусь?

Усмехнулся. В этой улыбке не было ни капли тепла.

— Тогда я покажу тебе, что бывает с непослушными девочками.

— Ты не посмеешь меня ударить.

— Не посмею? А откуда такая уверенность?

— Потому что ты… потому что мы…

— Что "мы"? Любовники? Так я трахаю тебя, а не поклоняюсь. Влюбленные? Так любовь и жестокость прекрасно уживаются вместе.

Его рука скользнула по моей щеке — нежно, ласково. А потом резко сжалась, впившись ногтями в кожу.

— Видишь? Я могу быть нежным. А могу причинять боль. Выбор за тобой.

Отстранился, сел обратно в кресло.

— Раздевайся. Последний раз говорю по-хорошему.

Я смотрела на него и не узнавала. Где был тот мужчина, который вчера еще нежно целовал меня в машине? Где были те руки, которые дрожали, когда он меня касался?

"Они не дрожали, — поняла я. — Ты просто хотела в это верить."

Медленно стянула футболку через голову. Потом джинсы. Осталась в нижнем белье, чувствуя, как его взгляд скользит по моему телу.

— Все.

— Все — это когда ты полностью голая.

— Камран…

— Снимай трусики и лифчик. Сейчас.

— НЕ БУДУ!

— Марш в ванну!

Попятилась в ванну назад!

Я вжималась в ледяную плитку, будто она могла стать щитом, но холод не спасал — только подчеркивал, как сильно горит кожа там, где к ней приближался он. Камран двигался медленно, уверенно, как зверь, которому некуда торопиться: добыча всё равно в его руках. Взгляд — тяжёлый, черный, как бездна, — пронзал меня до самого дна души.

— Скажи ещё раз «не буду», — его голос был хриплым, низким, властным.

— Не буду, — выдохнула я. И тут же услышала, как предательски дрогнул мой голос.

Он усмехнулся, уголки губ чуть приподнялись, и это было хуже любой угрозы. Пальцы легли на бедро — горячие, жёсткие, сжимающие так сильно, что я зашипела от боли. Я знала: на коже останется след. Его след.

— Упрямая, — он прошептал это так, что слова прожгли ухо. — Но твоя гордость мне только интересней.

Рывок — и последние куски ткани упали на пол. Я осталась нагой, в свете лампы, под его взглядом. Кровь бросилась к лицу, сердце трепыхалось, как пойманная птица, а внутри клубком сворачивались стыд, злость и… то самое другое, от чего я ненавидела себя ещё больше.

— Ненавижу тебя, — срывалось у меня, как последнее оружие.

— Ненавидь, — Камран ухмыльнулся и резким движением схватил меня за подбородок, заставляя смотреть прямо в его глаза. — Но твоё тело всё равно орёт, что оно моё.

Его губы рухнули на мои. Это не был поцелуй — это было вторжение, захват, жёсткая метка. Его зубы впились в мою нижнюю губу, язык прорвался внутрь так властно, что я застонала, и в этом стоне было больше вожделения, чем протеста.

Я упёрлась ладонями в его грудь — горячую, твёрдую, словно вырезанную из камня, — но он перехватил мои руки и прижал их к стене выше головы. И тогда я осталась полностью в его власти. Безоружная.

— Скажи, что не хочешь, — прошептал он, и пальцы его скользнули вниз, где было влажно и все пульсировало, болезненно ныло, ожидая его вторжения.

— Я… — голос сорвался, оборвался на стон, потому что его пальцы прошли по влажным складкам, задели клитор, надавили, и ток удовольствия пронёсся по телу так резко, что колени подкосились.

Он усмехнулся прямо в губы. — Вот именно.

И вошёл в меня — резко, властно, до конца. Я закричала, выгнувшись, и этот крик сорвался не от боли. Это было что-то другое, дикое, безумное. Он заполнил меня целиком, так глубоко, что я едва дышала, и каждое его движение вгрызалось в меня, ломало, подчиняло, превращало в его.

Толчки были грубыми, безжалостными. Он не давал ни секунды передышки. Каждое движение — удар, каждый удар — пламя, разлетающееся по моим жилам. Я задыхалась, хваталась за воздух, за его плечи, за собственный голос, но всё равно срывалась на стоны, на рыдания удовольствия.

— Ты моя, Арина, — его рык был горячим, тяжёлым, как прикосновение огня к коже. Он впечатывал эти слова в моё ухо так же глубоко, как впечатывал себя в моё тело. — Моя. До конца.

Я пыталась что-то ответить, но губы дрожали, дыхание рвалось. Всё, что смогла выдохнуть:

— Да… твоя…

Он ускорился, загоняя меня в бездну. И я сорвалась в оргазм. Внутри всё сжалось, взорвалось, и я захлебнулась в этом вихре. Тело трясло, губы горели от его поцелуев, глаза застилали слёзы, но это были слёзы наслаждения.

Он держал меня крепко, не отпускал, смотрел сверху вниз — как хищник, как властелин. И в его глазах не было сомнений.

— Вот так, — выдохнул Камран, наваливаясь всей тяжестью. — Теперь ты знаешь, чья ты.

И я знала. В каждом нерве, в каждой клетке. До самой глубины.