Кавказский отчим. Девочка монстра

Глава 9

Существуют моменты, когда жизнь ставит тебя перед выбором: либо сломаться и покориться, либо собрать все силы и дать последний бой. Момент, когда отступать некуда, и единственный путь — вперёд, через огонь и боль, к тому, что ты считаешь своим.

Сегодня этот момент настал.

Денис приехал утром. Молодой, симпатичный, с добрыми глазами влюблённого щенка. Привёз кольцо — скромное, но красивое. Встал на колено прямо в холле, при Камране, и произнёс длинную речь о любви, верности и счастливом будущем.

А я стояла и смотрела на Камрана. На то, как напряглись его плечи. На то, как сжались кулаки. На то, как что-то дикое и опасное мелькнуло в его чёрных глазах, когда Денис надел мне кольцо на палец.

Собственничество. Ярость. Ревность.

И желание убить соперника голыми руками.

— Поздравляю, — сказал Камран ровным голосом, но я слышала в нём нотки, которые заставляли мурашки бегать по позвоночнику. — Свадьба через неделю.

— Через неделю? — удивился Денис. — Не рановато ли?

— В моём доме не принято затягивать с решениями, — холодно ответил Камран.

И я поняла — он торопится. Хочет избавиться от меня как можно быстрее, пока окончательно не потерял контроль.

А значит, у меня есть неделя. Семь дней, чтобы довести его до точки кипения. Семь дней, чтобы сломать его железную выдержку и заставить признать правду.

Семь дней, чтобы выиграть войну за его сердце.

План созрел у меня мгновенно. Простой до гениальности.

Если Камран хочет выдать меня замуж, чтобы защитить от себя — я покажу ему, что его защита не работает. Что даже в статусе чужой невесты я остаюсь его искушением.

И начну прямо сейчас.

Вечером, когда Денис ушёл ужинать с Заремой на кухню, а Камран заперся в кабинете, я иду в его спальню.

Комната хозяина дома — воплощение мужской силы и власти. Тёмная мебель, строгие линии, запах дорогого одеколона и чего-то ещё — чего-то опасного и притягательного. Запах табака въелся в обивку кресла, кожаные переплёты книг источают аромат старины. Кровать огромная, с чёрным постельным бельём. Именно здесь он спит, видит сны, думает обо мне по ночам.

А сегодня здесь буду я.

Иду к его шкафу, открываю. Дверца скрипит едва слышно — звук нарушает тишину, заставляет сердце биться быстрее. Внутри ряды дорогих костюмов, рубашек, галстуков. Всё идеально выглажено, развешано по цветам. Перфекционизм человека, который привык контролировать каждую деталь своей жизни.

Беру белую рубашку — ту самую, которую он носил позавчера. На ней ещё остался слабый запах его кожи. Прижимаю к лицу, вдыхаю. От этого запаха что-то горячее разливается по венам, заставляет сердце биться быстрее.

Быстро раздеваюсь, надеваю рубашку. Она велика мне — доходит до середины бёдер, рукава болтаются. Но именно это и нужно. Должна выглядеть как женщина, которая только что встала с постели мужчины.

Смотрю на себя в зеркало. Длинные голые ноги, рубашка, едва прикрывающая всё самое интересное, растрёпанные волосы. Выгляжу как грех во плоти.

Иду к его мини-бару, достаю бутылку дорогого виски. Тот самый, который он пьёт, когда нервничает. Наливаю себе — не много, глоток-другой. Нужно, чтобы от меня пахло алкоголем.

Сажусь в его кресло, закидываю ноги на подлокотник. Поза расслабленная, провокационная. Рубашка задирается ещё выше, открывая кружевные трусики.

И жду.

Философы говорят, что терпение — добродетель. Но терпение — это ещё и самая изощрённая пытка. Каждая минута ожидания растягивается, как час. Сердце колотится так громко, что кажется, его слышно во всём доме. В комнате тикают старинные часы на камине — мерный звук, отсчитывающий секунды до моей победы или поражения.

"Что я делаю? — думаю я, глядя на кольцо на своём пальце. — Играю с огнём? Да. Но иначе он никогда не признается в своих чувствах. Он слишком благороден в своём стремлении защитить меня от себя. Но я не хочу его защиты. Я хочу его."

Наконец слышу шаги в коридоре. Тяжёлые, размеренные. Камран идёт спать.

Дверь открывается, и он входит, не включая свет. В полумраке его силуэт кажется ещё более внушительным. Широкие плечи, узкие бёдра, движения хищника.

Он меня не видит. Идёт к окну, стягивает рубашку. При лунном свете я вижу его спину — мускулистую, покрытую шрамами. Каждый шрам — это история. История боли, войны, выживания.

— Тяжёлый день? — спрашиваю я тихо.

Камран замирает. Медленно поворачивается ко мне. В полумраке его глаза горят, как угли.

— Что ты здесь делаешь?

— Пью ваш виски.

Поднимаю стакан, делаю маленький глоток. Алкоголь обжигает горло, но я не морщусь.

— В моей рубашке.

— В вашей рубашке.

— В моей спальне.

— В вашей спальне.

Он подходит ближе, и я вижу, как играют мышцы на его торсе. Опасная красота хищника.

— Убирайся.

— Не хочу.

— Арина, убирайся к чертям из моей комнаты!

— Не уберусь.

"Сейчас или никогда, — думаю я. — Либо я прорываю его оборону, либо он навсегда заточит меня в клетке чужого брака."

Встаю с кресла, и рубашка поднимается ещё выше. Вижу, как его взгляд скользит по моим ногам, останавливается на бёдрах.

— Знаете, что я поняла сегодня? — говорю я, подходя к нему.

— Что?

— Что вы ревнуете.

— Не ревную.

— Ревнуете. Когда Денис надевал мне кольцо, у вас руки дрожали от желания его убить.

— Не дрожали.

— Дрожали. И сейчас дрожат.

Протягиваю руку, касаюсь его груди. Мышцы под моими пальцами каменные, напряжённые до предела.

— Сердце колотится, как бешеное.

— Уйди, — шепчет он.

— Почему?

— Потому что если не уйдёшь, я сделаю то, о чём буду жалеть.

— А если я не буду жалеть?

— Будешь.

— Не буду.

"Это мой выбор, — думаю я, глядя ему в глаза. — Мой единственный шанс показать ему, что я готова принять его таким, какой он есть. Со всей его тьмой, со всеми его демонами."

Встаю на цыпочки, приближаю губы к его уху.

— Знаете, о чём я думала сегодня весь день?

— Не хочу знать.

— О том, как бы это было — принадлежать вам. По-настоящему.

Его дыхание становится тяжёлым.

— Арина…

— Думала о ваших руках на моём теле. О ваших губах на моей коже.

— Хватит.

— О том, как бы вы меня целовали. Ласкали. Как бы я стонала ваше имя.

— Замолчи!

Но я не замолкаю. Веду рукой по его груди, чувствую, как бешено колотится сердце.

— Думала о том, как бы это было — быть вашей. Только вашей.

— Ты помолвлена с другим!

— Кольцо можно снять.

Пауза. Этот момент длится вечность. Я медленно, не отводя от него взгляда, снимаю кольцо Дениса. Металл холодный, чужой. Символ клетки, которую мне приготовили. Кладу его на тумбочку — негромкий звук металла о дерево звучит как выстрел в тишине комнаты.

— Вот видите? — говорю я тихо. — Снято. Я свободна делать свой выбор.

— Надень обратно.

— Не надену.

— Надень, блядь!

Его крик эхом разносится по комнате. Но в голосе не только ярость. В нём отчаяние.

— Заставьте меня, — дерзко говорю я.

— Что?

— Заставьте надеть кольцо. Если сможете.

Он смотрит на меня долго, пристально. Борется с собой. Последние остатки самоконтроля трещат, как лёд под весом. И я вижу момент, когда он сдаётся. Когда принимает поражение в войне с самим собой.

Резко хватает меня, прижимает к стене. Его тело горячее, твёрдое, я чувствую каждый мускул.

— Ты играешь с огнём, — рычит он.

— Хочу сгореть.

— Сгоришь. Обязательно сгоришь.

— Тогда сожгите меня.

Что-то ломается в его глазах. Последние остатки самоконтроля.

— Ты этого хочешь? — шепчет он. — Хочешь, чтобы я сделал тебя своей?

— Хочу.

— Здесь? Сейчас?

— Да.

— А Денис?

— Мне плевать на Дениса.

— А на то, что я убийца?

— Плевать.

— На то, что могу причинить тебе боль?

— Причините.

Он смотрит мне в глаза, и я вижу в них голод. Сырой, первобытный голод хищника, который слишком долго держал себя в узде.

— Последний шанс, — хрипло говорит он. — Уйти.

— Не воспользуюсь.

— Тогда не вини меня за последствия.

"Последствия, — думаю я, чувствуя, как дрожат колени. — Единственное последствие, которого я боюсь — это если он остановится сейчас."

Его губы накрывают мои — жёстко, требовательно, без нежности. Это не поцелуй — это захват территории. Объявление прав собственности.

Я отвечаю с той же страстью, впиваюсь ногтями в его плечи. Наши языки сплетаются в жёсткой схватке за доминирование.

Его руки скользят под рубашку, сжимают мою грудь. Больно и прекрасно одновременно.

— Моя, — рычит он, отрываясь от моих губ. — Только моя.

— Ваша, — соглашаюсь я.

— Никого, кроме меня.

— Никого.

Переход от стены к кровати — размытое пятно в памяти. Только его руки, поднимающие меня, и ощущение полёта, прерванное мягкостью матраса.

Он рывком поднимает меня на руки, несёт к кровати. Бросает на постель, нависает сверху.

— Ты думаешь, это романтика? — спрашивает он, расстёгивая рубашку на мне. — Думаешь, я буду нежным?

— Не думаю.

— Я буду жёстким. Грубым. Буду брать тебя так, как хочу.

— Берите.

— Будешь кричать.

— Буду.

— Будешь умолять остановиться.

— Не буду.

— Будешь. И я не остановлюсь.

"Он предупреждает меня, — понимаю я. — Даёт последний шанс передумать. Но я уже сделала свой выбор. Ещё тогда, когда снимала кольцо."

Его рука скользит между моих ног, и я выгибаюсь от прикосновения. Он проникает под трусики, осторожно и властно. Трогает мою влажность.

— Уже мокрая, — удовлетворённо говорит он. — Возбуждаешься от моей грубости.

— Да.

— Маленькая извращенка.

— Ваша маленькая извращенка.

Он целует меня снова, кусает губу до крови. Вкус металла во рту только возбуждает сильнее.

— Скажи мне, — шепчет он, скользя губами по моей шее. — Скажи, чего хочешь.

— Хочу, чтобы вы сделали меня своей.

— Как?

— Любым способом.

— Даже если будет больно?

— Особенно если будет больно.

Он поднимает голову, смотрит мне в глаза.

— Ты не знаешь, о чём говоришь.

— Знаю.

— Не знаешь. Когда я закончу с тобой, ты больше никогда не сможешь принадлежать другому.

— И хорошо.

— Станешь моей одержимостью.

— А вы — моей.

— Я уже твоя одержимость.

Его рука проникает глубже, и я стону от удовольствия, когда пальцы находят изнывающий набухший клитор и нежно его сжимают поглаживая вверх вниз. От наслаждения закатываются глаза и перехватывает горло.

— Нравится? — спрашивает он.

— Да.

— Хочешь больше?

— Да.

— Тогда проси.

— Прошу.

— Как?

— Пожалуйста.

— Недостаточно.

— Умоляю.

— Лучше. Но всё равно мало.

Он убирает руку, и я чувствую пустоту, холод. Клитор сладко ноет и меня затапливает разочарованием и лихорадкой адского желания.

— Что вы делаете?

— Учу тебя просить правильно.

— Как правильно?

— Скажи: "Камран, возьми меня. Сделай своей. Навсегда."

— Камран, возьми меня. Сделай своей. Навсегда.

— Ещё раз.

— Камран, возьми меня. Сделай своей. Навсегда.

— Хорошая девочка.

"Навсегда, — эхом отзывается в моей голове это слово. — Да, навсегда. Потому что после этого пути назад уже не будет."

Его руки возвращаются к моему телу, и на этот раз он не сдерживается. Ласкает жёстко, требовательно, доводя до грани. Он вкруговую растирает клитор, окунает пальцы в мою девственную дырочку, и растирает мои соки по мне.

— Сладкая девочка…сладкая везде…моя девочка…Кончай для меня, — приказывает он.

— Не могу.

— Можешь.

— Камран…Я никогда не…

— Кончай сейчас же!

Его голос, его руки, его запах — всё сливается в одну волну наслаждения, которая накрывает меня с головой. Пальцы надавливают и массируют сильнее и меня взрывает.

Я кричу его имя, выгибаюсь под его руками, чувствую, как мир разрывается на миллионы искр.

Когда волна спадает, я лежу в его объятиях, дрожу всем телом.

— Как ощущения? — спрашивает он, поглаживая мои волосы.

— Невероятные.

— Это только начало.

— Начало?

— Теперь я покажу тебе, что такое взрослая жизнь, малышка…И это будет больно.

— Пусть будет!

"Больно, — думаю я, глядя в его тёмные глаза. — Пусть будет больно. Ведь всё настоящее в этой жизни причиняет боль. И я готова принять эту боль, если она сделает меня его."

Его ладони держат меня крепко, как будто боятся отпустить. Я слышу, как глухо бьётся его сердце, и понимаю — сейчас всё изменится. Его голос низкий, хриплый, будто сорванный желанием:

— Смотри на меня. Запоминай. Это твой первый раз… и мой тоже. С тобой.

Он медленно проводит пальцами по моим бёдрам, раздвигает их чуть шире, и горячая дрожь проходит по позвоночнику. Его ладонь скользит ниже, и я не могу сдержать судорожного вдоха.

— Расслабься, — его губы касаются моего уха, и каждое слово словно обжигает кожу. — Ты моя. Только моя.

Я киваю, даже не пытаясь что-то ответить. Слова уже не нужны. Есть только его запах, пряный, тёмный, и жар его тела, который плавит меня изнутри.

Он касается входа в меня головкой члена, медленно, осторожно, словно проверяя мою готовность. Моё тело само выгибается навстречу.

— Камран… пожалуйста…

Он замирает на долю секунды, а потом толкается вперёд. Медленно, мучительно, сантиметр за сантиметром входит в меня. Мир рушится. Боль и восторг сливаются в один крик, вырвавшийся с моих губ.

— Дыши, — его голос низкий, властный, и в нём странная нежность, от которой внутри становится теплее, чем от огня. — Ещё чуть-чуть… держись за меня…

Я цепляюсь за его плечи, ногти вонзаются в кожу, чувствую, как он весь внутри. Глубоко. Полностью. Словно он заполняет не только тело, но и душу.

Он замер, давая мне привыкнуть, и в это мгновение я ощущаю его всего — каждый толчок сердца, каждую дрожь мышц.

— Теперь ты моя. До конца. — Шёпот, больше похожий на клятву.

"До конца, — повторяю я в мыслях. — Да, до самого конца. До последнего вздоха."

Первый медленный рывок — и я теряюсь. Боль уступает место сладкому разрывающему наслаждению, и я кричу его имя, выгибаясь под ним. Он двигается глубже, сильнее, и каждая его тяга словно выжигает меня изнутри.

— Ещё… — шепчу, уже не соображая, что говорю.

Он усмехается низко, хрипло, наклоняется и целует меня так, будто хочет выпить мой воздух.

— Ещё будет. Это только начало.

И он срывается с цепи. Толчки становятся рваными, дикими, как будто он пытается вбить в меня свою душу. Я плачу от удовольствия, от перегруженных нервов, от того, что это он, что это первый раз — наш, настоящий.

В какой-то момент всё взрывается белым светом. Меня рвёт на миллионы искр, и я теряю себя. Есть только его руки, его тело, его голос, который шепчет моё имя, пока я растворяюсь в нём.

Когда волна спадает, я лежу в его объятиях, дрожу всем телом, а он гладит мои волосы, целует висок. Но это не конец — я вижу это в его глазах, чувствую в напряжении его тела.

Он усмехается, и в этом звуке столько хищного обещания, что у меня внутри всё сжимается в сладком страхе.

— Только не оставляй меня, не останавливайся!

— Даже не собираюсь, — его голос низкий, тёмный, вибрирует где-то внизу живота. — я еще не кончил, маленькая.

Он медленно, лениво проводит ладонью вдоль моей спины, пальцами очерчивает позвоночник, и от этого прикосновения тело само приподнимается ему навстречу. Его руки сильные, уверенные, сжимают мою талию, разворачивая так, как нужно ему. Я чувствую каждую мышцу его тела, как он нависает надо мной, как его дыхание обжигает мою кожу.

"Он берёт меня полностью, — думаю я сквозь туман ощущений. — Не только тело — душу, волю, всю меня без остатка."

Первый толчок резкий. Я вскрикиваю, впиваюсь пальцами в простыню. Он входит глубоко, одним движением, и ощущение такое, будто он разрывает меня, заставляет тело заново учиться быть его.

— Чувствуешь? — шепчет он, и его голос — словно раскалённое железо на коже. — Это моё. Каждый твой вдох теперь мой.

Он двигается медленно, тянет каждую секунду, чтобы я сгорала в этом ритме. Каждый толчок — глубже, сильнее, и с каждым разом он словно вырывает из меня остатки прошлого, оставляя только нас двоих, слитых до боли, до крика.

Он сжимает мои руки, прижимает их к матрасу, лишая даже возможности пошевелиться. Его движения становятся жёстче, напористее, и я уже не знаю, где кончается удовольствие и начинается боль. Слёзы текут по щекам, но это не слёзы страха — это слишком, слишком много, слишком остро.

— Камран… — вырывается из меня хрипом.

Он склоняется ниже, его губы касаются моей шеи, и каждый поцелуй — как клеймо.

— Тише… я с тобой. Всегда с тобой.

Он двигается быстрее, резче, тело горит, мышцы сводит от напряжения. Каждый удар бёдер — как удар молнии, каждая секунда растягивается в вечность. Я теряю себя. Тело больше не моё, оно принадлежит ему, как и сердце, как и дыхание.

Он подхватывает меня под спину, притягивает к себе, двигается ещё глубже, и я кричу, чувствуя, как волна накрывает с головой, ломает, разрывает и собирает заново.

Когда он заполняет меня полностью, последним рывком, я выгибаюсь под ним принимая внутри себя его семя.

"Семя, — шепчет что-то в глубине сознания. — Он отмечает меня изнутри, делает своей собственностью навсегда."

К утру я буду уже не та девочка, что вошла в его комнату. Моё тело болит сладко, кожа горит от его поцелуев и отметин.

Я его женщина. Целиком. Безвозвратно.

Лежу в его объятиях, слушаю, как бьётся его сердце. Кольцо Дениса так и лежит на тумбочке — символ освобождения от чужих планов на мою жизнь. Теперь у меня есть свой план. Свой выбор. Своя любовь.

Никакой свадьбы не будет!