Кольца Мирты. Книга 2

Глава 2

Именно эти слова Марти почему-то встряхнули его и заставили очень хорошо вспомнить, как чувствовал себя сам парень, когда они столкнулись в приграничном поселке… Осознать, насколько страшно, непонятно и тяжело сейчас может ощущать себя Инди от чересчур пристального и обильного внимания всех, кто толпился за спинами его команды. Пусть это и были самые верные люди в большинстве, но собралось уже достаточно и праздных любопытных, хоть и с опаской из-за его присутствия, а понемногу стекающихся, сбегающихся сюда со всех концов дворца. Слухи разлетались, разносились, казалось, сквозняком по щелям…

Шутка ли — принцесса жива! И всем явно хотелось воочию в этом убедиться.

К тому же он все сильнее ощущал дрожь тела Инди под своими пальцами. И, судя по тому, как она выглядела, а также по проступающим под тонкой бледной кожей косточкам, жизнь в эти месяцы его любимую не баловала…

Глубины ада!

Эта мысль и понимание вызвали еще непривычный, но уже знакомый темный отклик бешенства внутри него. Словно бы гул нарастающей волны — сила Морта, моментом готовая отозваться на его злость, вспыхнуть, сметая и уничтожая все вокруг. Однако сейчас… это было подобно неконтролируемой вспышке звезды! Темной, несущей смерть всем тем, кто был повинен в состоянии Инди! Буквально требующее от него кровавого уничтожения этих людей…

И понадобилось действительно выраженное усилие воли, чтобы подавить этот гнев, разгорающийся внутри все ярче. Одернуть, напомнить, сколь хрупкий и бесценный дар сейчас в его руках. Иное — бессмысленно и пустое!

О чем он?! Инди жива! А ведь даже Марен не верил в такую возможность!

Остальное переборют, справятся! У Ройса не было сомнений. В данное мгновение у него вообще от невыразимого, какого-то нереально безумного счастья, казалось, вот-вот грудь разорвет. Не существовало для него ничего невозможного!..

Но сейчас ей точно нужен перерыв и отдых. В тишине и без этих десятков бесящих любопытных глаз, которые и по нему «пропечатывались» какофонией впечатлений. Что могла чувствовать его жена при ее восприимчивости к чужим эмоциям, думать не хотелось.

А еще то, нечто непонятное, глубинное и глубокое, слишком мощное и неуправляемое, что притаилось внутри самого Ройса, приглядываясь к происходящему, становилось все беспокойней. Почему-то казалось, что это «нечто», имя которого он слишком хорошо на самом деле знал, и сам позволил выйти в этот мир, вот-вот могло рвануть, как подрывался порох от магии колдунов…

Обилие чужого внимания и всех этих людей вокруг него и Инди внезапно стало бесить, вызывая бешенство и раздражение. Он будто медленно раскалялся изнутри. А Ройс уже знал, что ему не так и легко управлять подобными эмоциями, сопротивляясь Морту. Не тогда, когда внимание ослаблено… Уже был опыт. Не просто так его опасались, в конце концов.

— Больно… — Инди едва-едва слышно это прошептала.

А Ройсу словно набатом по вискам прошлось. Ее боль!..

Все мигом отошло на второй план. Ничего существенного не осталось, кроме хрупкой девушки в его руках!

Вскинулся, прищурился, вглядываясь в лицо Инди… Она закусила губу с такой силой, что кожа вокруг рта побелела, и на этой бледно-синеватой тонкой коже, на белых полосках закушенных губ алела одна крохотная капелька крови…

И вдруг Инди рухнула! Просто опала в его объятиях.

Ее безвольные руки соскользнули по его щекам. Так, что если бы Ройс не держал любимую, не успел бы подхватить. Однако же он держал. Всегда теперь…

И в то же мгновение, перехватив ее, Ройс одним резким движением поднялся с колен, удерживая Инди на руках. Бережно и нежно прижал ее безвольно качнувшуюся голову к своей груди, удобно устраивая жену в изгибе своей руки, где и было ей самое место.

— Никого не пускать за нами, — отдал тихий короткий приказ, зная, что его гвардейцы услышат и выполнят.

Глянул на друзей, безмолвно прося и сейчас не оставлять их без прикрытия. И верная троица не подвела: окружив его с Инди на руках, они, молча, ничего и никому не объясняя, двинулись в покои Ройса. Гвардейцы Канцлера выступили из рядов любопытствующих, отрезая людей от них, не позволив никому и шелохнуться.

Только Мартин и Марен двинулись вперед, будто бы намереваясь остановить Ройса…

— Не сейчас, — коротко бросил он им через плечо, не в состоянии оторвать даже взгляд от бледного и измученного лица жены. Понимал Герцога, это его сестра, в конце концов, да и Марен… Но нет. Он не был готов к разговорам, расспросам и всему подобному. Не в это мгновение. — Позже.

Возможно, у Герцога и Верховного Жреца имелась иная точка зрения. Однако Ройс не оставил им ни единой возможности ту высказать, стремительно покинув переход в сопровождении охраны из своих друзей. А ситуация обстояла так, что нынче даже эти двое не решались с ним спорить. Не в таком настроении…

В голове что-то мелко пульсировало настырной болью, заставляя ворочаться, в поисках чуть более удобного положения… Хотя, кажется, так тепло и комфортно ей не было вообще никогда… Какая-то нега наполняла изнутри, растягивая губы в слабой улыбке. Беспричинное счастье, которого ранее не помнила.

Только вот тот… даже не страх, нет. Некая тревога, изматывающая и теребящая все внутри нее последние дни, не давала нормально выспаться. И эта боль в голове…

Повернулась на бок… И настороженно замерла, когда поняла, что ее лицо утыкается вовсе не в подушку — если только у подушек вдруг не стали стучать сердца. Да еще и так… Невыносимо мощно, как-то сильно и сурово.

Вот теперь стало действительно страшно — она вспомнила.

Все события дня накануне вспыхнули в памяти.

То, как ее привели во Дворец три человека в черной одежде из личной гвардии Канцлера. Но от них не ощущалось той иссушающей силы и тяжести, как от остальных, встреченных ею ранее. Потому и пошла… Да и само имя Канцлера…

Его образ будоражил, преследовал и мучил ее все это время. Несмотря на то, что она видела тогда со стены (не то чтобы особо четко, конечно), независимо от того, что наблюдала уже ближе, подойдя к постаменту во время казни заговорщиков…

Этот мужчина вызывал в ней ужас, леденящий душу. И одновременно манил так, что она не могла отвести от него своих ущербных глаз. Почему? Понятия не имела.

Из-за этого ужаса и убежала тогда, когда войска молодого Герцога вошли в столицу. В беспамятстве каком-то, в помутнении разума скиталась по задворкам и подворотням, кажется, ночуя в подвалах заброшенных домов на окраинах. Как в беду не попала? Самой непонятно… Может, выглядела так, что ее и лихие воры сторонились, опасаясь безумицы. А, может, просто притихли все, пока гвардейцы Канцлера и Герцога наводили в столице порядок. Опасались высовываться…

Она тоже не спешила этим солдатам на глаза попадаться. Слишком тяжело и плохо ей становилось рядом с ними.

Ей… кому? Трише? Инди?.. Так ее называл Канцлер. Так ее назвали его люди, помешавшие трактирщику избить за провинность. Сказали, что она принцесса и жена Канцлера, которую он все эти месяцы искал, уже дойдя до отчаяния…

Но разве принцесса не погибла? Об этом же все в Мирте знали. И она не сомневалась.

С другой стороны, и с этим не поспорить, она ничего не помнила о себе толком до этих последних месяцев, когда ее взяла с площади больную и в беспамятстве мистрис Тарг. А само имя Канцлера резонировало внутри нее с такой неистовой силой, словно больше и не существовало никого… Они сказали «домой, к Ройсу», забирая ее из таверны. И в тот момент, как марево окутало разум, ей ничего и никто был более не нужен. Никаких возражений или аргументов. Самая верная цель.

Однако же что делать с той тревогой и… болью, которые она испытывала около Канцлера? Со страхом перед этим мужчиной?! Но и со своим неизбывающим желанием утешить его, разделить ту неимоверную муку, что ощущала внутри него?

И кто же она все-так? Инди? Триша?

Принцесса или посудомойка?

От этих мыслей и сомнений голова трещала.

В данное мгновение не имела ни ответа, ни сил искать тот. Зато было немного странно и непонятно. Но и безумно комфортно…

Ее все больше охватывало неясное напряжение, вперемешку со страхом. А еще — жар, словно бы растекающийся с кожи мужчины, держащего ее в руках. На ней самой будто бы одежда начинала тлеть…

Вдруг, испугавшись, что это действительно может так быть (понятия не имела, на что именно способна мощь, которую ощущала в Канцлере!), она распахнула глаза и прищурилась. Попыталась понять обстановку, хоть что-то разобрать в полумраке, скрадывающем помещение, мешающим дышать толком. Но не увидела ничего, кроме массивной темной фигуры мужчины, на груди которого она сейчас и лежала, укутанная его руками и, роде, каким-то пледом поверх них обоих. Хотя зачем? Ей было жарко. Да и вряд ли чтобы он ощущал холод — кожа Канцлера пылала, она и через одежду это чувствовала.

Казалось, физический дискомфорт был в принципе неведом Ройсу. Но вот внутренний бушующий шторм его эмоций даже у нее вызывал сумятицу в мыслях.

— Тебе больно смотреть? — вопрос прозвучал, стоило ей открыть глаза.

Наверняка, он знал, что она проснулась раньше, но не пытался вызвать на разговор, пока она сама не показала, что готова. Хотя, конечно, вряд ли ее переполошенное вскакивание можно считать таким показателем.

Чуть отстранилась, стараясь собраться с мыслями…

— Инди, глаза болят? — она почувствовала, как Канцлер дернулся за ней, как сжались его руки…

Но мужчина словно бы сам, собственной волей, осадил этот порыв. Как будто бы нечто в нем боролось со своими же порывами… Или не только его? Как будто бы нечто в нем боролось со своими же проявлениями… Она не могла до конца разобрать и понять, что внутри Ройса сейчас клубится. Но все больше ей чудилось какое-то «раздвоение» внутри этого мужчины. Что пугало не меньше всего остального, кстати.

А он все еще смотрел… Так внимательно и пристально, что она кожей ощущала его взгляд, настолько же тяжелый и темный, как все в этой комнате. Настолько же болезненный для нее, как и этот хриплый, низкий голос, пробивающий ее кожу, как тонкими острыми иглами.

О, Пресветлая! Как остальные выдерживают, когда он говорит?! Ощущают ли эту боль настолько же остро?! Так ли невыносимо им находиться поблизости от Канцлера? И настолько же невозможно отступить, отодвинуться?

Ей показалось, что в комнате стало еще темнее.

Какофония!

Она запуталась. В самой себе, в этом мужчине! Во тьме этой комнаты загубила всякое понимание, рациональность и здравомыслие.

— Больно… — выдохнула… Инди?.. имея в виду вовсе не глаза.

Но он воспринял это по-своему.

— Не открывай пока. Закрой, — коротко распорядился Канцлер тяжелым, встревоженным тоном. И протянул руку, опустив пальцы ей на глаза. Веки будто обожгло, заставив ее мучительно закусить губу. — Я помогу тебе ориентироваться. На шаг не отойду, не бойся. Марен посмотрит позже. Он твоего брата излечил. И тут разберемся, почему ты сама их восстановить не можешь. Не переживай, любимая…

Но она вывернулась из-под его ладони и чуть отстранилась, уперевшись рукой в матрас. И глаза тут же открыла.

Не потому что спорить собралась.

Пресветлая! Да ей рядом с ним периодами и дышать страшно было. Но… когда он ее касался, несмотря на довольно выраженные болезненные ощущения, было и кое-что еще. Что-то несоизмеримо большее… И она вся словно светилась: ее кожа на веках, щеки, руки… А он будто бы поглощал, впитывал это золотистое свечение своей кожей… В этом было нечто настолько завораживающее и волшебное, что она зачарованно любовалась, не в силах даже моргнуть. Сама робко коснулась его кожи…

Это золотистое свечение во тьме, мрачный огромный силуэт, общая нечеткость ее глаз… Все превращало происходящее в какое-то нереальное чарованье. Как мираж или дымка, игра теней с ее больными глазами.

— Я свечусь? — растерянно выдохнула Инди, все сильнее напрягая глаза, которые уже слезились. — Или это мне кажется? Привиделось?

Канцлер… Нет, как будто бы кто-то теплый и открытый, безумно счастливый…Ройс(?..) в нем, как ей показалось, словно бы Инди уже чуть-чуть смогла различить те две разные, ощущаемые ею сущности внутри мужчины, улыбнулся. Так тепло, с такой любовью и горячим ликованием, плеснувшим в его груди, луной отразившимся в ней, что Инди сама расплылась в улыбке, ощущая невыразимое блаженство, которого еще не знала… Или напрочь забыла. Его радость растекалось по ее языку невыразимой сладостью и собственным беспричинным счастьем, заставляя тянуться к этому мужчине.

— Так всегда было, когда мы рядом… Ты вспомнишь, Инди, клянусь! — тихий шепот, хоть он и пытался смягчить, убавить острую резкость, резанул по нервам Инди, заставив тонко застонать, разрушая трепетное волшебство этого теплого притяжения.

Она сжала виски пальцами, все-таки зажмурившись. Всхлипнула.

— Почему так больно, когда Вы… Ты говоришь? — она не знала, как ей к нему обращаться. — Когда касаешься…

Эта боль лишала способности сосредоточиться, обдумать. Но было странным соблюдать хоть какой-то этикет в темной комнате. Да и если они действительно женаты… Хотя сама мысль об этом ее пока дезориентировала, откровенно говоря. Как, собственно, и все остальное, происходящее с момента, когда она уронила поднос с грязной посудой.

И все же почему-то ей не казалось, что они вели себя чинно и церемонно. Ничего в отношении самого Ройса к ней не наталкивало на подобные мысли.

Сейчас же он скривился так, словно сглотнул горечь. Будто это она ему боль своими словами причинила. Инди не увидела, ощутила в темноте его гримасу.

— Прости… — звуки упали едва ощутимо. Он одними губами те прошептал. — Я… Поверь, меньше всего хочу этого с тобой. Но… есть то, что изменилось во мне, Инди. Нечто, что я совершил, потеряв надежду увидеть тебя вновь…

Даже когда он вот так шептал, у нее мороз шел по спине от его голоса, и будто бы что-то невыносимо тяжело начинало давить на плечи. Откровенно говоря, Инди понятия не имела, что именно должно было «измениться», чтобы чей-то голос оказывал подобное влияние.

Но в этот момент все стало еще хуже: заметив, наверное, что она все еще сдавливает виски ладонями, Ройс потянулся к ней. Так ей показалось. И, обхватив плечи Инди одной рукой, второй накрыл ее щеку, стараясь понять, что ей причиняет боль…

А ее от этого словно в землю впечатало! На части растягивать, разрывать душу начало: тепло и золотистое свечение, пробивающееся под стиснутые веки, его безумно нежное, почти невесомое касание, словно боготворящее Инди… и нарастающее жжение от этого прикосновения!

С каждым мгновением усиливающаяся боль, словно бы эти самые пальцы ей под кожу пробраться пытаются. Вдавливаются, проникают… Или нечто, струящееся из них, из сущности Ройса. То, иное… Темное и мрачное, пугающее ее до ледяного кома в животе, делающее дыхание рваным и тяжелым. Заставляющее вспомнить, как именно он, простым щелчком пальцев и пристальным взглядом, заставлял кричать заговорщиков, посмевших посягнуть на герцогский дом (на нее и ее семью, выходит?)… Как бежала по их лицам кровь из глаз и ушей…

Инди понимала причины казни, хоть метод и вызвал страх. Но на то и рассчитывали Канцлер с Герцогом, наверное. Им надо было внушить трепет и повиновение, неминуемость наступления кары.

Но, Пресветлая! От этого ей не становилось понятней собственная реакция сейчас!

А Ройс тем временем, похоже, не заметив, что с ней творится, мягко растирая, прошелся ладонью по ее вискам, все крепче прижимая Инди к себе. Она ощущала его горячее дыхание на своих губах, хоть и не видела четко, чувствовала, как все ближе оказываются их лица. Ее охватила неконтролируемая дрожь, какая-то жизненная потребность прижаться еще больше к нему, довлеющая и над болью. Как ответ на ту жажду, что вспыхнула внутри Ройса, а Инди уловила, прочувствовала.

И, будто ощутив это, мужчина чуть приподнял Инди, вновь устроив на себе. Тесно, жарко, сильно обнял. Невыразимо собственнически. Жадно даже. Его отрывистые, короткие вдохи оглушали, дразня горячим дыханием, шевеля ее волосы за ушами.

Инди явственно слышала, как быстрее и чаще начинает биться его сердце, гулко отдаваясь и в ее груди.

Но и боль никуда не уходила, скорее исподволь нарастала…

— Инди!.. — голос мужчины утратил ту осторожность, которую он так старался ранее придать.

Стал низким, хриплым, полным потребности в ней, интенсивным до дрожи в ее ногах.

Сам его вибрирующий звук заставил ее застонать от этой непонятной какофонии боли и обжигающей нужды в нем, в его прикосновениях, в еще более тесном контакте…

— Ройс… — она хотела его остановить.

Спросить об этом жаре, о том, почему у нее такое чувство, словно бы все ее внутренности медленно и методично накручивают на чей-то кулак.

Но он иначе истолковал этот тихий болезненный стон, похоже.

Пронзительное мгновение зависшей тишины, когда его пальцы еще плотнее и алчно сжали ее спину, обхватили шею, погрузились в волосы.

Общий вздох…

— Моя! — тьма будто рухнула на нее, впечатав в простыни. — Демоны! Как же я нуждался в тебе все это время! — не разжимая рук, он перекатился в кровати, в которой они находились.

Накрыл ее собой, навалился, окончательно отрезав от всего иного мира, кроме этой тьмы и себя самого.

Между ними как пламенем полыхнуло. Только темным, поглощающим тот свет и сияние, которое она и через веки улавливала; испепеляющим, а не согревающим; прожигающим до самых костей, до болезненного ойка, слетевшего с ее губ!

Это рождало внутри Инди какое-то отчаянное непонимание, испуг и дрожь.

Да и вообще, Инди вдруг показалось, что мужчина, с которым она только что пыталась говорить, исчез, а на его месте, полностью завладев Канцлером, сейчас властвовал некто совершенно иной. Настолько сильный и могущественный, настолько неистовый, неподвластный ни разуму, ни словам, ни ее слабому сопротивлению…Человек ли?..

Его рот прижался к ее губам, жадно и властно, реально обжигая, словно ставил клеймо! Будто выпивал саму ее суть, тянул жизненную силу или пытался нечто подобное сделать. Его руки завладели ее телом, скользя и жадно стягивая с плеч ткань нижней рубашки. Платье, похоже, с нее сняли еще раньше… И алчные, твердые пальцы сейчас добрались до кожи Инди сквозь треск ткани и рвущиеся нити.

Он был сверху.

Он был вокруг.

Он был везде!.. Душа этим довлением над нею!

Его губы, неумолимые и твердые настолько же, как и его руки, прикусывали и втягивали ее губы, будто бы, и правда, он пытался компенсировать все те месяцы, что не имел доступа к ней. Тяжелое дыхание оглушало Инди, окутывая острым, почти грозовым привкусом, словно бы молнии и тучи сгущались над ними в комнате. А в груди мужчины, вдавливающего в нее свое огромное тело, она ощущала вибрацию отголосков грома…

Или это гроза снаружи? Так зима же идет… Не оставалось времени и сил думать о чем-то, кроме него.

Тело, весом в тонну, по ее ощущениям, как массивная каменная глыба, впечатывало ее в матрас. Как-то слишком глубинно и откровенно напирало на нее своим возбуждением, подавляя буйной энергией страсти и чисто мужской жажды, стремящейся, казалось, проникнуть внутрь тела Инди ранее самого мужского члена, который она бедрами ощущала. Толчки его бедер, трущихся об нее через остатки рубашки…

И ей уже было больно! Мучительно. Почти невыносимо! Не там, не в развилке ног, не от его попыток явно стать еще ближе, чего и ей, кажется, недавно хотелось. Да и сейчас еще горело отголосками его жажды в груди.

По-иному болело — везде: в груди, плечах, на щеках и животе, перекрывая другие порывы. Заставляя пытаться вывернуться, оттолкнуть, чего Ройс будто и не замечал. Словно обезумел!

Инди задыхалась, чувствуя, как жжет каждое его касание. Ей было страшно из-за невозможности выбраться, достучаться до него, и тяжело. Она упиралась в каменные, напряженные плечи своими ладонями, которые, казалось, ошпарило кипятком…

Пресветлая! Она не помнила, когда ей было бы настолько мучительно больно?! Почему?! Если ее, при этом всем, все же неистово тянуло к нему, даже сквозь эту боль…

— Ройс!… — глухо простонала Инди ему в рот. — Ройс, стой! — ее губы пылали, но мужчина не услышал.

А ей был нужен перерыв. Жизненно необходим!

— Больно! Мне очень больно!…— не особо рассчитывая на то, что докричится, все-таки отчаянно застонала она, пытаясь отвернуться. Чувствуя, как по щекам струятся испуганные слезы, выдающие ее полное непонимание и беспомощность.

Мгновение казалось, что ничего не изменилось. Но потом… Он застыл всем телом. Замер. И на комнату словно упал полог безмолвия. Только грудь продолжала вздыматься от тяжелых вздохов, и шумное, почему-то теперь холодное, мужское дыхание врывалось ей в рот, холодя пылающие губы Инди.

А потом Ройс как-то мгновенно, не успела она и оком моргнуть, скатился с нее. Кажется, даже с кровати спрыгнул одним движением, стремясь оказаться как можно дальше… Вызвав у нее новый приступ ужаса, что Инди останется одна в этой темноте, в полном непонимании происходящего… Без него.

— Ройс!.. — уже с другой паникой и страхом в голосе, она вскочила на колени, позабыв про разодранную рубашку. Начала слепо ворошить разоренную постель, в попытках его обнаружить. — Ройс…

Холодные, аж ледяные теперь, но настолько же твердые и жесткие мужские пальцы накрыли ее руку, останавливая хаотичное и суматошное метание Инди по кровати. Осторожно, едва ощутимо.

— Я здесь, — казалось, он старается говорить едва-едва на грани слышимого звука. — И я сожалею о том, что испугал тебя, любимая. Мне нет прощения. Даже моя тоска и жажда — не оправдание…

— Я не понимаю! — застонала она, зажмурившись, прервав его. — Ничего не помню! — голос сорвался, предав Инди. Горло свело судорогой. А кожа все еще горела, словно обожженная. — Почему мне так больно от твоих прикосновений?! Как ожоги… — со всей этой растерянностью спросила Инди, рухнув в кровати и обхватив колени руками, но не отпуская его пальцы. — Меня же тянет… невыносимо тянет к тебе. Но эта боль… Так было и ранее?

Все еще в смятении, не перестав бояться, она все равно потянулась вперед к нему. Потому что там, в этой тьме, где ранее чувствовала то муку, то радость, уловила опустошенное отчаяние и вдруг вспыхнувшую ненависть мужчины… К нему же самому.

— Нет… Никогда…— не голос даже. Шелест темноты по ее плечам.

И, как ни странно, это словно бы успокаивало, унимало жжение.

— Что ты сделал?.. — вдруг спросила… она? Странное ощущение, как будто бы и внутри головы Инди появилось еще что-то… Еще невнятное и неразборчивое, смутное.

Возможно, та самая память об их прошлом? Иной голос, мысли и неизбывная тяга к мужчине, кажется, застывшему сейчас у кровати на коленях.

— Кем ты стал? — догадка, тоже словно бы не ее… И принадлежащая Инди в одно и то же время.

Вопрос повис в темной тишине, как лепесток, случайно попавший в горький дикий мед и застывшей в его толще…

Ройс молчал. И очень сложно было во мраке этого безмолвия, где источником света служила лишь ее кожа из-за его прикосновения, понять, о чем он думает.

И вдруг мужчина поднялся, прекратив их соприкосновение.

— Ройс?! — она вновь потеряла все ориентиры в этой темноте.

А за окном, кажется, в самом деле прогремели уже близкие раскаты грома.

— Я вернусь. Скоро. Не выходи из комнаты. Очень прошу, любимая…

И он просто вышел до того, как она успела бы хоть что-то сказать или отреагировать, оставив ее одну в незнакомых покоях.

Хотя, может и странно, но ей показалось, что в помещении теперь стало светлее.