Лидия. Головная боль академии (СИ)

Глава 17. Дом, милый дом

Лидия

Без третьего курса боевиков время полетело, как на крыльях.

Я спасалась от активизировавшихся ухажёров в лаборатории, а Кэт корпела над личиной, которая всё никак не хотела работать как надо.

Но наши планы мирно дожить до окончания учебного года в один день рухнули.

Погожим майским утречком, стоило нам с Катариной явиться в столовую к завтраку, вокруг нас поползли шепотки.

Ничего не подозревающие мы приступили к поеданию каши, но идиллию нарушил Дэниэл де Мортенсон своим:

— Доброе утро, Лидия. Доброе утро, Катарина.

У меня аж челюсть свело от нехорошего предчувствия. Он назвал меня настоящим именем!

— Откуда инфа? — поинтересовалась у него.

— Так в газете напечатали.

Что??? Да ни одно уважающее себя издание не отважится опубликовать засекреченную информацию! Потому что дураков, желающих одним днём навечно прикрыть свою лавочку, нет.

Видимо мой скептицизм отразился на лице, и Дэни пояснил:

— В подпольной газете. Она сейчас стала очень популярна, но ты не найдёшь её ни в одном магазине.

Ага. Это Дэни, мерзавец, барыжит запрещёнкой. Вот, чую, это он мне подгадил, распространяя сплетни!

— Дай посмотреть, — обманчиво спокойно потребовала я, и мне в руку под столом лёг серый лист, свёрнутый в трубочку.

М-да, газетой это можно назвать с натяжкой.

«В магической академии Зота тайно обучается родственница императрицы!» — гласил безыскусно составленный заголовок.

«Раскрыта тайна! В Магической академии имени Максимилиана де Таура обучается единственная внучка принцессы Беатрис и племянница императрицы Эвелин. Адептка ведёт дискредитирующий образ жизни, торгуя запрещёнными зельями, и известна под именем Лия Ферб, в то время как её настоящее имя — Лидия де Фиабри.

Помимо нелегальной торговли запрещёнными веществами, наследная герцогиня прославилась беспорядочными амурными связями, взрывным характером и мстительной натурой. Поэтому автор этой статьи вынужден остаться инкогнито.»

— Дэниэл, а не попутал ли ты часом? — видимо, в моём взгляде читалась не только претензия, но и обещание больших проблем, поэтому Дэни выставил ладони в примирительном жесте:

— Честно: это не я. Распространителей в академии несколько, и никто не знает, кто и где печатает газету.

— Вот только не ври мне, что ты не распространяешь!

— Так раньше про тебя не писали…

Ух, как я зла!

Ясно-понятно, что писал некто, не любящий меня. Очень не любящий! Интересно, кому это я опять перешла путь-дороженьку?

Кто. Сука. Меня. Сдал?

Это точно не Ромери — тот скован клятвой. Точно не горе-зельевары, похитившие нас с Дэниэлом, — они тоже поклялись. Но кто-то, кому многое обо мне известно. Не исключено, что это семейство де Кальди решило мне так отомстить и попутно подзаработать, продавая чужую тайну.

Плохо. Лишь бы папуля это не прочитал.

— Брехня полная, — я вернула осквернённую плохими и откровенно бездарно написанными словами бумажку Дэни.

— Про беспорядочные связи согласен, — покивал Дэни. — А вот про родство с императрицей…

— Насколько широко распространяются листовки?

— Сама погляди, — и Дэниэл обвёл взглядом столовую.

М-да… Глаз — что цветов в поле — и все смотрят на меня.

Что ж, кто не умеет проигрывать, тому никогда не быть победителем.

Сегодняшнее поражение приму красиво — с достоинством и гордо поднятой головой.

Отпираться бесполезно. Меня рассекретили.

Я встала, достав из сумки свой любимый усилитель звука, и заявила на весь зал:

— Да, я герцогиня! Смотрите, любуйтесь, мне не жалко! — и села, довольная произведённым эффектом.

Народ быстренько отвернулся и застучал ложками.

Но радовалась я недолго: вечером побеседовать с ректором де Кастеляврестом прибыл папа… Злющий, радикально настроенный папа, которому отчего-то крайне не понравилась подпольная новостная листовка.

Каким-то чудом нас с Кэт забрали домой не полностью: в течение двух недель мы каждый день мотались в академию утром, учились, досрочно сдавали зачёты и экзамены, а вечером нас порталом забирал мой папа.

— Ох, даже не верится, что ты бросаешь меня! — надула прелестные губки Никки. — Надеюсь, мы пересечёмся хотя бы на летнем балу?

Мы обедали в столовой, но за царственным видом я прятала печаль. Ещё несколько дней, и двери академии навсегда закроются для меня.

— Если папа не посадит меня под арест, — ответила подруге как можно более бесстрастно.

Зато лицо Кэт, которая вечно замыкалась в себе в присутствии Никки, в полной мере отражало то, что чувствую я.

— Я вообще в шоке! — возмущённо воскликнула герцогиня де Брауцвиг и очаровательно тряхнула тугими тёмно-каштановыми кудряшками. — Я тебя не узнаю! Да ты же своими родаками вертишь, как тебе вздумается. Неужели на этот раз всё так мрачно?

— Разберусь, — я перевела взгляд на окно, за которым простиралось поле для тренировок с ярко-зелёной, но местами подпалённой и перекопанной травой. Тренировки губительны для газона. В учебно-назидательных целях его до сих пор не зачаровали, а запрягают провинившихся адептов восстанавливать газон в качестве наказания.

— Косячный выдался год, да? — на породистом личике Николетты отразилось нечто сродни жалости. А я терпеть не могу жалость! — Сначала Ромери, потом это…

Под «этим» она подразумевала упоминание в листовке о моих беспорядочных сексуальных связях. Несуществующих связях! Теперь в глазах любителей сплетен я порочная выскочка.

Н-да, бедный был мой папуля, когда это прочитал. Он бы поседел от такого, если бы уже не был седым (это уже мама постаралась, довела его, а мне характер достался от неё).

— Никки, отвянь, и без тебя тошно, — отмахнулась от подруги.

— Я всего лишь поддержать хотела! — мигом вспыхнула она. — Ну и варись в своём дерьме сама! — она встала и ушла, демонстративно оставив поднос с недоеденной едой на столе.

Если узнается, Никки получит штраф. Но я не из тех, кто носит чужие подносы. Борзеет — пусть сама и получает за это.

— Давай, я отнесу её поднос к сдаче? — предложила моя мягкосердечная Кэт.

— Не вздумай! — злобно сверкнула глазами я.

— Ладно… — она уткнулась в тарелку и принялась доедать.

Больше нас никто не отрывал от трапезы. Даже наплыва поклонников не было, потому что сначала все были шокированы моим раскрывшимся инкогнито, а потом я объявила на всю столовую, что одно поползновение ко мне — и ноги моей в стенах альма-матер не будет, не говоря уж о зельях. Адепты прониклись и не приставали, если не считать гор записочек под моей дверью.

Бумажульки с предложениями встретиться преследовали меня везде: в карманах, в капюшоне, в сумке, в голенище сапога… Даже в полотенце в душевой кто-то умудрился засунуть! И как только додумались?

Всю нежелательную корреспонденцию ждала одна участь: не удостоившись прочтения, сгинуть в огне у всех на глазах. Ибо общая гостиная с камином располагалась на первом этаже общежития.

Адепты видели, как их послания безжалостно сжигают, но всё равно бумажная напасть преследовала меня.

И вот в последний раз я услышала, как профессор де Грасс вызывает меня по громкой связи. Почему последний? Потому что голос её звучал нехарактерно ласково. Впервые!

Не то чтобы я любила садо-мазо, но… грустно осознавать, что её мягкий голос — к прощанию.

В её кабинете меня уже ждала чашечка очередного привезённого с другого конца света коллекционного чая… невкусного, чрезмерно крепкого, но отчего-то столь милого сердцу.

Я с трудом удержала слёзы.

— Что, невкусно?

— Невкусно. Но мне нравится, — ответила правду. Ведь мне действительно нравится. И этот мрачноватый кабинет с грузной мебелью, и чашечка из тонкого перламутрового фарфора, и этот кошмарный, с привкусом земли, чай, и, конечно же, сама профессор де Грасс.

— Девочка моя, я слышала, завтра у тебя последний экзамен? — поинтересовалась профессор.

И всё. Тут меня накрыло.

За исключением того рокового дня рождения в десять лет, не помню, чтобы я плакала прилюдно.

— Лидия, деточка, неужели ты думаешь, что я позволю загубить твой талант в стенах замка?

Удивительно, как ободряюще на меня действуют слова мадам Талисы де Грасс. Чудесная женщина!

— А? — я мгновенно прекратила саможаление и вся обратилась в слух.

— Я найду нужные слова, чтобы убедить твоих родителей в необходимости продолжать обучение.

— Правда?

— Но и тебе придётся помочь мне в этом.

— Что нужно делать?

— Убедить их, что тебя необходимо дисциплинировать. И наиболее благоприятным для укрощения твоего характера является лишь одно заведение…

— Почему вы упорно стараетесь запихнуть, — иного слова не подобрать, — меня в Северную академию?

Клянусь, на мгновение, профессор коварно улыбнулась! Я бы даже сказала, коварнейше! А потом её лицо приобрело привычное благостное выражение.

— Я неплохо знакома с тамошним руководством и считаю, что ты как нельзя лучше впишешься в атмосферу севера.

— И что же вы недоговариваете? — очередная моя попытка узнать, что от меня скрывают.

— Ничего особенного, — снова с милой улыбкой соврала профессор, а мне стало до жути интересно. — Поверь, всё это я делаю исключительно для твоего блага.

Верю. Но не каждому позволю причинить мне добро.

— Вам не нравится мой характер?

— О, напротив, — она манерно махнула кистью. — Твоё появление внесёт оживление в ряды адептов и преподавательского состава. Уверена, перед вашим прогрессивным умом не устоит даже профессор Фенек…

— Кто???

Ну, всё. Лучше уж я дома как-нибудь, на индивидуальном обучении… Перетерплю!

Знаем мы этого старого… Кхм.

Профессор Фенек преподавал зельеварение ещё у моих родителей. Это тот случай, когда шаг влево, шаг вправо — расстрел, ну, или незачёт. И вместо того, чтобы открывать новые грани науки, ты топчешься на одном месте, дословно заучивая никому не нужные правила, характеристики ингредиентов и химические формулы.

Да этот Фенек в обморок грохнется, увидев, как я варю свои зелья! Стоит ему познакомиться с моей импровизацией, и он окончательно утратит веру в молодёжь.

Даже когда мама с папой учились у него, он уже был старым брюзгой. А уж что с ним стало спустя двадцать лет…

— Грю не настолько страшен, как его описывают. Скорее, он угрюм, потому что до сих пор не встретил продолжателя своего дела с живым умом. И я уверена, что это ты, Лидия.

Пф! А я-то думала, у неё более интересная причина сослать меня на север. Даже как-то обидно, что в Северной академии меня ждёт не красавчик-препод, а старый… Грю.

— А я вот почему-то уверена в обратном, — ответила на её смелое высказывание.

— Ты сомневаешься в своём мастерстве и призвании? — и лукавый взгляд с мою сторону.

Это, что, сейчас была попытка взять меня на «слабо»?

— В своём мастерстве я уверена так же, как в сугубо консервативных взглядах магистра Фенека…

«С кошмарным именем Грю», — но это я уже добавила про себя.

Нет, ну, в конце концов, Фенек уволился из Магической академии имени Максимилиана де Таура, потому что ему намекнули, что у него слишком жёсткие и завышенные требования к адептам. Короче, он валил всех подряд, никак не поощряя натужные старания тех, кто просто не одарён по части зельеварения. Как, например, Кэт. Ведь общий курс зельеварения проходят все! И на старших курсах этот предмет есть на каждом факультете.

— Между прочим, это ещё спорный вопрос, кто суровее: я или Грю. Но, как видишь, мы сидим и пьём синий чай, привезённый мне Эдвардом Стейплзом из гранитных долин.

— Ну, во-первых, вы знаете, кто я…

— Для преподавателя это не имеет значения, — перебила она.

— Во-вторых, в вас я с первого взгляда почувствовала родственную душу.

— Уверяю тебя, стоит заговорить с Грю о морских гадах и водорослях, из которых получают ингредиенты для особо пикантных зелий, и он твой навеки!

Я вот что-то не особо хочу, чтобы магистр Фенек стал навеки моим…

Видимо, профессор де Грасс прочитала это по моему кислому выражению лица.

— Ты просто с ним ещё не знакома. Он — человек с богатейшей массой знаний. И грустный он оттого, что пока не нашёл, кому этот багаж передать.

— У меня и свой багаж немаленький.

— О, Лидия, тебе ли не знать, что в нашем деле нет предела совершенству?

К концу разговора мадам Талиса убедила меня, что Фенек — душка, и что учиться у него — это дар судьбы, надо только подобрать к нему ключик.

Не то чтобы я поверила, но, судя по всему, Северная магакадемия Вилльмана не такое уж плохое место. Уж всяко лучше, чем домашняя тюрьма.

Дом, милый дом. Как же приятно в нём… гостить. Нечасто. Чтобы только повидаться с родными и вновь упорхнуть в свою прекрасную, насыщенную и, главное, вольную жизнь!

Вместе с последним экзаменом академия — увы! — распрощалась с нами.

Папа забрал мои документы.

В итоге мы имеем отличницу меня, готовую к отъявленным бесчинствам, чтобы родители сами пришли к мысли отослать неугомонное дитятко куда подальше.

А ещё… Я ведь не забыла о зелье плодородия! Так что держитесь, дорогие мои. Я обеспечу вам наследника.

Предаваясь размышлениям, я ещё не подозревала, какая подлянка меня ждёт.

С самого первого дня моего возвращения домой всё пошло наперекосяк. Сначала за обедом мама как-то подозрительно смотрела на меня, словно изображая менталистку. Причём она переводила взгляд с меня на папу и обратно, и от этого мне стало как-то совсем не по себе.

Папа ведь ей не рассказал? Он бы ни за что не сдал меня!

Впрочем, судя по тому, как папуля ёрзает на стуле, изо всех сил пытаясь вести себя непринуждённо, ему тоже не нравится мамино внимание.

Блин. Надо срочно поговорить с родителем и выстроить чёткую линию поведения.

После обеда я отправила папе магвестник, где назначила на семь утра встречу тет-а-тет в общем кабинете. Самое удобное время: мама в это время нежится в ванне и настраивается на рабочий день.

От папы тут же прилетел ответ: «Приду».

О, знала бы я, как подставляю папулю!

Встретились мы, никем не замеченные, в назначенное время в нужном месте.

Собственно, наша встреча не была подозрительной. Иногда, когда накапливались горы дел, мы после тренировки на мечах быстренько принимали душ каждый в своих покоях, переодевались и садились за работу.

В этот день дел было не особо много, но об этом прислуге знать не положено.

А в саду во время тренировки было как-то не до разговоров, тем более, там мы были не одни.

— Почему мама так подозрительно смотрела на меня вчера за столом? Ты ей что-то рассказал? — начала я.

— Я — нет, — папа покачал головой, но взгляд у него был недобрый. — Может, до неё дошли слухи?

— Какие слухи, пап? — я начала раздражаться, предчувствуя новую волну нравоучений.

— Вот такие! — он достал из ящика стола свёрнутый вчетверо лист. Узнаваемый лист!

— Ты зачем приволок сюда эту пакость?

— А ты почитай. Это новый выпуск. Видимо, издателю понравился ажиотаж вокруг твоей персоны, — папа деловито сложил руки на груди и тылом опёрся на край стола.

Лучше бы я не читала.

«Вопиющее поведение наследной герцогини де Фирби! Ахнете, когда узнаете!» — гласил заголовок на серой листовке. Да-да, напечатано было именно так, с ошибкой.

Дальше — хуже.

В статье меня выставили безудержной нимфоманкой, нашлись даже мои «жертвы сексуального произвола», которых я наградила хламидиями.

Мне захотелось одновременно ржать, плакать, выть и материться.

Но и это ещё не всё.

Ниже… Было наше с Ромери прощальное фото в парке академии. А затем история, как я превратила жизнь бедного-разнесчастного парня в ад.

Чёртовы подпольные репортёры! Когда и успели нас сфоткать? Мы обнимались-то от силы секунд пятнадцать. И снимок ещё вышел такой… отражающий глубину отчаяния моего бывшего. Ну, чисто трагедия, а я распоследняя тварь.

В общем, до конца статейки меня не хватило, и я с омерзением отбросила лист на стол.

Ясно одно: тому, кто это написал, кабзда!

— Что из этого правда? — хмуро поинтересовался папа.

— Ничего, — ответила оскорблённо.

— Хочешь сказать, что на фотографии не ты? Или фото старое? — спросил, уже зная ответ.

Мотнула головой и отвернулась, разглядывая криво прикрытую дверцу стеновой ниши. И почему она меня так заинтересовала?

— Лидия! Какого чёрта ты опять связалась с де Кальди? — папа повысил голос, и это мне совершенно не понравилось.

— Мы прощались! Это были дружеские объятия! — я тоже перешла на резкий тон, но поймала себя на мысли, что оправдываюсь перед папой, значит, в чём-то всё же виновата. А я ненавижу быть виноватой.

— Я жалею, что не забрал тебя из академии сразу после твоей неудавшейся свадьбы, — сказал, будто выплюнул.

— В чём здесь моя вина?

— Да в том, что ты слишком привлекаешь к себе внимание, вместо того чтобы просто учиться! — повысил он голос. — Лидия, ты понимаешь, что я каждый день вру твоей маме, выгораживая тебя? Я на свой страх и риск отпустил тебя учиться в академию! Раз за разом пытаюсь снова начать доверять тебе, но неизменно сталкиваюсь с обесцениванием и неисполнением обещаний! Ты снова меня подвела, Лидия.

— Но… — снова хотела я оправдаться, но папа жестом потребовал молчания.

— Только не говори, что оно всё само, и ты во всём этом не участвовала! Ты себя скомпрометировала! И никто другой! — он перевёл дух и продолжил спокойнее: — Я уже отправил людей, чтобы разыскали подпольную типографию и уничтожили нераспроданные листовки. Но те, что уже пошли по рукам, всегда могут оказаться в неподходящем месте в неподходящее время.

— Это всего лишь грязные сплетни. Народ погудит и забудет, — дёрнула я плечами.

— Если эта грязь, — он брезгливо указал на листовку, — попадёт в руки Домми, будет такой скандал, что последствия не понравятся нам обоим!

— Рада, что ты это понимаешь, Лисс! — из ниши вышла мама с таким выражением лица, что я поняла: это не горе-писакам кабзда. Кабзда — нам!

Ля-я-я…

— Интересная история получается: моя дочь заимела славу проститутки и едва не вышла замуж за представителя рода де Кальди, — жёстко отчеканила она. — А мой муж нагло врёт мне, что Лидия отчислилась из академии из-за рассекреченного имени!

Ну, всё. Извержение вулкана по имени «мама» началось.

Я на секунду прикрыла глаза, подсознательно желая вернуться в прошлое и не затевать этот разговор. Пусть мама и дальше пребывала бы в неведении.

Увы, не помогло. В кабинете по-прежнему стояли взбешённая мама и в доску виноватый папа.

— Мы не хотели, чтобы ты волновалась из-за пустяков, — сказала я в наше оправдание.

— Да-а-а? — издевательски протянула мама. — То, что ты спуталась с де Кальди, прекрасно зная, какой это гнусный род, — это пустяк? И не ври, что не знала! То, что про тебя публикуют гадости — это тоже ерунда? Ладно ты, безголовая заноза, но от тебя, Лисс, я не ожидала такой подставы! Как ты мог?

Папа промолчал. Лишь хмуро не моргая смотрел на маму.

— Ты-ы-ы поднялся из грязи в князи благодаря мне и ещё смеешь врать мне в глаза? Видеть тебя больше не желаю! И знать тоже! — перешла она на крик. — Я с тобой развожусь на хрен!

— Мама, ты что такое говоришь?! — а вот и я присоединилась к всеобщей истерике.

— Всего лишь ухожу из отношений, в которых больше нет доверия! — прошипела она и вышла, оглушающе хлопнув дверью.

— С ума сойти… Твою ж! — вырвалось у меня, но тут я посмотрела на папу: он как-то весь сник и потемнел лицом. — Па-а-ап? Не бери в голову. Она остынет и передумает.

— Выйди, — глухо потребовал он.

— Да ты не…

— Вон! — крик.

И меня вынесло за дверь.

«Чёрт, тут нужно уже не зелье плодородия, а что-то покруче», — подумалось мне, но, не успела я дойти до своей лаборатории, как увидела в окно спешащую к конюшням маму, а после она уехала в неизвестном направлении. Без багажа.

Похоже, зелья тут не помогут.