Лидия. Головная боль академии (СИ)

Глава 18. После извержения

Лидия

Не хочу быть герцогиней.

Большинство скажут, что я бешусь с жиру и им бы мои проблемы, но… не хочу!

Плакать бесполезно — надо думать, как исправить весь тот кошмар, который я, сама того не ведая и не желая, натворила.

Во-первых, папа остался без вины виноватым. Тут к шарлатанке не ходи — без мамы он не сможет, буквально. У него к ней любовь-судьба. То есть остальных женщин для папы не существует. Как бы светские львицы ни искали внимания идеально красивого папули, никто не преуспел. Он подчёркнуто холоден со всеми посторонними дамами.

А сейчас мой всегда неотразимый папа будто мгновенно постарел лет на двадцать.

Упаси меня Лорена когда-нибудь полюбить так, как папа любит маму. Это же кошмар, созависимость и разрыв сердца!

После маминого бегства из замка мы остались одни. Дедушка с бабушкой ещё неделю назад отправились отдыхать на южные острова, а Эмиль постигает науку ближнего боя в Лорендейле.

За обедом папа быстро сосредоточенно ел и ни на кого не смотрел, а после отправился принимать просителей, запретив мне появляться в зале приёма.

Смотреть на родителя было больно. Нет-нет, внешне он выглядел всё так же безупречно, сидел с гордо поднятой головой, но в глазах… О, я знаю этот взгляд! В небесно-голубом взгляде горело отчаяние.

Во-вторых, причина моего бунта, наверное, всё же в нежелании наследовать герцогский титул. Я не отреклась от него лишь потому, что боюсь этим поступком разбить сердца родителям.

Знаю-знаю, появление младшенького в нашей семье не гарантирует, что он потом захочет управлять герцогством, но всё же это шанс. А значит, надо как можно скорее помирить маму с папой. А то, ишь, разводиться она собралась! Сбежала видите ли.

Плохой день.

От нечего делать я меланхолично слонялась по саду, а после пришла запивать горе чаем к Катарине и сидела грустная, пока моё внимание не привлёк чёрный вертлявый пушистик.

О! Да это же котопёс!

Чудо-зверь так и остался голубоглазым и без единого светлого пятнышка на шёрстке. Красавец!

Котощен запрыгнул мне на колени, неуклюже виляя хвостом, и преданно заглядывал в глаза, по-видимому, выпрашивая вкусняшку.

— Надо же, а к нам в руки не даётся, — удивилась Кэт. — Шипит.

Мелкое чёрное облачко размером с две ладони потёрлось о мою руку, да так доверчиво, ласково.

Божечки-кошечки-собачки! Как же мне необходим сейчас тот, кто будет просто беззаветно меня любить и принимать…

Вкусняшку я безымянному чудо-зверю не дала. Ибо мучное и сладкое животным вредно. Малыш вскоре успокоился, свернулся клубочком и уснул у меня на коленях.

— Я забираю его себе, — объявила я.

— А мама вроде уже договорилась пристроить его куда-то… не помню, сейчас спрошу.

Оказалось, что на котопса положила глаз мамина подруга и порывалась его забрать пару недель назад, но тот шипел, кусался и дыбил хвост. Поэтому потенциальная будущая хозяйка решила переждать, пока царапины на руках заживут, а животинка перебесится.

Моё праведное возмущение по поводу того, что нельзя отдавать сие чудо кому попало, полилось на оторопевшую Аннабель, и она готова была отдать мне и чёрного пушистика, и кошку Аську, и даже противень с картофельными лепёшками, лишь бы я не кричала.

Да я вроде бы и так не кричала…

В общем, котопёс мой! Мы даже похожи внешне. Это судьба.

— Назову тебя… — я задумалась. — Дарси! Точно! Вот прям смотришь на тебя и сразу видно: Дарси.

— А мама его Барсиком звала, — сказала Кэт.

— Барсиками пусть дворовых котов называет. А мой котопёся — благородный, поэтому Дарси!

«Р-р-р-мяф!» — одобрил новое имя мой зверь.

От Кэт, которой завтра предстояла поездка к родственникам по отцовской линии, я возвращалась уже в сумерках. В высоких окнах коридора отражался разноцветный майский закат, который, впрочем, горел зря. Потому что как можно любоваться природой, когда из-за меня разваливается семья?

Не успела я дойти до своих покоев, как меня настиг магический вестник от тёти Санты.

Неожиданно!

«Надо поговорить. Я приду. Ты где?» — прочитала в послании.

Оп-па-па! А вот и подмога мне в миссии по примирению родителей!

«У себя», — ответила я.

Встретил меня испуганный, но одновременно весёлый лай и цокающий когтями по паркету Чики-чики. Уже знаю, чего, а вернее, кого испугался мой любвеобильный пёс.

— Можешь не рассказывать. Всё знаю, — без приветствия начала тётя, вольготно восседая на диванчике в моей гостиной.

— Виделась с мамой?

— Забрала её к себе, так что по поводу её сохранности не волнуйтесь. Мы даже полдня сегодня мотались по Зоту, разыскивая смертников, которые посмели напечатать про тебя эту непотребщину.

— Нашли?

— Нашли, — гордо ответила демоница, а тьма вокруг неё как-то жутенько заклубилась.

— А… — хотела задать вопрос, но тётя перебила:

— Тебе лучше не знать, что я с ними сделала. Более того, шестёркам, которые распространяли в народ эту грязь, мы внушили донести до покупателей, чтобы те под страхом расправы уничтожили свои экземпляры.

— Внушили? — переспросила.

— Ага. Мы знакомого менталиста с собой прихватили.

— А что мама? Сильно она злится?

— Сначала кричала, потом плакала, а потом вознамерилась надрать задницы тем, кто опорочил твоё имя.

— Её взбесило, что я встречалась с парнем с фамилией де Кальди, — призналась я.

Демоница недовольно сжала губы и вздохнула.

— И как же тебя угораздило?

— Сначала я не знала ничего о его семье, а вскоре после того, как Амавер рассказал мне, мы с Ромери расстались. Потом я использовала Ромери как ширму, чтобы ко мне не приставали остальные парни.

— Ясно.

— Так-то Ромери неплохой парень. Просто с семьёй ему не повезло.

— Кстати, о семье: ниточка сплетен привела нас к бабке и деду твоего Ромери.

Я не удивилась, лишь печально кивнула.

— Какой любопытный у тебя зверёк! — она обратила внимание на Дарси, который ощетинился под её взглядом. — М-м-м, ни разу не встречала фамильяров…

— В смысле?

— У вас же явно магическая связь. Вы даже похожи. Поздравляю.

— Да не, ты ошибаешься. Фамильяры, согласно преданиям, призваны защищать хозяина. От кого такая сикалявка меня защитит?

Тётя рассмеялась.

— Да уж, кое-кого нужно спасать от самой себя, — подколола меня она.

— Я не хотела, чтобы так вышло.

— Ясно-понятно, не хотела. Все мы порой ошибаемся.

— Папу очень жаль. Он ходит весь день, будто кол проглотил: спина прямая, а в глазах страдания. Блин, я даже смотреть на него не могу…

— Ой, да разберёмся мы с твоими родителями. Им полезно пострадать друг без друга.

— Что тут полезного? Мама сказала, что разведётся с папой!

— Ну-ну, пусть попробует, — посмеялась тётушка. — Не разведутся они, уж поверь. У меня в этих делах опыта выше крыши.

— Ты тоже собиралась разводиться?

— Было такое, — как-то по-демонически улыбнулась обожаемая мной предводительница демонов. — Видишь ли, не так-то просто быть замужем и скрывать сей факт ото всех, кроме ближнего круга.

— Я вообще не понимаю, как тебе это удаётся. У тебя же дети ушастые.

Зловещий, а на самом деле заливистый смех разлился по моей гостиной.

— Ну, а что я такого сказала? По ним сразу видно, что папа эльф.

— Во-первых, скрыть уши можно мороком. Во-вторых, мои сыновья всё же демоны, а сила и сущность куда важнее острых ушей. В-третьих, я не выпущу своих птенцов в местный серпентарий, пока они не вырастут.

Все трое сыновей Сантаны де Грет (если по мужу, то аль Мариолли) моложе меня: рогатый Габриэль — на год, Маркус — на три, а Максимильян — на шесть. Так что расти ещё парнишкам и расти.

— Дяде Лионелю не нравится быть в тени?

— Он периодически выносит мне мозг по этому поводу. Хочет, чтобы я отказалась от власти и всё такое. Мечтает о покладистой жене, а не о демонице, завтракающей смертниками.

— Его можно понять. Он тебя почти не видит, — пожала я плечами.

Про варварские «завтраки» тёти ходят бородатые легенды, якобы к ней по утрам приводят преступников, приговорённых к смерти, и она высасывает из них жизнь. Мне не хочется думать, что это правда.

— Почему же? По ночам видит. И по выходным, — и спустя короткую паузу выдала: — Просто некоторым для поддержания градуса в отношениях нужно поскандалить.

— Кстати, как там Гэб? — ну, не могу я забыть бедного парнишу, который из-за меня почти восемь лет провёл в изоляции.

— Пока вроде спокойно. Он стал очень замкнутым в себе. С ним вижусь только я и иногда Маркус.

— А дядя Лионель?

— У них какая-то нездоровая несовместимость характеров. Когда Лионель начинает высказывать Габриэлю, тот вспыхивает, а это опасно.

— Н-да уж, — погрустнела я. — Бедняга Гэб. Может, ты меня к нему приведёшь?

— Нет, дорогая. Для тебя это тоже слишком опасно. К тому же сейчас не время ещё больше будоражить твоих родителей.

— Ладно. Но ты ему предложи. Может, он будет рад пообщаться со мной? Я умею развеселить.

— Хорошо. А сейчас давай вернёмся к насущному. Что ты скажешь в своё оправдание, бунтарка?

Я тяжко вздохнула.

— В общем, было много всего, о чём не хотелось рассказывать маме. Она и так всё время нервная. А я уже взрослая и способна разобраться сама. Они с папой трясутся надо мной, потому что я у них одна. Мне, чёрт возьми, не нужен этот титул и герцогство в придачу!

— Я порой смотрю на тебя и вижу Домми, — улыбнулась Санта.

— Что, она тоже не хотела быть герцогиней?

— Она чуралась всего, навязанного папашей. И герцогства, и жениха, Амана этого.

Ага. Значит, я оскорбила маму с папой дважды: когда начала встречаться с Ромери, племянником Гвидо де Кальди, и когда пригрозила выйти замуж за Брендана, сына Амана де Грийе. Класс! А если серьёзно, то гадко.

— Я попрошу у неё прощения. И у папы тоже.

— Попросишь, конечно. Но я не поверю, что ты ограничишься одними словами, — глаза тёти Санты из человеческих стали демоническими, змеиными. Видимо, для устрашения. — Колись, что задумала? — было сказано не терпящим отказа тоном.

Ну, вот как так? Я не планировала ни с кем делиться своими планами, уж простите за тавтологию.

— Зелье плодородия, — пришлось сознаться.

Сначала губы тётушки расплылись в широченной белозубой улыбке, которая на её тёмной, словно подкопчённой, коже смотрелась прямо-таки ослепительной. Затем демоница расхохоталась. Весело, безудержно, с повизгиваниями и запрокидыванием головы назад.

Как-то не такой реакции я ожидала. Если бы при мне так хохотала чужая демоница, я была бы уже далеко от этого места. Но я-то знаю, что тётя Санта своя, родная. Не съест.

А вот Дарси у меня на коленях трясся крупной дрожью.

— Да что такого-то?

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему именно я стала твоей наречённой матерью?

— Ну, вы же с мамой вроде как подруги с детства?

— Пф! Эвелин и Беатрис на тот момент были ей куда ближе.

— Тогда почему?

— Потому что на свадьбу я подарила им бутылку вина. Непростую, разумеется, — она заговорщицки посмотрела на меня. — Правильно думаешь.

— Да ладно? Ты опоила их зельем плодородия? — у меня отвисла нижняя челюсть.

— Вот поэтому я и являюсь твоей второй матерью.

— Ох… Значит, я продукт зелья… и меня заделали по пьяни?

— Зачем же так драматично? Или ты думаешь, что твои родители хранили целомудрие в браке? Я всего лишь помогла им получить прекрасного одарённого ребёнка.

«Перестаралась, по ходу», — подумала я, но вслух ответила другое:

— Блин, жалко мне их снова зельем опаивать…

— Ну, так во благо же.

— Ты на меня посмотри… Из-за меня они расставаться удумали.

— Уверяю тебя, Домми уже всё осознала. Поревела, посокрушалась над своей тяжкой судьбой, затем вспомнила себя в юности и запрягла меня мочить обидчиков.

— А что было в её юности?

— Я расскажу тебе, но это будет секрет. Хорошо?

— Обещаю.

— Когда твоей маме было двенадцать, про неё по всей империи ходили слухи, что принц Тернариэль совратил её. И в это реально верили все кому не лень.

— Ужас какой! — кажется, мой мир перевернулся. Ну, пошатнулся так точно. — Бедная мама! И бедный деда Терн…

— А потом, уже в академии, Лисс влюбился в неё, а ей нравилось, что она для него весь мир. Сама понимаешь, её отец сделал всё, чтобы разлучить голубков. Поэтому они встретились после почти пяти лет разлуки, когда Бортеус, твой кровный дед, уже умер. Его, кстати, отравил Терн.

Одни матюги вертятся на языке. Нормальных слов не осталось.

Оказывается, я НИЧЕГО не знала о своей семье. У нас не только с моим характером проблемы — у нас скелеты валятся из шкафов!

— Я в шоке… — не своим голосом просипела я.

— Ещё забыла добавить, что твою маму выгнали из пансиона благородных девиц за то, что она прирастила статуе святого громадный фаллос.

— Э… — говорю же, нет слов!

— Твоя мать та ещё богохульница, — рассмеялась тётя. — Так что она поймёт и твои тайны, и шалости. Но с де Кальди лучше не связывайся! В вообще: найди себе кого-нибудь из хорошей семьи.

— Угу…

— И можешь приступать к варке зелья плодородия.

— Зачем? Мама с папой ещё не помирились.

— Уверена, постель — лучшее место для примирения! — высказалась Санта и, помахав мне ручкой, исчезла в клубах своей тьмы.

Утомлённая переживаниями, я завалилась спать в обнимку с Дарси и Чики-чики, а во сне меня поджидал… нет, не принц, а какой-то бандюган в маске.

— Ты кто такая? — очень злобно, приперев меня в стенке и чуть придушив, спросил он.

— А ты кто? — просипела я.

— Отвечай!

— Кх-кх… — дала ему понять, что имеется стесняющее обстоятельство.

Руку с моей шеи убрали. Но я что ли дура называть своё имя? Какое бы придумать?

И почему-то первым на ум пришла кличка моего котопса. Видимо, из-за того, что я гладила и называла его по имени, когда засыпала.

— Дарси, — ответила громиле в маске.

Упс, кажется, моё поддельное имя ему не понравилось.

— Что? — взревел он медведем и навис надо мной всем своим двухметровым ростом и горой мускулов. — Откуда ты знаешь, мерзавка?

— Да как бы… меня так зовут… — пискнула я в ответ.

Что значит, откуда я знаю? Какой-то психованный бандит. Да уж, откуда мне знать кличку моего котопса? Наверное, потому что я так его назвала. Логично? — логично!

Странно… Может, громилу так зовут? Вряд ли. Это же как тыкнуть пальцем в небо. Не, не могла я так угадать. Не бывает таких совпадений!

Страшно, блин. Вроде осознаю, что всё это сон, но во сне у меня нет магических сил, и от этого как-то не ощущаю себя в безопасности.

Запоздало сообразила, что надо было назваться другим именем. Или придётся переназвать котопса. Иначе палевно. Вдруг этот чувак настоящий?

Моё колено как-то само дёрнулось вверх, но громила ловко ушёл от удара и ещё больше разозлился. Тренированный, зараза!

— Покажи лицо! Ну же? Кто ты? Почему ты преследуешь меня? — взревел этот псих.

Хоспади, ну и самомнение! Да сдался ты мне, невротик стероидный.

— Чувак, я тебя вообще не знаю. Чего ты пристал ко мне, а?

Незнакомец, чьё лицо, за исключением губ и подбородка, скрывала маска, скис и отступил на полшага.

— Прости, — я даже не поверила ушам, что он мне это сказал. Или он просто умело сменил тактику? — Я вижу тебя во сне каждую ночь, а наутро не помню лица, только глаза… Да и то не цвет, а… трудно объяснить.

Вот и ладушки! Лица моего он не видел, не помнит, а значит, в реальной жизни малоприятная встреча с ним мне не грозит.

— А ты мне сегодня первый раз снишься. Ты вообще кто такой и откуда?

— Ты не знаешь?

— Если бы знала, не спросила бы.

— Я… А, впрочем, неважно.

— Ну, тогда я пойду, да? — я огляделась по сторонам, и серое пространство без окон и дверей мне как-то совсем не понравилось.

Вдруг незнакомец меня поцеловал! Прям как в реале, бесцеремонно и с языком.

Что, блин?!

Конечно, я не собираюсь падать в обморок от какого-то поцелуя, но, кажется, меня куда-то уносит…

— Эй, стой! — услышала я удаляющееся.

Меня засасывало всё глубже и глубже в вязкую топь сна, а затем выплюнуло в реальность.

— Тьфу ты, блин, Дарси! — подскочила я на кровати, попутно вытирая рукой вылизанные котопсом губы. Уже после сообразила, что мой зверь таким образом выдернул меня из сна. — Иди ко мне, мой хороший, — притянула Дарси к себе. — Спасибо!

Утром папуля не явился на тренировку, а у меня началась паника. Ещё, как назло, на плацу никого не обнаружилось. Всё будто вымерло.

Может, папа что-нибудь с собой сделал? Он же без мамы не сможет жить…

И уже прокравшись тихонечко в родительские покои, я увидела: сделал. Лежал без чувств поперёк семейного ложа, абсолютно голый, вместо подушки блаженно пристроив голову… на такой же обнажённой маминой попе!

Ой, развра-а-ат!

Права была тётя Санта: постель — лучшее поле для примирения.

Я, хихикая, так же на цыпочках покинула покои и, подпрыгивая, как маленькая девочка, направилась в свою лабораторию.

Наварю я зелье — будет всем веселье!