Ловушка для Луны

ГЛАВА 9. ЛУННОЕ НАСЛЕДИЕ

***

Знаете, чем отличается колдун от пограничника? Да практически всем. Нас разделяет не одна лишь стена отчуждения — и реальная, и ментальная — воздвигнутая между городом и дикими равнинами. Принципы, убеждения, сам образ мышления… если я начну перечислять все различия, список растянется не на одну страницу. Краткая версия: мы — плохие, они — хорошие. Пограничники не согласятся даже с тем, что все мы люди. Колдун — не человек, считают они. Заключивший сделку с дьяволом сам становится дьяволом.

Но вот реакция у нас одинаково отменная, отточенная сотнями переделок. И колдуны, и пограничники всегда готовы встретить опасность. А встречается она как на пути в рай, так и по дороге в ад.

Честно говоря, в первое мгновение мне хотелось понять одну вещь — когда погода успела так быстро поменяться. Ясный и солнечный день сменился безоблачным вечером, однако сейчас падающее нам на головы небо затянуто темными тучами. Я успеваю даже усмехнуться абсурдности собственных приоритетов: внезапное появление туч интересует меня куда больше, нежели сам факт того, что небо, которому по — хорошему полагается висеть над нашими головами и не дергаться, падает. Только потом я замечаю, что “тучи” снаряжены когтями и зубами, а “глаза” у них пылают злым оранжевым светом.

Думаю, городской житель растерялся бы. Зубастые “тучи”, “падающее” небо, и свет погас совершенно некстати. Тут есть от чего удариться в панику. Я уверена, что и прежняя Луна, выросшая в городе и еще не испытавшая на себе все прелести равнинной жизни, не смогла бы должным образом отреагировать. Но к счастью — или к несчастью — жестокие уроки, преподанные в свое время Черным Пеплом, сделали ту Луну Черной.

Мы с Шутом действуем одновременно: я захлопываю тяжелый ставень, а пограничник стреляет, метя в распахнутую пасть самой прыткой твари. Впрочем, магия дает ведьмам возможность двигаться намного быстрее лишенных дара людей, так что пули вместо головы демонической твари пробивают ставень, причем куда ближе к моей ладони, чем хотелось бы.

— Эй, меткий стрелок! — громко возмущаюсь я. Да, на обитателях равнин все заживает проще и легче, чем на городских жителях. Но это вовсе не повод нашпиговать мою руку заговоренными пулями. Выковыривать их — не самое приятное занятие. — Глаза раскрой!

Демоническая тварь врезается в ставень, даже не попытавшись сбросить скорость или свернуть в сторону — надеялась, верно, своим весом смести с дороги неожиданную преграду, отделившую ее от лакомой добычи. Но, вопреки расчетам хищницы, внутри ставень оказывается куда крепче, чем можно предположить по изрядно потрепанной непогодами наружной стороне, и не поддается, а вот когти твари, к бурному негодованию последней, застревают в мягком дереве.

— Выдержит? — выдыхает за спиной Шут, глядя, как трясется ставень, сопротивляясь отчаянным попыткам застрявшей в нем твари вырваться на свободу. Вопрос риторический: пограничник не хуже меня знает, что нам очень повезет, если остальное “небо” не станет прорываться внутрь, иначе окно не продержится и нескольких минут.

Шипит Бряк. Шерсть на теле демоненка вздыблена, уши торчком, нос повернут в сторону темного коридорчика, отделяющего кухню от жилой комнаты. Одного взгляда хватает, чтобы осознать — сейчас наша главная проблема вовсе не этот поддающийся под атакой твари ставень. А…

— Второе окно! — коротко бросаю я, вихрем проносясь мимо Шута.

Я оставила окно приоткрытым. Так привыкла не иметь дома, не привязываться к местам и вещам, что все разумные предосторожности, принятые в городе, выскользнули из памяти. Смогла ли Бриз разглядеть в темноте узкую щелочку, лазейку для голодных тварей? Сообразила ли, что происходит? Или растерялась, как растерялась бы любая городская жительница?

Я всегда умела бегать. Научилась еще в детстве, играя в “Демонов и пограничников”. Оценила, когда Светлый Человек вдруг оказался не таким всемогущим — ему не удавалось меня догнать. А потом поняла всю прелесть бега, когда на городских соревнованиях впервые заняла призовое место — выигранных денег хватило нам с Бриз и Ма на несколько недель. Но привыкла я убегать — ускользать, а не успевать на помощь.

Я чувствую, как мои губы раскрываются в беззвучном крике. Всего на мгновение, но я перестаю быть бесчувственной Черной Луной, плохой равнинной ведьмой. Становлюсь собой прежней — старшей сестрой, отвечающей за младшую. У Принцессы Луны, шустрой подружки Шута и Тухли, сердце было не просто органом, перегоняющим кровь по артериям.

Окно раскрыто нараспашку. В небе, подсвеченном алым заревом занимающегося пожара, черными пятнами кружат демонические твари. Пахнет кровью и дымом. Два порождения мира тьмы — демон и тварь — замерли друг напротив друга: два хищника, и каждый готов разорвать противнику глотку. В этой позе, в разодранной одежде, со скрюченными пальцами, запачканными внутренностями менее удачливых тварей, Тень-демон совершенно не похож на человека. Я не представляю, как могла в первый миг принять его за Теня, настоящего пограничника. Противостояние демона и твари, разворачивающееся перед моими глазами, — это противостояние равных, одинаково темных.

Наши взгляды встречаются, и уголок губ Теня-демона приподнимается в смутном подобии улыбки. Еле заметным кивком демон указывает на Бриз, сжавшуюся за опрокинутым креслом. Лицо сестры забрызгано кровью, но она слишком темная, чтобы быть человеческой. Я выдыхаю, вдруг осознав, что все это время задерживала дыхание.

В ту же секунду демоническая тварь нападает. Резкий, хриплый крик подхватывают другие, и кружащие в небе летучие создания как по команде разворачиваются для атаки.

Я бросаюсь к окну. Это главное сейчас — успеть, захлопнуть, пока все клыкастое “небо” не оказалось рядом с нами. Моими усилиями ставень прикрывается уже наполовину, когда очередная тварь впивается в руку. Я прикусываю губу, чтобы не закричать от боли. Но не боль самое страшное — один из компонентов мутировавшей слюны демонических существ вызывает паралич мышц. Временный, да, но в такой ситуации каждая секунда на счету. Онемение начинает расползаться от запястья к локтю, а нож, зараза, как назло заткнут в сапог как раз с той стороны, куда удобно дотягиваться именно пострадавшей рукой. Даже молниеносно разжав судорожно вцепившиеся в морду твари пальцы, я не успею дотянуться до ножа…

… если луч яркого света не ударит твари прямо в глаза. Если меткий выстрел не размозжит ей голову. Или если оба этих события не произойдут одновременно.

Невероятным усилием стряхнув “кусочек неба” с перестающей слушаться руки, я захлопываю до конца ставень, задвигаю запор — и только потом решаюсь взглянуть, что же сделали острые зубы. Разумеется, ничего хорошего.

Снаружи припозднившееся “небо” с пронзительными воплями бьется в окно, но в комнате демон и Бряк совместными усилиями уже расправились с последней тварью. Думаю, и фонарь Шута сыграл тут не самую последнюю роль — свет, особенно заговоренный, как у пограничников, сильно ослабляет потусторонних созданий. Но если фонарь в руках у Шута, то кто же стрелял? Бриз?

Мы переглядываемся — неожиданно взрослая сестренка и я. Револьвер в ее руке не дрожит, да и сами руки не трясутся. Бриз холодна и сосредоточена — как профессиональный стрелок, которому опасные твари все равно что движущиеся мишени на стрельбище. Мгновение я смотрю на нее, такую чужую и незнакомую в этом новом, мальчишеском образе. Горьковато-соленая остаточная магия пощипывает язык.

— Займись окном в кухне, — я отбрасываю лишние эмоции. Нам нужна сейчас вторая ведьма, не такая усталая, как я сама, а моим чувствам по этому поводу лучше оставаться за гранью сознательного. — Здесь я сама справлюсь.

Бриз не двигается с места. Шут, дернувшийся было ко мне, чтобы оценить причиненный ущерб, замирает. Его застывший и расфокусированный взгляд настораживает.

— Бриз, — напряженно повторяю я. — Займись окном. Наложи любое отталкивающее заклятие, если не хочешь еще одну порцию гостей.

Сестра словно не понимает — или не хочет понимать.

— Ох, черт же тебя побери, мелкая! Нет у нас времени на притворство! — Я срываюсь. — Знаем мы, что ты ведьма!

Шут вздрагивает как от невидимой пощечины. Хорошо, признаю, с “мы” я погорячилась.

— Я не ведьма, — еле слышно шепчет Бриз, глядя на Шута, а не на меня. — Я не могу быть ведьмой.

Я собираю энергию в концентрированный комок и направляю к ней. Хочу оборвать эти глупые увертки, и пусть это будет показательно, ничего. Может, так даже лучше. Я понимаю, почему Бриз не хочется признавать свою истинную сущность. Романы пограничников с ведьмами никогда хорошо не заканчивались. Но понимание не останавливает, я осознала уже, что любовь для ведьмы — чувство ненужное и опасное. Вот и детской влюбленности сестренки в Шута давно пора пройти.

Бриз не пытается защититься. Невидимая обычным зрением энергия врезается прямо в нее — и Бриз отбрасывает назад, к стене. Револьвер выпадает с глухим стуком, спугивая облизывающегося на полу Бряка.

— Ты с ума сошла?! — На губах Бриз блестит свежая кровь, тонкая сетка энергетических ожогов красными линиями проступает на коже. — Что ты хочешь доказать, Лу? Все знают правду. Мы знаем — ты треклятая мерзкая ведьма, не я.

Следующий сгусток энергии снова достигает цели.

Бриз оборачивается к Шуту. Отчаяние, надежда, боль — эмоции проступают на ее лице, как синяки на коже. Ведьмы не должны чувствовать, но она чувствует — так ярко и сильно, будто не знает, что каждая эмоция, каждая привязанность вбивает еще один гвоздь в крышку гроба начинающей призывающей. Равнины не прощают ошибок. Чувства убивают.

Я знаю, что Шут не бросится на помощь. Знаю, что он так и будет стоять в напряженной позе, с устремленным в пространство взглядом. Могу представить, какая борьба сейчас идет в его разуме, расколотом приворотом на три части: Шута, хорошего пограничника, привороженного Рыцаря, стремящегося утолить боль возлюбленной, и жертвы, жаждущей мести. Шут никогда уже не станет прежним. Моего друга — такого, каким он был до неумело наложенного приворота — больше нет.

Твари ожесточенно гложут ставни, и отведенное нам время утекает слишком быстро.

— Я чувствую тебя, Бриз, — уже спокойнее произношу я. Мне хочется, чтобы она доверилась мне, как в детстве, поверила, что я не причиню ей зла. — Это вовсе не плохо, пойми. Нам нужна сейчас ведьма. Понимаешь, мелкая, на кону все наши жизни…

— Да что ты!.. — обрывает она меня. — Можно подумать, тебе есть дело до кого-либо, кроме себя любимой! Думаешь, я за двадцать лет не поняла, что ты наговоришь чего угодно, лишь бы добиться своего? И не называй меня мелкой, — тише, но злее добавляет она. — Ты не имеешь на это права.

— Добиться своего? Чего, по-твоему, я хочу добиться? Спасти твою упрямую шкуру для моих дьявольских опытов? — Сарказм не поможет, я знаю. С Бриз обращение к рассудку никогда не проходило — эмоции сестры всегда затмевали разум.

У меня нет другого выхода, кроме как показать ей.

Все происходит так, как рассказывали бывалые. Растерянная, напуганная невидимой силой, причиняющей ей боль, Бриз бессознательно тянется к источнику силы. Морской ветер, горький и соленый, стеной заслоняет ее от третьего магического комка. Наши энергии сталкиваются — родственные, близкие друг другу — и гасятся.

Несколько мгновений в комнате очень, очень тихо.

Еле слышно фыркает демон. Я поворачиваюсь к нему, только чтобы не видеть, как смотрит на меня Бриз — так, будто бы ее только что предал самый близкий в мире человек. Будто бы мир только что разрушился до основания, а я танцую на дымящихся обломках.

— Я разберусь, — как бы невзначай сообщает демон. Уголок его губ вновь чуть дергается вверх, когда он добавляет то, о чем я даже не подумала. — Укрепить ставень можно не только заклятием. Тут и кухонный шкаф подойдет. Шут!

Пограничник кажется совершенно обезумевшим. Я провела слишком много лет, практикуя любовную магию, и видела слишком много случаев того, чем оборачивались классические привороты. Вопреки распространенному мнению, ведьмы не монстры из другого мира, ведьмы — люди. Люди влюбляются. Люди страдают, когда объект влюбленности не отвечает взаимностью. Люди с магическими способностями и опытом любовной магии иногда идут на крайние меры, чтобы достичь иллюзорного счастья. Ведьмы привораживают к себе “любимых”. И получают заслуженное — смерть. Подсознательная агрессия, вызванная вмешательством в человеческий разум, всегда ищет выход. Привороженный всегда ищет способ освободиться. Уничтожить причину своих страданий. А если его еще и тянет к ней…

Чертова банка! Вот бы ей так и оставаться закрытой! Как бы проще все было, если бы Первая Ведьма не появилась на свет. Не было бы ее — не было бы и этого безумного, безумного мира, где младшие сестры бессознательно привораживают лучших друзей, а лучшим друзьям хочется убить младших сестер.

То, как Шут прикидывает расстояние между ним и забытым на полу револьвером, мне совсем не нравится. Конечно, если выбор встанет между другом и сестрой, я выберу сестру. Но выбирать совсем не хочется.

Демону удается увести Шута только после того, как Бряк сворачивается клубочком поверх револьвера — демонстративно облизывая окровавленные зубы.

— Ты просто ходячая катастрофа, ведьма, — негромко произносит Тень-демон, проходя мимо меня. Кончики пальцев задевают открытое плечо, и я вздрагиваю. Усилившееся онемение не мешает ощутить прикосновение демона — словно мы связаны на уровне, отличном от физического. — С тобой любая неприятность, которая может произойти, обязательно происходит. Смотри теперь, чтобы рука не отвалилась.

Я показываю его спине язык. Подумаешь, я виновата, что ли, что каждая демоническая тварь в этом мире жаждет начать именно с меня? Может, в отличие от некоторых нематериальных, я вкусная.

Достав из сапога нож здоровой рукой, я приступаю к укреплению окна. Ставень сам по себе неплохая защита, но продержится ли он против яростно гложущих его тварей столько, сколько потребуется до момента, когда световой заслон над городом загорится вновь? Едва ли, особенно если учесть, что невозможно предсказать, вернется ли энергия. Нечасто тварям удается вообще проникнуть в город — свет и пограничники удерживают их на приличном расстоянии. Случайно прорвавшихся же привлекают куда более доступные цели — те, что не прячутся за тяжелыми ставнями. А поведение этих тварей не поддается никакому логическому обоснованию. Я бы сказала, что им очень хочется скушать именно нас.

Честно признаюсь, я не специалист по оборонным заклятиям и по зачаровыванию предметов. Не вижу смысла тратить силы и время на то, что дается мне с большим трудом, когда у ярмарочных умельцев можно купить то, что надо. Единственная вещь, усовершенствованная мной за все время на равнинах — это сапоги. Да, эти самые, что я ношу бессменно. Черные сапожки из шкуры летучей твари, с руническим узором по краю голенища. Я специально подбирала их такими, чтобы с виду они казались красивыми и неудобными. Высокий каблук создает иллюзию, что их хозяйка не сумеет убежать от опасности. Кто ж подумает, что сапоги эти непромокаемые, огнеупорные, непробиваемые пулями и неподатливые для зубов демонических тварей? Кому придет в голову, что хорошенькая ведьмочка, нацепившая на себя множество звенящих побрякушек, умеет перемещаться бесшумно? Да, я уделяю много внимания наружности — потому что Черный Пепел показал, какой обманчивой она может быть.

Со ставнем приходится повозиться. Вырезать отталкивающие символы, зарядить их энергией — на это уходят последние капли вытянутой из демона силы. Я чувствую, что усталость скоро достигнет критического предела. Поврежденная рука повисла бесполезной плетью. Кровь остановилась и запеклась, в ране белеют зубы твари, которые стоило бы выдернуть. Но сил нет, и я сползаю на пол, надеясь хоть на мгновение прикрыть глаза.

— Лу, — голос Бриз останавливает меня. Сестра выбралась из-за кресла и теперь стоит рядом со мной, настороженно вглядываясь мне в лицо. — Ты жива?

Кажется, будто из нее разом вытянули всю напускную браваду. Бриз становится моложе, ранимее. Ее руки дрожат.

— Живее всех живых, мелкая, — мой собственный голос похож на хрипы летучих тварей. — Метко стреляешь.

— Шут говорил, у меня талант, — ее губы дергаются, но улыбнуться Бриз так и не решается. Понимает уже, что за “талант” у нее есть. — Что я сделала, Лу? Как это получилось?

— Обратилась к тотемному источнику силы. — Она не понимает ни слова. Еще бы. Мне самой раньше эти слова показались бы бессмыслицей. В городе магии не учат. — Когда пришли демоны, — объясняю я, — люди поняли, что при помощи истинного имени демоны могут овладеть сознанием. Тогда детей стали называть так, чтобы имя принадлежало не им одним. Луна — не просто мое имя. Есть и настоящая луна — та, что в небе. Все нынешние имена принадлежат иным сущностям, объектам или свойствам. Тебя назвали в честь морского ветра. Твое имя принадлежит этой сущности. Морской ветер — твой тотем — дает тебе силу.

— Морской ветер? — кривится Бриз. — Как может морской ветер давать мне силу, если я и моря никогда не видела? Где у нас здесь море, Лу? В полях затерялось?

— Это чистая магия, — качаю головой я. — Она зарождается внутри, в душе. Можно сказать, что это море существует внутри тебя. Чистое море, незамутненное демонической силой.

— Но ведь вся магия связана с демонами. Вся магия грязная.

— Не вся. Колдуны начинают чувствовать энергетические потоки, только когда в их душе осядет достаточно демонической силы. До этого моменты они слепы, слабы и даже не представляют пределов своих возможностей.

— Значит, это нормально, что я не вижу никаких потоков? Просто никакой демонической силы во мне не осело.

— Совершенно нормально. — Да, это ложь. Абсолютнейшая ложь. Но что я могу сказать? “Нет, сестренка, это не нормально. Нет, мелкая, ты по всем правилам называешься вовсе не ведьмой, а сомнамбулой, “бессознательной”. Бриз еще не справилась с новостью, что она принадлежит колдовскому миру, а тут я подкину ей весть похуже — на равнинах ей места нет. Равно как и на ярмарке.

Сомнамбулы не просто так зовутся “бессознательными”. Они не способны контролировать свой дар. Чаще всего “бессознательный” о нем даже не подозревает. А такие “дыры в завесе” — легкая добыча для демонов.

Еще бы — сомнамбулы ведь даже не способны осознать, что призвали потустороннее создание.

Треть всех “бессознательных” становятся одержимыми. Две трети убивают свои же, во избежание. Превентивные меры, как называл это Черный Пепел.

— Ты сказала, что почувствовала меня, — Бриз осторожно касается моей раненой руки. — Как?

— Магия оставляет следы.

— Но…

— Ты пыталась приворожить Шута, мелкая, — я знаю, что это оборвет назревающие расспросы.

Бриз отодвигается — и физически, и ментально. Момент, когда ей нужна была старшая сестра, прошел, и одна неприятная тема сменяет другую.

— Ты его не видела, Лу — сквозь зубы произносит Бриз. Не оправдывается, обвиняет. — Тебя же лучшая жизнь ждала, куда тут оборачиваться. Ты не видела, какую боль причинила ему. Как это его сломило. Он всегда любил тебя, Луна. Как думаешь, легко ли было хоронить и возлюбленную, и единственного друга? Ты ведь не только женщиной для него была, но и самым близким человеком во всем мире. Черти баночные, да ты же и была его миром. Мне тогда казалось, что он прыгнет за тобой вслед, на самое дно могилы. Я думала тогда, что и его потеряю, — руки Бриз сжимаются в кулаки. В глазах блестят слезы злости и обиды. Она и сама не простила меня. — Я просто хотела, чтобы ему стало лучше. А ты все равно ничего к нему не чувствуешь.

— Он мой друг.

— Друг! — презрительно кривится Бриз. — Друг! Ты его не заслуживаешь, Лу. Как бы мне хотелось…

— Приворот — не волшебная таблетка, которой можно решить все проблемы. Ты бы лучше на себя в зеркало посмотрела, мелкая. Испугаться впору, до того ты себя изуродовала.

— Изуродовала? Да ты не знаешь про меня ничего! Тебя не было рядом!

— Оно и видно. Думаешь, я стала бы спокойно смотреть, как ты превращаешься в папочку? Он, помнится, тоже любил приворотами разбрасываться!

Мы умолкаем одновременно. Бриз обхватывает руками колени, сжимается. Я стискиваю зубы, разглядываю разодранный рукав. Мне хочется обнять сестренку, успокоить, но после таких слов она меня, несомненно, оттолкнет.

Я не рассказывала Бриз о Светлом Человеке. В ее жизни не должно было быть этого монстра, отравившего первые годы жизни моей. Весь непомерный груз ненависти к Светлому Человеку тащила на себе я. Именно я вздрагивала всякий раз, когда в глазах Ма проскальзывало узнавание. Только я знала, что в те моменты Ма видела не своих дочерей. Она видела отражение Светлого Человека — ублюдка, разрушившего ее жизнь.

— Ты даже не говорила о нем, — обида в голосе сестры не затихла со временем, не потускнела. Бриз хотела бы услышать ответы на бесконечные вопросы об отце, а не то, что я всегда отвечала: “Его нет с нами, и обсуждать тут нечего”. — Хотя ты все знала.

— Он не стоит того, чтобы тратить на него слова.

— Ты знаешь, видимо, стоит, раз мы обе ведьмы!

Именно в этот момент ставень начинает поддаваться.

***