Ловушка для Луны

ГЛАВА 22. ЛОВУШКА ДЛЯ ЛУНЫ

***

Меня окружает пустота — нематериальная, сжимающаяся пустота, похожая на шар сгущающегося воздуха, готового поглотить и раздавить. Пустота, родившаяся внутри в тот момент, когда я ступила за порог квартиры Теня-Ужаса, этого странного, чужого и жестокого незнакомца, которого, как когда-то казалось, я любила.

Но любовь прошла, остался лишь страх, воспоминания о боли и горькое осознание того, что выбора у меня нет.

Мне кажется, что я теряю контроль. Что моя жизнь, привычная и понятная, разрушилась в один миг, в одну секунду, когда Последнее Желание петлей затянулось на руке. И вот она я, незнакомка, незваная гостья на чужом балу, в струящемся алом платье, и не только маска скрывает мое лицо.

Я сама себя не узнаю.

— Ты красавица, — произносит Охотник тихо и вкрадчиво, и я поднимаю на него глаза, удивленная, потому что, казалось бы, он не должен ничего понимать в человеческой красоте.

Иллюзорные пальцы демона касаются кончиков моих распущенных волос, и улыбка на его губах влечет, манит туда, где исчезают последние капли контроля.

— Красавица? — в моем голосе горечь, столь неуместная среди улыбок и смеха. — В чужом образе, притворяющаяся не той, кто я есть… Да, наверное, — скольжу рукой по расшитому лифу платья, — наверное, я красавица. Но это не я.

Отстраняюсь от демона, не совсем понимая, откуда же внутри столько злости.

— Я убийца, Охотник. И я здесь только чтобы убить. Не вижу в этом ничего красивого.

— Ты же знаешь, искорка, я смотрю глубже, — качает головой он. — Там, под этим вынужденным, навязанным образом, настоящая ты. И для меня ты всегда светишься. Для меня ты всегда красавица.

Я отвожу взгляд, не зная, что ответить. Чем ответить. Что-то внутри меня рвется к Охотнику, тянется, что-то первобытно-голодное и жаждущее — тепла его объятий, спокойной и уверенной силы. Но сейчас не время.

Сейчас время не для нас.

Мы среди пестрой, богато разодетой толпы — чужие, лишние. Переизбрание Правителя никогда не касалось нас — девочки из трущоб и демона из другого мира. Может, поэтому мне так неуютно, может, поэтому внутри поднимается волна возмущения: молча смотреть, как власть имущие развлекаются на костях власти неимущих, слишком трудно. Хочется воскликнуть: “А где же все то, что вы обещали нам? Где же защита, безопасность? Почему купол света над городом погас, почему демонические твари бродят по нашим улочкам? Почему наши соседи, друзья, близкие оказались в рядах ваших безвольных марионеток-стражей? Почему мы погибаем день за днем, чтобы вы могли вот так развлекаться, смеяться, бахвалиться красивыми платьями и дорогими украшениями, вновь избирая того, кто ведет наш город к краху?”

Оркестр играет веселую музыку, скользят по начищенному до блеска паркету танцующие пары, работники в одинаковых одеждах разносят разлитую по высоким бокалам легкую травяную настойку. Танцы, пустые разговоры — и все перед молчаливо застывшими гвардейцами.

Бросаю взгляд украдкой на одного из таких стражей — на пустые глаза, задурманенные магией. Развеются ли чары, когда я отсеку тоненькую энергетическую нить, привязывающую его к Правителю? Обретет ли он разум, увидит ли истинное лицо своего господина?

Смогу ли я его спасти? Смогу ли спасти их всех?

— Подаришь мне танец, искорка? — Протянутая рука и какая-то особенная, игривая улыбка на губах демона дополняют неожиданный вопрос.

И я теряюсь.

Я не умею танцевать. Девчонка из бедного квартала, равнинная ведьма, которая столько лет провела в странствиях… Мои мысли всегда занимало лишь выживание, лишь то, что было необходимо здесь и сейчас.

Здесь и сейчас нужно затаиться, дождаться появления Правителя. А потом исполнить Последнее Желание, дать шанс пограничникам и городским магам, спасти сестру, гвардейцев, город. Отпустить призрак Теня, изгнать последние капли странных и неправильных чувств из своего сердца.

— Так ты привлечешь меньше внимания, — шепчет мне на ухо демон, увлекая за собой.

Горячая ладонь властно ложится мне на талию. Охотник ведет уверенно — придерживая, направляя, не давая оступиться или ошибиться. Я чувствую жар его рук, спокойную силу его тела и постепенно расслабляюсь, отдаваясь танцу, отдаваясь моменту.

Музыка, прежде раздражавшая, теперь опьяняет. Кажется, будто во всем мире остались лишь мы — парадная зала вокруг кажется лишь фоном, а другие пары — призрачными тенями.

— Откуда ты знаешь? — приглушенно спрашиваю я, склоняясь к лицу Охотника.

— На балах всегда танцуют. Даже если мысли заняты другим.

— И о чем же ты думал? — Мне вдруг интересно, кто же другой призывал его. С кем он вот так танцевал, кружился по роскошной бальной зале, кого держал за талию горячими как потусторонняя лава руками, и кому вот так же шептал, склонившись к уху. — Чем же были заняты твои мысли на балах?

— Другим, — повторяет демон.

— Чем?

Ответить он не успевает. Музыка прекращается, и мы замираем, тесно прижатые друг к другу, среди таких же замерших пар. Смотрим, как расступается толпа, пропуская Правителя и его жену, Огнию.

Она все так же похожа на Ма. Тонкой фигуркой, хрупкими, изящными чертами лица, чуть вьющимися светлыми волосами, волной спадающими на спину. Синяки и кровоподтеки, портившие ее красоту, сошли, не оставив и следа. Рука с узкой полоской браслета на тонком запястье, прежде безвольно висевшая на перевязи, сейчас кажется абсолютно здоровой. Я не могу понять, как такое возможно, ведь даже помощью демонов ведьма не может восстановиться так быстро. Но я явственно вижу ее перед собой — и сейчас она до невозможности совершенна.

Яркая и величественная, Огния держит себя с достоинством королевы, притягивает взгляды. Правитель, высокий, статный, подтянутый, с гордостью ведет ее по залу, демонстрируя, словно главную драгоценность. Волна шепотков проносится среди гостей.

Идеальная пара. Лидер и его прекрасная женщина.

Во рту становится горько.

Правитель что-то говорит, продвигаясь к подиуму в центре залы, и его голос все так же силен и звучен, проникновенен, но я не слышу слов. Кровь шумит в ушах, когда я легко, не задевая собравшихся, проскальзываю вперед. Он должен пройти совсем рядом со мной.

Ближе, ближе.

Мое тело напряжено так, что это почти больно. Есть всего один шанс, всего одна попытка.

Ну давай же!

Нитяной браслет Черной банды соскальзывает с запястья. Зажимаю его в ладони, не решаясь пока начать трансформацию — любой колдун почувствует магию. Правитель обязательно почувствует магию.

Они все ближе. Я моргаю — смотрю на приближающуюся пару колдовским зрением. Два энергетических пятна, опутанные связями. Одно — то, что дальше от меня — совсем темное, погасшее, оплетенное чужой магией и лишь поэтому существующее. Узнаю знакомый рисунок приворота, привычные узоры и завитки. Второе — то, что ближе — живое, пульсирует. Магия слабая, но есть и что-то еще…

Что-то слишком знакомое.

Что-то не так.

Крик, громкий и отчаянный, заставляет меня вздрогнуть, разрушая концентрацию. Вижу, как один за другим выскальзывают из зала гвардейцы, направляясь, наверняка, на подмогу своим безвольным собратьям.

Голос Правителя все так же безмятежно спокоен.

— Небольшие волнения, — почти равнодушно уведомляет он. — Ничего страшного.

В следующее мгновение они рядом со мной. Отталкиваю женщину — она мне не нужна — позволяю силе вырваться из нитяного браслета, превращая его в острый черный клинок.

И краем глаза замечаю, что на лице Огнии нет ни страха, ни удивления, ни отчаянной решимости защитить того, кто привязал ее приворотом. Нет тех сложных, противоречивых чувств, которые были у Шута, когда я пыталась пробудить магию Бриз во время атаки тварей. И, конечно, нет той одержимой влюбленности, которую буквально излучала Ма.

Огния спокойна.

Будь у меня еще пара секунд, еще несколько мгновений перед появлением пограничников, я, наверное, успела бы понять. Успела бы вглядеться в рисунок приворота, увидела бы знакомые метки. И осознала бы, что не Правитель, одержимый извращенной любовью к Ма, приворожил Огнию, а она его. И именно она, тихая сумасшедшая жена, почти никогда не появлявшаяся на публике, беспрепятственно могла передвигаться по туннелям под городом, раскидывая липкую сеть темного колдовства.

Она, конечно, она поднималась в квартиру пограничника Теня по узкой винтовой лестнице, оставляя свои следы — гниль опавших листьев, гарь осенних костров. И браслет на ее руке не мешал Правителю тянуть силу из послушного сосуда, нет, он блокировал энергию самой ведьмы. Ведьмы, вошедшей в полную силу как раз сейчас, на исходе осени.

Сейчас я понимаю это все — но не успеваю остановить удар.

Взмах черного клинка.

Энергетическая связь опадает, рассыпаясь крошечными рыжеватыми искорками. Как снег, как пепел. Беззвучно и завораживающе красиво — и сердце неприятно сжимается в груди. Как будто я уже знаю, уже понимаю, что без тонкой нити приворота, связывавшей его с женой, Правитель — Светлый Человек — мертв.

И был мертв уже давно.

Обмякшее тело оседает на пол.

На секунду все замирает. Затихают голоса, застывают люди в дорогих одеждах. Я остаюсь одна с горьким осознанием собственной ошибки и напрасными вопросами, возникшими так не вовремя. Неужели жизнь в Черной банде ничему меня не научила? Неужели ненависть к отцу, не желавшему даже знать меня, ненужную дочь, настолько затмила разум? За спиной почти каждого Правителя есть колдун — тот, кто возвел его на трон, поддержал, помог опутать колдовским мороком сознания горожан. Но этот колдун, он ведь не просто так скрывается.

Он хочет, чтобы тот, кто придет по его душу, ошибся. Выбрал очевидную цель.

Он — она — хочет оставаться за спиной.

Безмятежно-красивое лицо Огнии больше не скрывает таящуюся внутри колдовскую силу. Холодные глаза устремлены на меня, и она смотрит пристально, цепко.

Гости, как по команде, тоже поворачивают головы ко мне, и сквозь прорези масок я различаю знакомую пустую и белесую муть. Магия — гарь и горечь — накрывает зал, и я задыхаюсь, путаюсь в ней как в паутине.

Я в ловушке.

Тоненькие гнилостные ручейки выскальзывают из молчаливых тел гвардейцев и гостей, сливаются в гнилую реку, наполняющую тело ведьмы, притворявшейся послушной женой Правителя. Нет другого способа лучше спрятать магию, чем раздать ее другим. Наградить эти безвольные, не сознающие себя тела кусочками силы, пригасить, спрятать свою, чтобы в нужный момент собрать ее для решительного удара.

Огния нападает первой. Бешено, яростно — раньше, чем успевает осушить всех носителей. Невидимым щитом Охотник прикрывает меня, вбирает магию ведьмы. Я касаюсь нашей связи, и сила льется в мои пальцы, наполняет меня.

Мой удар — второй — достигает цели, пронзает Огнию магическими стрелами. Я достаю нож, свой любимый, заговоренный нож, выдергиваю из ножен, закрепленных на голени, набираю силу на его кончике. Охотник касается моей руки, и, повинуясь воле высшего демона, тьма растекается по лезвию мутной дымкой.

Я вкладываю в удар всю свою силу. Магия сминается. Я чувствую сопротивление, гнилостный яд, опутывающий меня, но вот защита ведьмы поддается, трескается, рассыпается. Нож входит в податливую плоть, и мириады низших демонов завершают дело, впиваясь, вгрызаясь, разрывая в клочья.

А потом она, кровоточащая и умирающая, с распоротым телом, вдруг поднимается.

Ее глаза наполняются тьмой, а рука — та, на которой нет браслета, зачарованного Безмолвным Ужасом — вытягивается, обрастает острыми демоническими шипами. И одним легким, словно бы небрежным движением изменившейся руки она отбрасывает меня прочь.

Я врезаюсь в пол с такой силой, что перед глазами чернеет. Не вижу — слышу череду глухих ударов вокруг. Гости и гвардейцы один за другим падают и остаются лежать без движения.

С трудом размыкаю веки. Смотрю на Огнию, не человека и не демона, не ведьму и не тварь. Мелкие демоны, облепившие ее тело, осыпаются вниз, превращаясь в труху, словно пожухшие листья. Заговоренный нож, застрявший в ее груди, тоже обращается в пыль, и рана тут же затягивается, покрывается коркой запекшейся крови. Изодранное платье висит клочьями, придавая жене Правителя дикий и безумный вид.

Медленно, шаг за шагом, она приближается ко мне. Магия окружает ее вихрем рыжих искр — магия опутывает меня, раздирая так же, как недавно демоны, послушные Охотнику, набрасывались на саму ведьму. Демон материализуется на ее пути — настоящий, кусок черной тьмы — и Огния рвет черную тьму в клочья изменившейся рукой, а черная тьма рвет ее — только вот ведьма постоянно, беспрестанно восстанавливается. Меняется, деформируется.

Я тоже регенерирую, но не так быстро — намного медленнее. Мне нечего ей противопоставить. Сил — моих и демона — недостаточно. На мгновение мне кажется, что это конец — бесславный, пустой, бессмысленный. Умереть, не достигнув цели, обидно и горько.

Ведьма склоняется надо мной, замахиваясь для последнего удара. В ней почти не осталось ничего человеческого. Черные крылья распахнуты за спиной, тело покрыто чешуей, словно броней. Кровь — моя кровь — алыми брызгами покрывает ее тело, стекает с демонических когтей. Только рука с браслетом остается прежней.

“Браслет — не знак отличия, Принцесса. Он блокирует силы, подавляет волю”, — не так ли говорил когда-то Безмолвный Ужас?

Осознание пронзает вспышкой. Как наяву я вижу квартиру пограничника Теня, вижу стоящую перед ним женщину в алом. И тонкий серебряный браслет с выбитыми цифрами со щелчком замыкается на руке. Страх и ярость, ее страх и ярость, выплескивается волной, когда она вдруг понимает, что часть ее нечеловеческой силы ей теперь недоступна, что она слаба и подчинена. Тогда ее вторая, свободная рука вдруг трансформируется, и она вонзает демоническую лапу в грудь Теня — раздирая и уничтожая.

“Надень браслет на руку моего убийцы, отметь его, и Последнее Желание уйдет, как страшный сон. Исчезнет”, — звучат в голове слова призрака.

Единым порывом, ускоренным магией, я срываю с руки серебряный браслет и перехватываю окровавленное запястье ведьмы. Торжество в ее глазах сменяется ужасом.

Всего одно движение — и я стану свободной. Избавлюсь от Последнего Желания, от Безмолвного Ужаса, от его лживых обещаний и неоспоримых приказов. Но черная тьма материализуется передо мной, и губы Охотника складываются в одно короткое слово:

— Нет.

Колдуны, пограничники и проповедники все говорят одно — демоны лживы. Демоны не знают верности, не знают сочувствия. Они лишь используют нас, чтобы приходить в наш мир, дышать нашим воздухом, разрушать наш хрупкий разум ради воплощения темных демонических целей.

Но разве люди не лгут? Разве люди не предают, не используют, не убивают? И не лгал ли Безмолвный Ужас, когда назвался пограничником Тенем? Не ложью ли было практически все, что слетало с его губ?

Я перевожу взгляд на шипастую руку ведьмы и понимаю.

Кровь.

Кровь должна была быть на полу квартиры Теня. Кровь должна была брызнуть, когда демоническая лапа Огнии пронзила еще живую плоть, убивая без магии. Но крови не было, потому что Безмолвный Ужас, точнее его тело, никогда не было живым.

Теперь и слова Охотника обретают новый смысл. Демон-беглец, его странная связь с Черной бандой, необычные, почти невероятные способности легендарного колдуна-убийцы и отсутствие у него тотемной магии. Какая, наверное, горькая ирония, когда та, кого привязываешь Последним Желанием ради мести, призывает из другого мира самого злейшего врага!

Я останавливаюсь. Черная с красным нить Последнего Желания жжет кожу, приказ вместе с кровью пульсирует в ушах. Но я не могу, не могу пойти на поводу у лжеца.

Ударом человеческой руки Огния выбивает браслет, и он катится, звеня, в противоположный конец зала, прямо к ногам ворвавшейся внутрь пестрой толпы. Пограничники, ярмарочные маги, горожане. Капитан Сумрак, Бриз, Бряк…

Расклад меняется в один момент. Висельник, трансформируясь на ходу, бросается на ведьму, и вот уже две твари, сцепившись в клубок, катятся по полу. Маги и пограничники разоружают гвардейцев, совершенно беспомощных без направляющих приказов ведьмы.

Можно выдохнуть.

Я с трудом поднимаюсь на ноги. Охотник рядом со мной, протягивает руку, помогая подняться.

— Ужас, — выдыхаю я. — Ужас — твой беглец.

Но ответа уже не слышу. Мой взгляд падает на Бриз, застывшую у входа, на колдовской обруч на ее шее, сияющий холодным белым светом. Моей магией — и не моей.

Медленно, словно зачарованно, сестра наклоняется и поднимает серебряный браслет, выбитый из моей руки и откатившийся к ее ногам.

— Ужас контролирует ее!

Эхо призрачного смеха отдается в голове.

— Помоги, — шепчу я, сжимая ладонь Охотника.

Он понимает без лишних слов. Мгновение, и его иллюзорное тело тает, распадаясь клочками темноты, и тьма устремляется к Бриз — только чтобы замереть в нескольких шагах, словно бы встретив невидимый заслон. Бряка, кинувшегося за демоном, тоже отбрасывает прочь, и демоненку остается лишь отчаянно верещать, пытаясь хоть как-то отрезвить Бриз.

Она не слышит.

На подгибающихся ногах я устремляюсь к ней, но медленно, слишком медленно.

— Держи-ка ее, — чужим ровным голосом произносит Бриз.

Сцепившиеся люди-твари замирают у ее ног, и верхняя тварь, частично трансформируясь, оборачивается Висельником — Висельником со светящейся магической татуировкой на спине. Не могу сдержать горький смешок — срезал кожу по-живому, содрал, а все равно не освободился. Потому что подумать не мог, что недоверчивая девчонка-сомнамбула может действовать по чей-то указке, а пара лишних завитков в узоре татуировки снова сделают его рабом.

Дерзкое решение — контролировать бессознательных. Но Бриз у Безмолвного Ужаса едва ли была первой. Или последней.

— Бриз, стой! — кричу я.

Не успеваю. Конечно. Не успеваю.

Висельник подчиняется, прижимая извивающуюся ведьму к полу.

Между нами всего пара шагов — мне не хватает всего пары шагов.

Металлический щелчок замыкающегося браслета кажется оглушительным.

Я кожей чувствую, как уходит, растворяется на руке жгучая метка Последнего Желания. Запястье Огнии уменьшается на глазах — через несколько мгновений ведьма вновь становится светловолосой красавицей, едва прикрытой обрывками одежды. Она делает глубокий вдох и открывает глаза.

В ее зрачках плещется демоническая тьма. Ведьма смеется — и от этого смеха, едкого и ехидного, живот сводит тянущей болью. Мне слишком хорошо знакомы эти нотки.

— Отойдите-ка, — коротко бросает Безмолвный Ужас, глядя на нас глазами бывшей жены Правителя. — И ты тоже, Принцесса.

Браслет на шее Бриз все так же сияет чужой магией, но сестра уже сознает, что происходит. Слезы текут по ее щекам — слезы беспомощности и безысходности.

Короткий кивок головы — и от толпы ярмарочных магов, замерших в отдалении, отделяются ведьмы, такие же растерянные и напуганные, как и Бриз. Светятся гнилостной магией браслеты, замкнутые на их руках пограничником Тенем, превращая женщин в покорных и бесправных рабынь.

Они окружают нас — безвольные и послушные, какими были гвардейцы Правителя.

— Черный Ужас! — Шанс выступает вперед, привычно-спокойный. Его не останавливают ярмарочные ведьмы, вскинувшие светящиеся магией руки, не пугает и новый обитатель тела Огнии. — Ты, кажется, совсем забыл дорогу домой.

Сила сгущается вокруг скаута, собирается для решающего удара. Магический кнут в его руках наливается чернотой — разрушительной, мощной.

Удар — и черная энергия на мгновение поглощает тело ведьмы. И опадает, не оставив и следа.

— Ой ли, — алые губы кривит насмешливая улыбка. — Это тело вами не мечено, вам не подчиняется. И я ничего не забыл, Шанс, ничего не простил. Думаешь, явившись сюда вместо своего господина, ты защитил его от моей мести? Нет.

Ответная атака Безмолвного Ужаса так сильна, что сбивает с ног. Магический вихрь, налетев, закручивается смертельной воронкой, втягивая в себя всех, кто оказался на пути. Падают замертво пестро разодетые люди, кричат от боли ведьмы, пограничники.

Шанс выставляет вперед светящуюся черной магией ладонь, и вихрь замедляет разрушительный ход, почти останавливается. Еще бы — одиночка не в силах противостоять Черной банде.

Но Ужас только смеется. Сжимаются в кулак тонкие пальцы, выплескивается в воздух объединенная сила всех марионеток Огнии — гвардейцев, ведьм.

Шанс хватается за горло — жалко, беспомощно, из последних сил пытаясь оторвать от шеи невидимую удавку. Хрипит, тянется ко мне, словно моля о помощи, но тут магический вихрь поглощает его, подхватывает, кружит — и выплевывает на пол грудой обмякшего, окровавленного тряпья.

Ветер стихает, и магия послушно опадает к ногам одержимой ведьмы.

— Жаль, что это не сам Черный Пепел, правда, Лилит? — Ужас оборачивается ко мне. — Ты, наверное, не отказалась бы увидеть, как он корчится от боли у моих ног. Напоследок, знаешь. В награду за верную службу. Я ведь не забываю друзей.

Он смеется, и его безумный смех, рвущийся с губ безвольной Огнии, эхом отдается от стен парадной залы.

— Вот и власть поменялась, да? И для счастья осталось только одно, — взгляд ведьмы останавливается на Охотнике. — Прогони демона, Луна. Ему здесь не место.

— Не думаю, что стоит напоминать, где место тебе, — голос Охотника звучит глухо и угрожающе.

— Ой ли, — кривится ведьма. — В этом теле меня не достать. Так что ты опоздал — снова опоздал. Обидно, наверное, всегда приходить слишком поздно. Ну как, доволен своей хваленой справедливостью? Изгнали меня, вышвырнули, лишили всего… Но вот он я — неуязвимый, бессмертный. А вот ты, Королевский Охотник, скоро будешь рассказывать Королю, как снова упустил меня. Давай, Лилит, сейчас. Или…

Рука ведьмы медленно сжимается, и так же медленно сжимается обруч на шее Бриз, сдавливая, не давая вдохнуть.

— Прогони демона! — звенит в оглушительной тишине приказ Безмолвного Ужаса.

Прогнать. Разорвать связь — и умереть. Мы оба это знаем — сердце, разодранное пулей Правителя, не сможет биться без целительной силы демона, вдохнувшего в меня жизнь. Последняя жертва глупой марионетки, так бездумно попавшейся на крючок. Но Бриз будет жить…

Будет ли?

— Обещаю, — кривятся губы Огнии. — Ее я пощажу.

— Не надо, — тихо, очень тихо просит Охотник. — Мы сильнее, искорка, вместе мы сильнее него.

Бриз хрипит, задыхаясь.

Я не могу на это смотреть.

Как уничтожить того, кого невозможно убить? Ни демон, ни ведьма — никто не может противостоять одержимой твари, способной бесконечно регенерировать, твари, обладающей сильной магией и хитростью многовекового демона. Ничто не проймет его, не изгонит…

Если только он не сделает это сам.

Безумие. Но сейчас только это и остается — предпринять последнюю отчаянную попытку.

Прости, сестренка, на этот раз мне придется уйти слишком далеко.

Я на мгновение прикрываю глаза и делаю глубокий вдох. В темноте за сомкнутыми веками почти не страшно — наоборот, спокойно. Так и не открывая глаз, я произношу тихо, но отчетливо, зная, что Охотник обязательно меня услышит:

— Я отпускаю тебя.

Мысленно тянусь к тонкой серебристой нити, связывающей нас. Чувствую, как напрягается мой демон, чувствую его тревогу и сдерживаемый гнев. Он понимает, что я сейчас сделаю.

Связь рвется бесшумно и практически неощутимо. Нет боли, нет приходящей за ней слабости. Просто пропадает такое теплое, такое успокаивающе-уютное ощущение того, что даже в самый темный час я не одна.

Была не одна.

А потом я широко раскрываю глаза — и все плывет, размывается передо мной. Делаю крошечный шажок, и ноги подгибаются. И это не страшно — я ведь знала, что сердце не выдержит, не сможет. Без демонов ведьмы живут недолго, но мне и не нужно жить.

В голубых глазах жены Правителя плещется непонимание и удивление. Черная с красным нить Последнего Желания темнеет на ее предплечье.

Нить моего Последнего Желания.

***