ГЛАВА 19. ЛУНА, НЕДОСТУПНАЯ И НЕПОДВЛАСТНАЯ

***

Черная пелена затягивает лагерь. Темный шторм, такой знакомый, застилает небо, скрывает очертания дальних скал, пустынную равнину и палатки колдунов, гасит колдовские костры. Энергия пульсирует в воздухе, пропитывает его. Энергия пощипывает кожу — снова слишком сильная, снова слишком чуждая, чтобы я могла хоть как-то ее контролировать. В темной мути, раздираемая магическим противостоянием демона и колдовской банды, я как новорожденная тварь посреди песчаной бури — потерянная, задыхающаяся.

— Луна, — голос Шанса доносится словно бы издалека, но разведчик совсем рядом, на крошечном пятачке лагеря, не затронутом энергетическим штормом. Расположился у костра, скрестив ноги, равнодушный к творящемуся вокруг безумию.

— Что, — выдыхаю, — пережидаешь бурю?

Шагаю к нему, и затишье обволакивает, втягивает в мягкие объятия.

Огонь бросает красноватые блики на выбеленные солнцем, равнинами и демонами волосы разведчика. От странного сочетания молодого загорелого лица и совершенно белых волос бросает в дрожь, и это даже если не смотреть в черные от колдовской силы глаза. Край магической татуировки выглядывает из-под воротника длинного кожаного пальто, исчезая далеко под ним. Пересыпающиеся частички пульсируют, источая энергию, и я понимаю, что и его капля есть в этом разверзшемся энергетическом море вокруг нас, что и он подпитывает силы мастера.

— Не стоило приходить так, — повторяет свои слова Шанс. Он спокоен, и спокойствие пугает, как и голос — монотонный, ровный, словно бы разведчик разговаривает с человеком на грани безумия, готовым сорваться в любой момент. — Тобою движет гнев, обида, ярость. Неподходящее состояние для того, чтобы вести переговоры.

— Переговоры, — невольно кривлюсь я. Все снова проносится в голове: похотливые рожи колдунов, Солнце, манящая магия Черного Пепла, плеск воды в купальне и черные глаза демоницы-защитницы, так похожей на меня. — Да что вы понимаете в переговорах? Петлю на шею да в болото, вот и все ваши переговоры.

— Ты не контролируешь своего демона, Луна. Ты слишком много чувствуешь. А в нашем мире это опасно, — спокойно подчеркивает Шанс. — Что происходит вокруг нас, как ты думаешь?

— Ха, — я смеюсь. Смех надорванный, истерический. — Что происходит, Шанс? Он, — указываю рукой в сторону скрытой мглой палатки Черного Пепла, — напал на меня, когда я отказалась вспомнить времена, в которые я была просто девчонкой, гревшей ему постель. А демон… Он встал на мою защиту.

— Охотник всегда идет своим путем, — качает головой Шанс. — И не всегда его путь подходит кому-то другому, пусть даже и кажется, что у вас одна дорога. Но нет, у ведьмы и демона одной цели не бывает. Сейчас он ведет свою войну. Свою охоту. Думаешь, ты что-то выиграешь, если демон, которого ты не контролируешь, уничтожит тех, к кому ты пришла за помощью? Ведь ты не так просто появилась здесь, Луна, не вспоминать прошлое, не возвращаться. Ты пришла, потому что когда-то была одной из нас, когда-то это было тебе выгодно. Но призванный тобой демон портит все.

— Демон никогда не делал того, что было бы мне во вред, — тихо говорю я. — И не тебе судить, Шанс, не вам меня судить.

— Может быть, — легко соглашается разведчик. — Может быть, и не мне. Но демоны не должны быть настолько свободными, Луна, демоны не должны вести свои игры в нашем мире. О чем ты думала, когда призывала его, прекрасно понимая, что не сможешь контролировать?

— Я просто хотела выжить, — смотрю в его черные глаза, не отводя взгляда. Он ведь не может не помнить того, что делал со мной Черный Пепел. Не может не знать, что делает жестокий мир равнин с теми, кто недостаточно силен. — Я до сих пор хочу выжить. Капля силы, ничтожная капелька в море силы Черной банды, частью которой я когда-то была — разве это много? Разве я многого прошу? А что взамен, подумай. Я уничтожу вашего конкурента, сотру с лица земли чудовище, которое отравляет жизни…

— Почему ты так уверена, что справишься там, где сгинул уже не один колдун? — холодно обрывает меня Шанс. — Думаешь, все мы слепы и глухи? Или так уверены в своей силе, своей неприкосновенности, что не замечаем ничего? Но ты к нам пришла не предлагать помощь и не просить ее. Ты решила требовать.

— А что я должна была делать? — злое отчаяние захлестывает меня, как тот шторм, что беснуется вокруг нас. — Не на коленях же приползать? Зато теперь вы меня слышите. Зато теперь он остановился, когда я сказала, что не хочу.

— Когда твой демон это сказал, — поправляет разведчик. — Подумай, Луна, не сменила ли ты один поводок на другой? Ты ведь связана, и не одной клятвой, многими. Чью волю ты сейчас выполняешь? Охотника? Ужаса?

Имя мертвого колдуна-убийцы зависает между нами.

Шанс вдруг подается ближе, наклоняется ко мне.

— Скажи, Луна, веришь ли ты, что сможешь остановить бурю?

Я оборачиваюсь. Чернота поглощает лагерь, редкие всполохи яркой магии пронзают темную пелену, зависшую вокруг нас. Слышны крики — короткие, обрывистые. Слышен вой, визг. Бряк тоже где-то там, в этом хаосе, пытается воплотить в жизнь свое право на месть.

Это место сломало не только меня. Прошлое, удушливо горькое, давит не только на мои плечи, и не только я выжила вопреки всему. Сейчас я особенно остро понимаю, что если бы не демон, я бы отсюда не вышла. Пала бы жертвой собственной ошибки, как он и говорил, запутавшаяся, потерявшаяся, вновь подчиненная.

Черный Пепел мог бы заставить меня вновь забыть о своих родных. Вновь забыть саму себя, стереть Луну таким желанным для него образом Лилит. Если бы не демон…

— Верю, — я говорю твердо, понимая, что только так меня услышат. — Я отзову демона в обмен на силу, за которой пришла. Пусть Черный Пепел даст мне ту каплю силы, которую я заслужила годами верной службы. То, что поможет мне отсечь энергию Правителя от его марионеток. И все. Я уйду. Мы уйдем.

Лицо Шанса бесстрастно.

— Хорошо, — кивает он. — Я дам тебе такую силу, Черная Луна. Знай только — это последний раз, когда ты можешь безнаказанно ступить на наши земли. Это последний раз, когда ты можешь называться Черной Луной. После ты утратишь это имя навсегда.

Разведчик опускает руку в костер и достает из пламени тонкий браслет, сплетенный из черных заговоренных нитей.

— Возьми свою силу, Луна.

***

Демон появляется, только когда поглощенный штормом лагерь остается далеко позади. Материализуется прямо на моих глазах из сгустившейся в воздухе тьмы, проявляется постепенно — сначала тонкий, полупрозрачный силуэт, так похожий на призрака. Потом сгущающийся мрак становится темнее, теряя форму, разливается огромным пятном потусторонней черноты. И затем — мгновенно, с одним вдохом — демон снова становится собой. Могущественным существом, принявшим облик того, кого я когда-то звала Тенем.

Но вековая тьма в глазах не исчезает, не прячется за иллюзорно-зеленой радужкой. Сейчас, когда мы вдвоем затеряны посреди пустынных равнин, он не притворяется другим. Он настоящий, и это почти физически ощутимо.

Он — демон, своевольный и сильный, демон, которому я всегда была обещана, демон, который пришел спасти меня от разверзшегося вокруг хаоса. На секунду меня пугает всплеск собственных чувств — благодарность, такая чуждая и противоестественная в колдовском мире благодарность призванному существу.

Благодарность, которой не должно быть.

— Что ты натворил? — зло спрашиваю я, и демон смотрит на меня чуть укоризненно. — Нельзя ссориться с Черной бандой, если тебе жизнь дорога.

— Нельзя? — переспрашивает он. Его голос опасно тих. — Ты же получила, что хотела, ведьма, эту штучку на твоей руке, — он указывает на браслет. — Ты ведь за этим шла, рискуя всем.

— Мне нужна была помощь, — говорю я, упрямо встряхивая головой. — Никто не разбирается в колдовских бандах так хорошо, как Черный Пепел. А он теперь никогда не встанет на мою сторону, после того как ты…

— Не дал подчинить тебя? — голос демона все так же ровен. — А тебе хотелось?

Воспоминания захлестывают холодной волной. Унижение, пустота, безвольность — все, что сопровождало меня в первый год в банде, когда я была послушной марионеткой мастера. А еще тот мерзкий щелчок, с которым хрустнула шея опасной для Черного Пепла сомнамбулы-Солнца. Который ждал бы и меня, если бы…

Стискиваю зубы, и воспоминания меркнут, отступают. Смотрю на демона — и он совсем рядом. Стоит только потянуть руку, коснуться его теплого тела, вдохнуть поглубже его запах… и можно спрятаться, скрыться. Сбежать от этой жестокой реальности, от груза ответственности, невыносимой тяжестью навалившейся на плечи.

Но только вот черная с красным нить Последнего Желания все так же жжет руку, впиваясь до боли, напоминая, что отсчет уже начался и каждый день может стать последним. Причем не только для меня.

— Ты же знаешь, что я не позволю этому произойти, — негромко произносит демон. И он все ближе, словно бы действительно хочет обнять, укрыть от всех бед и несчастий. Защитить.

Подумай, Луна, не сменила ли ты один поводок на другой?” — слова Шанса всплывают в голове, принося с собой безотчетный страх. — “Охотник всегда идет своим путем”.

Я отступаю в сторону — поспешно и резко.

— Не надо читать мои мысли. Они не твои. И я не твоя.

— Зато я согласен быть твоим, — и потусторонняя тьма, уверенная и спокойная, плещется в его глазах. — Мы связаны, Луна, связаны глубоко и крепко.

Он смотрит на меня, и невольная дрожь проходит по телу.

— Глубоко? — непросто заставить свой голос звучать ровно, когда демон вот так смотрит, и я не могу, нет, не хочу понимать, что же сквозит в его взгляде. — Крепко? Думаешь, если ты обманом проник в этот мир, когда я звала вовсе не тебя, ты имеешь право так говорить?

— Не меня? О, ты удивишься, Лу, если вдруг вспомнишь, чего же просила тогда… Ты удивишься, если позволишь себе вспомнить, как же давно переплелись наши судьбы.

Удивление. Нет, это неправильное слово. Не удивление я чувствовала в тот момент, когда пуля пробила сердце и поцелуй тьмы выпустил запертые, полузабытые детские воспоминания. Не удивление ощущаю сейчас, когда вспоминаю, как охотно, как радостно подалась мне навстречу сила, когда я, усталая и выжатая, потянулась на ту сторону за защитой. Словно бы потусторонняя мощь ждала именно меня.

И снова та секунда в голове, когда хрустнули кости, когда свобода ушла вместе с последним самостоятельным вдохом. А потом мы всегда были вместе — я и моя тьма, я и мой демон. Обещанная и тот, кому было дано это обещание.

— Ма обещала тебе меня, — мой голос как чужой — пустой, бездушный. — Ма переплела наши судьбы. Но я этого, этой связи, никогда не выбирала.

Мне страшно и холодно, как будто теплый южный вечер сменился ледяной северной ночью. Я боюсь демона, боюсь собственной слабости, боюсь того, что он может сказать.

— Я расскажу тебе историю, — голос демона тихий и вкрадчивый, осторожный. Заманивает, зачаровывает, околдовывает. — Посмотри вокруг. Внимательно посмотри.

Я подчиняюсь почти невольно. Смотрю, медленно отступая, отдаляясь от него.

Мы посреди южной равнины — пустой, песчаной, плоской. Темные силуэты скал виднеются на горизонте, как чудовищные исполины, охраняющие замершую в ожидании дождя и жизни землю. Редкие чахлые кустики цепляются за рассыпающуюся почву черными корнями. Мертвый, выжженный край.

— А теперь наверх, — предлагает демон. — Посмотри наверх.

Поднимаю голову. Темнеющее небо, бесконечное и бескрайнее, раскинулось над пустыней. Мерцают искорки первых звезд, и бледная, полупрозрачная луна медленно выплывает из-за горизонта. Луна, дающая мне силы.

— Луна, — тихо произносит демон, и я не знаю, о той ли он, что светит в небе, или о другой, обо мне. Он снова совсем рядом, приблизившись совершенно бесшумно, и на его губах странная, слегка задумчивая улыбка. — А теперь представь, что все наоборот. Представь, что свет идет снизу, изнутри, просачивается сквозь разломы в почве, сияет в пылающих озерах. А наверху только тьма, мрак, холодная пустота, ведь свет спрятан глубоко внизу, свет скрыт и недоступен. Неподвластен.

Он смотрит прямо на меня, не моргая, и тьма затягивает, манит.

— Ты светишься, — негромко говорит он. — Сияешь изнутри. Ты всегда светишься, Луна, недоступная и неподвластная.

Опускаю взгляд на свои руки — колдовской, нацеленный взгляд. Тонкие щупальца тьмы паутинками бегут по коже — светлой, серебристой, подсвеченной изнутри силой тотемной магии.

Я свечусь, а тьма ласкает меня — легко, невесомо, чуть щекотно. И тепло зарождается внутри, медленно вытесняя холод и страх.

— Однажды один из нас, рожденный в нашем мире, заметил в странном, чуждом и непонятном мире света крошечную, но такую яркую искорку, которая очень любила тьму. Тьма влекла и манила ее, эту искорку, завораживала, и ей так нравилось смотреть через завесу, заглядывать в недоступный темный мир. Наш мир. Она так удивила его, что он рассказал об этом мне.

— Он, — эхом повторяю я. — Кто он?

— Тот, кого призвали исказить разум одной упрямой женщины, так не хотевшей любить одного отчаянного мужчину.

Демон Ма. Демон, разрушивший разум Ма.

— Тогда и я заглянул через завесу, и эта маленькая серебристая искорка, светящееся существо, посмотрела на меня белыми от света глазами. Она не боялась, нет, она была совершенно бесстрашной. Ее не пугала моя сила, ее не пугал мой мир, жестокий и темный. Она улыбнулась, глядя на меня, протянула светящуюся руку и тихо попросила забрать ее. Унести туда, где нет света, причиняющего ей столько боли.

— И что же ты сделал? Судя по тому, что я все еще здесь, ты тогда просто отвернулся и ушел, — я говорю это нарочито грубо, резкостью пытаясь вернуть на место ту стену, разделявшую нас, которая вдруг начала трескаться, рассыпаться, распадаться по камешку.

Потому что что-то в словах демона задевает. Мешает отстраниться с той прежней уверенностью, мешает скрыться за короткой фразой, которую пришлось впитать с первым глотком вольного воздуха равнин.

Демоны лгут.

— Демоны не лгут, — и сердце на секунду замирает, прежде чем забиться чаще, отчаяннее. — Охотнику доступна лишь правда, только правда и ничего, кроме правды. А ложь — удел искалеченных завесой.

— Охотнику, — эхом повторяю я. — И на кого ты охотишься, Охотник? На доверчивых ведьм?

— На тех, кто пересек черту, нарушив законы миров, — спокойно отвечает демон. — На демонов, отказавшихся от собственного мира, от собственной сути. На тех, кто перестал быть собой.

— Но почему тогда ты спас меня? — я жду ответа, напряженно и нервно. — Почему?

— Почему я спас тебя тогда? — демон на мгновение прикрывает глаза, словно вспоминая. — Ты была самым ярким и самым удивительным созданием из всех, кого я когда-либо встречал. Ты была особенной, искорка, выросшая среди боли и горя, но несломленная. Светлая.

— Была? О-о, — тяну я, недоверчиво и насмешливо. А внутри бушует ураган, темный шторм моих собственных чувств, с трудом подавляемых тонким слоем самоконтроля. — А сейчас я злая и черная. И ты просто используешь меня — я для тебя лишь проводник в этот мир. Так ведь, Охотник?

Повинуясь внезапному порыву, расстегиваю блузу — торопливо, путаясь в застежках и обрывая пуговицы. Сдираю тонкую ткань с плеча, стягиваю с руки, обнажая видимую даже так, простым человеческим взглядом, кровавую борозду Последнего Желания.

— Ну? — вскидываю голову, чтобы взглянуть ему в глаза. — Смотри-ка, демон, как скоро закончится твоя охота!

В душе плещется боль и горьковатое, неприятное, тянущее разочарование. Ведь я не могу не понимать, что это я сама, по собственной воле, позволила Безмолвному Ужасу накинуть на меня поводок Последнего Желания. Потому что мне казалось, что это — непонятное, странное “это” между нами — могло бы называться любовью.

Но не о любви это было, не о любви. Я просто ошибалась, ошибалась раз за разом. Где-то там, в глубине души, уставшей от одиночества, от выживания, мне слишком хотелось верить, что нас что-то связывало с Черным Пеплом, что-то иное, а не только его желание абсолютного могущества, не только его выгода и необходимость. И я не видела ни малейшей корысти в светлом пограничнике, скорее наоборот — ведь вопреки всему, он не убивал ведьму, с которой то и дело пересекался на равнинах. Ведьму, которая так хотела с ним пересечься, чтобы сердце вдруг забилось чаще, чтобы вдохнуть судорожно — и выдохнуть, наивно надеясь, что он, Тень, не очередная ошибка.

Но никому из них не нужна была я, я сама. Только сила, которой можно было бы воспользоваться, только моя жизнь, которой можно было бы пожертвовать. Ни для одного из них я не значила практически ничего. Ни один из них не верил, что у нас есть будущее.

Только жертвы. Жертвы, жертвы, бесконечные жертвы, которые так легко приносить во имя чувств.

Теплые пальцы демона осторожно касаются моих щек, смахивают горьковато-соленые капельки.

— Перестань, — прошу я. Жмурюсь, чтобы не видеть. Слишком больно видеть его лицо, иллюзорное и чужое.

— Я не тот, из-за кого ты плачешь, — его голос меняется. Становится ниже, глубже.

Раскрываю глаза — и вековая тьма рвется из его глаз, слишком мощная, слишком большая для тесной оболочки. Тянется ко мне.

— В тебе нет ни одной его частички, — вдруг понимаю я. — Ты ни капельки не Тень.

— Да, — просто отвечает он. — Конечно.

— Тогда что? — сейчас мне кажется, что я действительно захлебываюсь чувствами, как насмешливо обещал Безмолвный Ужас. — Все твои слова, все это… Ты сказал, что он бы хотел смотреть в мои глаза во время поцелуя… Это что, просто ложь? Выдумка?

— Не совсем. Ты этого хотела — чтобы он хотел смотреть тебе в глаза, в душу — и я это знал. Потому что поцелуй для тебя всегда нечто большее, чем просто действие. Для тебя это обмен — энергией, жизнью. Это глубоко и очень лично, и тебе важно понимать, что ты этого хочешь. Именно здесь, именно сейчас, именно с тем, кто перед тобой. И я бы хотел…, - его пальцы скользят вниз по моей щеке, к краешку рта, к губам, но не касаются, исчезают.

Демон близко, невыносимо близко, и внутри все сжимается от предвкушения — страшного и немного нервного. Он словно бы прочел мои желания, острые и постыдные, прочел меня, увидел целиком, со всеми недостатками и слабостями.

И тьма в его глазах поглощает.

— Ты хотел бы, чтобы я смотрела на тебя? — тихо, словно завороженная, спрашиваю я. Не отрываю взгляда, не отрываюсь.

Легкая улыбка, наполненная чем-то странным, чем-то смутно знакомым, близким, трогает губы демона.

— Да.

И нас разделяет всего-то ничего. Немножко воздуха, немножко расстояния. Одним маленьким движением можно его сократить, обратить в ничто, в ноль.

Можно слиться и стать цельными.

— Я смотрю, — еле слышно выдыхаю я. — Сейчас я смотрю на тебя, Охотник.

Демон не двигается. Он все так же дразняще-близко, но в то же время слишком далеко. И это невыносимо, совершенно невыносимо.

— Охотник, — негромко повторяет он, и что-то, почти физически осязаемое, зарождается между нами, что-то невесомое, легкое, невероятно хрупкое.

Связь. Не поводок, не удавка на шее, а другая связь — истинная, добровольная.

Мне всегда казалось, что это будет страшно — отпустить то, с чем я выросла, с чем всегда жила. Забыть казалось бы намертво засевшие в голове слова — демоны лживы, демоны жестоки, демоны приходят лишь затем, чтобы отнять жизнь, свободу, волю. Но я смотрю в черные от потусторонней тьмы глаза Охотника и впервые не чувствую тяжкого груза ненависти и недоверия на своих плечах.

Отпускать оказывается очень легко.

А потом один маленький шажок приводит меня в его объятия.

Горячие ладони смыкаются за моей спиной. Демон привлекает меня к себе — осторожно и нежно, а я вдруг очень остро сознаю, что блуза на мне расстегнута и я полуобнажена. И дрожь проходит по телу вовсе не от теплого южного ветерка, а от понимания, что я почти раздета перед… нет, не демоном, не инструментом, покорным, послушным и безликим. Перед мужчиной.

И в его взгляде то же восхищение, промелькнувшее на секунду, когда он рассказывал о светлой искорке, покорившей его так давно. Обо мне.

Крошечное движение — и вот уже его губы обжигающе-горячие под моими губами, и темная сила чуть покалывает, щиплет язык. Я понимаю, что это значит, и готова покориться своему Охотнику. Отдаться страсти и нежности, раскрыться, слиться воедино. Опуститься на теплую землю, прогретую жарким солнцем юга, и, широко раскрыв глаза, впустить в себя тьму. Вдохнуть, принять. Наполниться ею, не бесстрастной и бесплотной, а горячей и живой.

Тьмой, опьяненной моим светом.

И отчего-то кажется, что именно этого, именно его я ждала и искала всю свою жизнь.

***

— Сомнительное решение, — голос Шанса, равнодушный вопреки всему, заставляет меня вздрогнуть. Под взглядом разведчика Черной банды, цепким и понимающим, становится отчаянно неуютно.

Я стягиваю блузу на груди, подавляя желание снова скрыться в шалаше-убежище. Даже встрепанный Бряк, усевшийся на плече Шанса, кажется крайне недовольным.

— И давно вы здесь? — вздергиваю подбородок, чтобы скрыть смущение.

— Не очень, — разведчик спокоен, а вот Бряк нервно дергает ушами, принюхиваясь. — Догнать вас было нетрудно.

— Я вижу. Что, преследуешь по приказу мастера? Хотя сам же и отпустил?

Мысленно тянусь к демону, нащупываю краешек нашей связи. Хоть Шанс и не пытается напасть, мне все равно не по себе вот так стоять одной, до бесконечности перебирая в голове варианты того, что же еще может хотеть от меня Черный Пепел.

Чего же еще я ему не отдала?

— Черный Пепел здесь ни при чем, — качает головой Шанс. — Я пришел один.

— По собственной воле? — скептически фыркаю я. — Как будто я не знаю, как мало свободы дает мастер своим подчиненным колдунам.

— Подчиненным — да. Но не все в банде одинаково связаны, тебе ли этого не знать, ведьма, которую когда-то звали Черной Луной. Не ты ли ушла, когда посчитала нужным? И не тебя ли никто не преследовал? Так зачем начинать же сейчас.

— Может, ситуация изменилась.

— И поэтому я здесь, — снимая с плеча не сопротивляющегося Бряка, разведчик вручает его мне. — Банда на севере не выгодна никому. Тем более банда с Безмолвным Ужасом во главе.

Я вздрагиваю. Имя колдуна-убийцы, казалось бы, давно должно было потерять свою власть надо мной. Потому что была эта теплая южная ночь, была нежность, было тихое счастье… но сердце все равно сжимается, а руку пронзает несильная, но назойливо-тянущая боль Последнего Желания.

Снова он.

— Он мертв, — тихо говорю я. — Безмолвный Ужас мертв. Город во власти другого колдуна, колдуна сильного, злого и жестокого. Колдуна, не останавливающегося ни перед чем, колдуна, презирающего законы природы… законы нашего мира. Колдуна, создавшего монстров — не тварей и не людей. Вот, что там на севере, Шанс.

— Ну тогда, — голос разведчика все так же ровен, — тебе тем более не помешает помощь.

***

Загрузка...