***
— Ну вот те на те! И что тут прикажете думать?
— Что вы, госпожа ведьма, порядком кому-то насолили, — ровным тоном откликается демон.
Я на него не оборачиваюсь — и так вижу темную тень на серой от пыли дорожке. Тень-демон неизменно держится позади — слева и сзади, если быть совсем точной. Хотела бы я сказать, что это рефлексы защитника так сказываются, но язык не поворачивается. Уж больно демон получился своевольный, себе на уме — таких в рамки загнать можно только прямым приказом… если, конечно, они и в них лазейки не отыщут. Слова ведь штука ненадежная, многозначная, и демоны, как ни странно, понимают это намного лучше людей. Зачем тратить силы, пытаясь пробить защиту ведьмы, когда от пары-тройки точных фраз она сама раскроется? Вот и мой демон так. То на заведомо риторический вопрос ответит, то коснется случайно — все средства хороши, когда речь заходит о том, что бы в очередной раз вывести “госпожу” из равновесия.
Восседающий у меня на правом — подальше от демона — плече Бряк старательно принюхивается. Впрочем, мог бы и не трудиться — мертвечиной несет так, что и я, натянувшая шарф до самого носа, что бы защититься от вони, это чувствую. На самом деле при жизни демонические создания пахнут очень слабо и не сказать, что неприятно — Бряк тому пример: его короткая черная шерстка отдает песком и нагретыми на солнце камнями; но вот демонические мертвяки смердят так, как человеческим трупам и не снилось. Тут хватило бы и одной дохлой твари, чтобы отравить воздух во всем магическом квартале, и никакие столь любимые магами благовония не спасли б. А если дохлых тварей не меньше сотни, то что и говорить.
Достаточно одного взгляда, чтобы оценить масштабы ночного нашествия — ряд внешних ограждений сметен полностью, внутренний частокол местами погрызен, а вырванные с корнем гнезда для факелов отброшены в сторону. Если добавить утоптанную множеством ног и лап траву, щедро забрызганную темной кровью, можно легко представить, как все происходило. Бурно — это еще слабо сказано. Складывается впечатление, что вчера ночью на ярмарку приземлился огромный магнит, и всех окрестных тварей потянуло к нему.
И в это время я мирно сопела в две дырочки. Даже не ворочалась особенно. Как говорят на равнинах: хочешь убрать конкурента — дождись, пока он расслабится и заснет, не установив защиту, а потом его хоть на кусочки режь. Один известный колдун так и поступал — изматывал намеченную жертву до полубессознательного состояния, когда становилось не до защиты вовсе, а затем раз-два и готово. Сам же он, как утверждают знакомцы, месяцами не спал. Хотя те же знакомцы клялись и божились, что и страшный-ужасный Черный Пепел пьет для поддержания формы девственную кровь, а это, как я собственноручно проверила, оказалось редкостной брехней. Как и множество других жутковатых слухов.
Нет, с одной стороны, глубокий сон — способность нужная и удобная. Ни храпящие над ухом сожители не мешают, ни жар, ни холод, ни мысли ненужные. Впрочем, с досаждающими и треплющими нервы размышлениями у равнинных ведьм и так разговор короткий — отдал демону и спи спокойно. Не видим мы и снов, где выплывают на поверхность подсознательные страхи и желания — которые, как известно, вещи абсолютно лишние. С другой же стороны, доберись до палатки хоть одна из буйствующих на подступах к магическому кварталу тварей, от меня остались бы обглоданные костяшки да что-нибудь из личных вещей. По ним и опознавали бы.
Потрепанные городские маги поглядывают на нашу пеструю компанию так, что убраться с ярмарки подобру-поздорову — самое лучшее решение. Маги, может, и братья наши меньшие, но если их хорошенько разозлить, они отомстят. Разумеется, втихую и исподтишка, но так, что надолго запомнится. Надо полагать, они и так не раз и не два за прошлую ночь подумывали выволочь треклятую ведьму из шатра и оттащить тварям на съедение. Когда встает выбор между своими и чужаками, ярмарочные неизменно выбирают своих — какими бы полезными или опасными ни были чужаки. Судя по окровавленным повязкам у некоторых на руках, дело продвинулось даже дальше невинных мыслей — да только Бряк на пути попался. А потом и пограничники наверняка подоспели — во главе с Тенем-демоном.
Сказала бы, что не ради меня все затевалось. Ну не легендарная я личность, не Безмолвный Ужас и не Черный Пепел, на которых, может, и стоило устраивать охоту. И даже не полумифическая ведьма-убийца Этта. Черная Луна — вполне реальная равнинная ведьма, чье имя, может, и обросло сплетнями, но не жуткими, а почти не интересными. Черную Луну можно и встретить, и руками потрогать, и в живых после этого остаться…
Но уверенности-то нет. Может, какой городской маг и разворошил демоническое гнездо, вызвав справедливую ярость у равнинных тварей, а все дружно перевесили вину на так удачно подвернувшихся под руку незваных гостей. Но слова словами, предположения предположениями, а вот не приведи свет… если вдруг я ошибаюсь, и целью тварей действительно была Черная Луна, из города даже нос лучше не высовывать — в момент откусят. И на ручного демона-защитника не посмотрят.
Который, к слову, ни капельки не ручной. Пытается притвориться, конечно, но получается плохо, неправдоподобно. Слишком уж он независимый. Слишком уж многое сделал за те жалкие часы, пока я восстанавливала силы. Как по плану действовал — замаскировался, заглянул в штаб пограничников, наплел что-то, вернулся, должно быть, к самой схватке с равнинными тварями… еще и мне успел новую одежду раздобыть. А, главное, все пока я не очнулась и не успела отправить его обратно. Теперь-то поздно уже дергаться — без демона в город не попадешь: он и мой пропуск, и демонстрация самых честных и добрых намерений.
Ситуация постепенно выскальзывает из-под контроля. И не стоит, наверное, поворачиваться к демону спиной…
— Ты лучше молчи, дружок, пока я не прикажу тебе говорить, — хмуро бросаю я через плечо. — И не болтайся за спиной как приклеенный, а топай вперед, обстановку разведывать.
Демон в ответ только бровь выгибает — и без слов прекрасно демонстрируя, что я пожалею о своем приказе.
***
Само собой я жалею. Проблемы начинаются, когда пестрые шатры и разом опустевшие улочки ярмарки остаются позади, а в отвесной городской стене показывается проем ворот. Обычно по обе стороны змеятся очереди жаждущих или покинуть город или вновь вернуться под защиту его стен, и пограничники пропускают людей почти не глядя. Но сегодня все наперекосяк. Ворота плотно заперты, а вокруг, куда ни глянь, ни души. Притихший магический квартал не привлекает посетителей, а самим магам вход в город закрыт — попасть внутрь можно только затерявшись в толпе городских. Страж, правда, всего один — ярмарочный пост всегда считался самым безопасным, да и ставить лишних людей на закрытые ворота смысла нет. Но и один пограничник вполне способен изрядно попортить жизнь, особенно если ему вздумается кликнуть подмогу.
Дневная смена на порядок слабее ночной. Днем и следить особо не за чем, а день к тому же ясный и солнечный, и время — ранняя осень, когда темнеет поздно, а твари не оголодали и не обнаглели вконец. Чтобы развернуть ярмарочного мага или хлопнуть створкой перед носом городского жителя, сильный молодой пограничник не нужен. И старый, изрядно потрепанный жизнью и демонами, сойдет.
— Далеко ты собралась, дочка? — хрипловато интересуется стражник, демонстративно поглаживая обрез. Лицо его пересекает уже поблекший от времени шрам, и один глаз закрыт черной повязкой. — Здесь, знаешь ли, проходит черта, где заканчиваются земли демонических прихвостней.
— Я с ним, — показываю я в сторону Теня-демона.
И стоило бы ему слегка кивнуть или, там, моргнуть — нас бы тут же пропустили. Даже на спрятавшегося за моей спиной демоненка не посмотрели бы. Но Тень-демон, эта коварная тварь, застыл, с совершенно отсутствующим видом уставившись в одну точку. Один в один одержимый демоном. И ладно бы в землю смотрел или вдаль — ему приспичило воззриться на прицепившегося ко мне Бряка. Многозначительно, кстати говоря, воззриться.
В следующий момент одноглазый с неожиданной для дневного пограничника прытью оказывается у меня за спиной, и холодное дуло обреза вплотную прижимается к позвоночнику. Мы оба знаем, что такое заговоренная пуля, перебившая ведьме хребет. Три недели полукоматозного состояния, и это, прошу заметить, как минимум. Верхний предел лучше и не вспоминать. Особенно если принять во внимание Последнее Желание, готовое в любой момент затянуть меня в глубины неизведанного…
Я прожигаю демона злым взглядом, и уголок его губы чуть заметно дергается вверх. Тень-демон доволен — можно подумать, все идет согласно его хитроумному плану.
— Не шевелись-ка, ведьма. У меня тут хорошая пуля как раз для таких как ты припасена, — предупреждает стражник, свободной рукой подбрасывая вверх заговоренный сигнальный камешек.
Черный Пепел однажды сказал, что самая большая и самая опасная глупость, которую только можно совершить — пытаться доказать свое превосходство над противником. Зачем вызывать врага на поединок и бить смертным боем на глазах всего честного народа, демонстрируя свои редкостные таланты и умения, когда можно тихонько пырнуть его ножом в спину и раствориться в толпе?
“Это же подло”, — кажется, возразила воспитанная на героических историях я.
“Возможно”, - хмыкнул он. — “Но исчерпав все силы в битве с одним, легко стать жертвой другого. Глупо призывать бурю, что бы молнией сжечь единственное дерево, когда можно воспользоваться топором, затратив в десять раз меньше энергии. Тогда ты не останешься обессиленной у обгорелого пня — добычей для любого голодного хищника”.
Урок я выучила на собственной шкуре и с тех пор зареклась рисоваться. Пограничнику же, к его сожалению и моему счастью, Черный Пепел на жизненном пути не встречался…
Одноглазый вполне мог не рисковать. Не приближаться к равнинной ведьме, желая доказать свое превосходство над ней, не тыкать в спину обрезом. Не вестись на обманчивый образ молодой девчонки с подозрительно молчаливым спутником и странной зверушкой.
Демоненка многие недооценивают. Да, с виду он похож на плюшевую игрушку или милого ручного зверька. Но скулить и жаться к моим ногам, дожидаясь, пока нас всех выведут из строя, Бряк не станет. Маленькой черной молнией метнувшись к летящему камешку, демоненок перехватывает его в воздухе и разражается противным визгом. Пограничник, явно не ожидавший от Бряка такой прыти, на мгновение теряется, и обрез смещается в сторону от моего позвоночника. Большего мне и не надо — только ускориться чуток, вытянув запасы магической энергии, и извернуться так, чтобы выпущенная пуля лишь скользнула по коже, оставив длинную кровавую полосу с обожженными краями. Да нож выхватить и к горлу одноглазого прижать. А Бряк в это время уже успевает вцепиться зубами в руку с обрезом. Пограничнику остается лишь глазом хлопать.
Тень-демон даже не пошевелился.
— Послушайте, папаша, — мой голос, искаженный болью, напоминает шипение Бряка. — Что ж вы сразу за оружие хватаетесь? Я помогаю пограничнику Теню в расследовании, по его, к слову сказать, слезной просьбе. Скажи ему, — с нажимом произношу я, глядя на демона.
— Да, Луна мой консультант, — безжизненным тоном выдает тот. — Помогает в расследовании.
Вот она, вселенская несправедливость. Стоит только Теню, который и вовсе даже не Тень, сказать хоть слово, так его слушают и слышат. А я виновата по всех грехах по умолчанию, просто потому что ведьма. Одноглазый, быстро отыскавший взглядом серебряные браслеты, одолженные мною у демона, разводит руками.
— Что ж вы сразу не сказали-то, что она у вас под контролем? — корит он Теня-демона. — Мне показалось, что она вас в заложники взяла… да и отбиваться сразу начала, как все эти паскуды.
— Ну извините, — огрызаюсь я. — Не люблю, когда во мне лишние дырки делают.
Опустив нож, отступаю на несколько шагов назад, по — прежнему готовая защищаться. Убивать стражника было бы, конечно, глупо — до капитана Сумрака в момент дойдет, кто тут подсуетился. Но если одноглазый еще раз нападет — придется. Бряк неохотно разжимает зубы и шустро отпрыгивает в сторону, опасаясь получить напоследок в бок тяжелым ботинком.
Пограничник сплевывает на землю и потирает укушенную руку.
— Ты уж прости меня, дочка. Осторожность… сама понимаешь. Перестарался малек.
Я наскоро оцениваю причиненный ущерб. Растраченная практически впустую энергия и рана на спине. А все демон, поганец.
— Ничего, до свадьбы заживет. Ворота откроете? Мы тут спешим.
Одноглазый согласно кивает и, прихрамывая, уходит в будку приводить в действие запирающий механизм ворот.
Я оборачиваюсь к Теню-демону. Если бы не свидетели, которые непременно найдутся, я бы не пожалела сил — сотворила бы с ним такое, что демонам в кошмарах снится.
— Доволен? Контролируешь меня, значит?
Демон хранит образцово-показательную невозмутимость. Интересно, на сколько шагов вперед он просчитал свои действия? Вчера мне показалось, что браслеты он снял первые попавшиеся, а, оказывается, какой-то из них и есть браслет консультанта.
— Ты можешь говорить, — устало соглашаюсь я. — Все равно же будешь вставлять мне палки в колеса.
— Я ничего не вставляю вам, госпожа, — мягко, вкрадчиво возражает разом обретший дар речи демон. — Всего лишь исполняю ваш приказ. Не моя вина, что он оказался неудачным, — слова так и сочатся до боли знакомым сарказмом — кажется, демон унаследовал не только внешность оригинального Теня, но и зловредный характер. — Но если вы позволите мне самому решать, как поступать в зависимости от ситуации, я докажу, что могу быть куда полезнее. Как друг, — светом клянусь, он подмигнул. Быстро и почти незаметно, но подмигнул.
Друг. Ну конечно, так я и поверила — демон-друг. Даже звучит смешно.
Встряхиваю головой, наслаждаясь дьявольским перезвоном и тем, как ярость медленно уступает место привычной сосредоточенности.
— Хорошо. Но не нарывайся.
Ехидная усмешка кривит его бледные губы.
Ворота открываются медленно и словно неохотно, со скрипами и скрежетом проржавелого металла. Я наблюдаю молча, борясь с вновь подступающим желанием бежать от города прочь. Дело не только в том, что за стенами на каждом шагу поджидают пограничники, которым лишь дай повод — сразу на костер отправят. Есть и другое…
Демон осторожно касается моей руки. Его ладонь теплая и шершавая, а мои пальцы, как всегда после колдовства, мерзнут.
— Ты опять ранена, ведьма, — замечает он. — Стоит быть осторожнее, если действительно хочешь дожить до свадьбы.
— Это выражение такое. Человеческое. Тебе не понять.
Он тихо смеется, но его негромкий смех слышен яснее скрипов и стонов несмазанных ворот.
— Почему же? Я представляю, что вы подразумеваете под человеческой свадьбой. И, уверен, многие не отказались бы назвать тебя своей женой.
Я оборачиваюсь. Демон улыбается — так, как никогда не улыбался пограничник Тень.
— Ты — то что об этом знаешь? — пожалуй, излишне резко отвечаю я.
— Ты удивишься, Лу, — одними губами произносит он. — Ты еще удивишься.
***
За восемь лет город мог бы измениться до неузнаваемости. Расцвести, как на старых картинках — устремить вверх ровные стены домов, подключить новые источники энергии, которых хватало бы не только на то, что бы накрывать город защитным куполом света. Или, наоборот, рассыпаться еще больше, погрузившись во тьму, лишившись последних черт того, что досталось нам от далеких предков, разбиравшихся в странных науках и создававших необычные вещи. Но все по — старому. Узкие пустые улочки, мощенные серым камнем. Натянутые поперек веревки для сушки белья — от одних плотно запертых на день деревянных ставень до других. В сезон уборки урожая ни на что другое не хватает времени. Весь день в поле, а потом, когда стемнеет, силы есть только на то, чтобы смыть с себя трудовой пот и заснуть под отдаленный вой голодных равнинных тварей. Ранней осенью даже рынок закрывается — торговать некому и не для кого. Даже половину пограничников — и тех отправляют помогать, чтобы успеть собрать все до дождей.
Кажется, на мгновение я перенеслась в прошлое. В детстве, когда я была еще обыкновенной городской девчонкой, мы с Тухлей и Шутом частенько прогуливали уроки как раз в эти последние теплые дни, пользуясь отсутствием пограничников, лазали по всем темным и загадочным закоулкам города, закрытым в другое время — от брошенных высоких домов на южной окраине до туннелей на севере. Пробирались мы и на ярмарку, не подозревая тогда, что один из нас навсегда там осядет, а другая пойдет еще дальше. Все: и лабиринт улиц, и запахи — кажется таким родным и знакомым, будто бы я действительно вернулась домой. Кажется, вот-вот распахнутся потемневшие от дождей ставни на окнах и Лазурная Волна позовет ужинать.
Я наклоняюсь к Бряку. Мягкая черная шерстка демоненка приятно щекочет пальцы. Да, все изменилось. И Лазурная Волна, и Северный Берег мертвы, да и соседская девчонка Луна, за которой они приглядывали, погибла при пожаре. Для Черной Луны — плохой равнинной ведьмы — город не дом, а ловушка. И если из неизведанного и можно заглянуть на оставленные в иной жизни места, то ни Волна, ни Берег не обрадуются, увидев здесь меня в компании демоненка и демона. Да и Тухле, наверняка, не повезет. Вот Шут…
А шут его знает, кем стал Шут. Живет ли еще в городе, женился ли… работает с заговоренными осветителями, как всегда мечтал, или застрял на полях. Жив ли…
Обернувшись, натыкаюсь на внимательный взгляд демона. Он молчит, и его лицо уже ничего не выражает — но испытующий взгляд я кожей чувствовала. Надеялся, небось, на легкую победу — что я сейчас расклеюсь, поддамся воспоминаниям… а он овладеет моим разумом. Демонам крошечной лазейки достаточно, чтобы подчинить сознание раз и навсегда.
Повинуясь внезапному порыву, показываю ему язык — выходка в духе маленькой Луны. Бряк, прекратив на мгновение с довольным урчанием тереться о мою руку, повторяет этот жест.
Губы Теня-демона трогает легкая улыбка. Не ехидная, не насмешливая — скорее какая-то задумчивая и понимающая.
— Дверь сможешь открыть? — переходя на деловой тон, интересуюсь я. — Ты же точная копия как-никак.
Дверь у пограничника Теня сработана на славу — заклинания с нее разве что не стекают. Перенастроившись, разглядываю тонкое сплетение силовых линий, паутинкой опутывающих не только дверь, но и часть коридора возле нее. Деревянная поверхность вся испещрена защитной вязью, а вместо замка и дверной ручки — пульсирующие темной энергией амулеты. Такую защиту впору от равнинных колдунов ставить — которых в городе водиться не должно. Я бы даже сказала, что для рядового пограничника это все как-то слишком. И,интересно, где он раздобыл мага, способного сплести столь безукоризненные заклинания? Через такую защиту непросто будет продраться — даже мне. Даже с демоном.
Тень-демон качает головой.
— Такая магия распознает только хозяина и близких ему людей. Чужак через дверь не пройдет.
Да уж, а мы самые что ни на есть чужаки.
Впрочем, не уверена, что у пограничника Теня был хоть один близкий ему человек.
— И что предлагаешь?
— Пусть маленькая тварь заберется по стене и проверит, не слабее ли защита на окнах, — отвечает демон.
Бряк, не дожидаясь моего согласия, темной тенью шныряет к выходу. Удивительно, как легко они с демоном нашли общий язык — а недавно ведь только друг от друга шарахались. Родственники, что с них взять.
Губы демона кривятся.
— Сейчас ты решишь меня наказать за то, что твоя маленькая тварь слушается меня.
У меня действительно проскользнула такая мысль, но я уже успела отпихнуть ее подальше и разыгрываю оскорбленную невинность.
— Бряк не моя маленькая тварь. Он сам по себе и может делать все, что ему угодно. Я ему не хозяйка. А ты как знаешь…
Теплая рука демона осторожно касается пропитавшейся от крови блузы. Я вздрагиваю.
— Можно посмотреть? — спрашивает он.
Свет с ним, пусть любуется на мою изодранную спину. Ноги он уже видел, а там все было куда кошмарнее — одно дело пуля, и совсем другое — зубы голодной демонической твари.
Поворачиваюсь к Теню-демону спиной и стискиваю зубы. Готовлюсь, что сейчас он дернет присохшую к ране ткань и придется сдерживать крик, но демон на удивление осторожен. Опускается на колени, поднимает рваную блузу…
Потом я чувствую касание его языка и вздрагиваю. Нет, это не больно. От каждого прикосновения языка чувствительность все больше и больше притупляется, как от замораживающего заклятия, и очень скоро боль уходит совсем. Но это неправильно. Да и мерзко, если всерьез об этом задуматься.
Есть, конечно, ведьмы, которые позволяют своим демонам всякие вольности. И колдуны, к слову, такие есть. Говорят, демоны умеют угадывать самые скрытые, самые темные желания — и исполнять их так, что через пару-тройку раз ты уже не можешь по-другому. Но даже в минуты полнейшего одиночества, когда живого тепла хотелось так, что выть было в пору, демоны для утех меня не прельщали.
А демон для утех, принявший облик Теня, и подавно.
— Все хорошо, Лу, — шепчет демон. — Я не сделаю ничего плохого.
Он пытается меня удержать, но я вырываюсь так сильно, что когда его руки разжимаются, по инерции влетаю в заколдованную дверь.
Магия. Я ощущаю ее сразу — злая, холодная, разрушительно-сильная и какая — то кусочная, не совсем правильная магия, растекается по телу, опутывает. Закрываю глаза, будто покоряясь ей, потому что глубоко внутри сознаю, что сопротивляться бесполезно. Кто бы ни ставил эту защиту, он был намного, намного сильнее меня.
Глубоко вдыхаю, позволяя чужой магии невидимыми щупальцами скользить по коже. А потом широко раскрываю глаза, когда правую руку пронзает острая боль — Последнее Желание горит огнем, опаляя.
Полубессознательно тянусь к демону, словно умоляя вытащить меня отсюда, но тут боль отступает, и дверь открывается с тихим щелчком.
Я делаю несколько шагов — машинально, просто чтобы удержаться на ногах. Глубоко вдыхаю, радуясь этим первым мгновениям затихающей боли, оставшейся лишь там, где в кожу впилось Последнее Желание. Воздух внутри спертый, застоявшийся. Пахнет старостью — рассыпающейся мебелью, трухлявыми досками, плесенью. Крошечные пылинки кружатся в ярком свете, полосками проникающем сквозь щели в ставнях.
Дом, который давно уже не дом. Брошенный и ненужный, уже не принадлежащий никому.
Тоска, почти невыносимая в своей остроте, вдруг сдавливает сердце. Что — то накатывает волной — уже полузабытое, вытертое временем что-то. Может быть, чувства, которые так опасны для равнинной ведьмы.
— Лу, — голос демона мягок и вкрадчив.
Он так и стоит за чертой порога, словно действительно не может его пересечь, такой похожий и в то же время совершенно непохожий на того, кого уже нет. На того, в чье последнее пристанище я так бесцеремонно вторглась.
Встряхиваю головой, отгоняя лишние мысли. Дьявольский перезвон разрушает, рассыпает прахом то, что не должно существовать. Горечь.
— Я же сказала не называть меня Лу, — зло огрызаюсь я, отворачиваясь от демона. Не хочу на него смотреть, лишний раз осознавать, что он лишь жалкое подобие. — Ты не из тех, кому это дозволено.
Ощупываю полутемное помещение быстрым взглядом. Ищу зацепки, улики. Именно их, потому что мне совершенно неинтересно, как жил Тень. На что была похожа его личная жизнь, та, в которой равнинной ведьме не было места.
— Когда-то ты считала иначе, — доносится негромкий голос демона.
Не сразу понимаю, что он не про Теня. Не про то, что когда — то связывало нас, ведьму и пограничника, сплетая друг с другом в тесный, плотный кокон. Он про Лу.
Хочу развернуться и резко, жестко и непреклонно разъяснить демону — что бы там ему ни казалось, я это терпеть не стану. Но взгляд натыкается на платье — женское, яркое, новое и совершенно чужое здесь, в жилище одинокого охотника на ведьм. Потом на баночки с кремами у зеркала, на гребень, где сохранились светлые волоски.
Тень хозяйки этой квартиры. Женщины Теня, женщины его жизни.
Мне хочется что-то уронить или разбить. Добавить разрушений этому рассыпающемуся дому, лишившемуся хозяев. Мне кажется, Тень мог бы прятать свои секреты под полом, или за настенными драпировками, или в большом, чуть приоткрытом шкафу. Если выбросить из него все вещи, можно многое найти.
Да. Шагаю ближе, полная злой решимости.
— Луна, — настигает меня предостерегающий голос демона. — Справа.
Бросаю короткий взгляд направо, на низкий столик у окна. Серебряный браслет консультанта, тускло поблескивающий заключенной внутри магией, привлекает внимание. И бумага. Листы бумаги, сложенные аккуратной стопкой.
Осторожно, почти боязливо подхожу ближе. Магия, чужая, сильная магия, сродни той, которая запирала дверь, щекочет кончики пальцев. Энергия сильного колдуна зачем-то тянется ко мне, зовет. Завораживает.
Я протягиваю руку, мысленно отсекая все лишнее — голос демона, далекий и какой — то злой, тревожное верещание Бряка. Магия влечет меня, и я не могу отказаться.
Что — то происходит, когда пальцы касаются пожелтевших по краям пустых листов. Что — то словно бы меняется, лопается, как наполненный водой пузырь, и на бумаге начинают проступать буквы. Черные буквы, складывающиеся в бессмысленные слова. В бессмысленные имена. В бессмысленные женские имена, незнакомые мне.
Кроме одного.
Прикусываю губу, что бы не вскрикнуть. Отрываю руку от листов, и…
Шорох, треск, вой. Все начинается в ту же секунду, как разрывается мой контакт с чужой энергией. Меня накрывает волной резкого, пропитанного ярмарочными благовониями воздуха, а дверца шкафа, который я так и не успела открыть, распахивается сама по себе.
И оттуда, как черт из банки, скалит зубы демоническая тварь. Одна, вторая, третья…
***