Ловушка для Луны

ГЛАВА 11. В ОТРАЖЕНИИ РАСКОЛОТОЙ ЛУНЫ

***

— … когда оно наступит, это подходящее время? — тихий и ожесточенный, с тонкими нотками отчаяния, голос девушки холодным ветром врывается в черную яму глубокого сна. — Тебе всегда не до меня.

Кем бы она ни была, она на грани, отстраненно осознаю я. Послевкусие тотемной энергии соленое и горькое на пересохшем языке. Всплеск магической силы разбудил меня — и, значит, девушка не права. Я всегда готова проснуться по первому же ее зову.

— Сама же знаешь, что это неправда, — мысли мои, знакомые, но голос не мой, нет. Он принадлежит мужчине — усталому, расстроенному мужчине. — И не сейчас надо эти разговоры заводить, Бриз.

Бриз. Горько. Солоно. Имя ей подходит, связывается. Холод и слезы — знакомые ощущения. Верный источник силы.

— Так когда? Когда? — дрожь в голосе — верный предвестник слез. Слезы привлекут демонов, а демоны сделают ее сильнее. — Черти баночные. Она может лежать как мертвая еще неделю — или того больше! Ты год собираешься прыгать вокруг на цыпочках и вдохновенно ждать, пока милая очнется?! И знаешь ведь, что ей не до тебя, Шут, знаешь — она никогда о тебе не думала! Всегда находились лучше — и тогда, и сейчас. Может, пора уже прозреть — она не твоя, не для тебя. Но есть другие…

— Другие? Ты? Так мы помним, как ты пыталась открыть мне глаза. Приворот, Бриз. Самое отвратительное, к чему только можно было обратиться. Магия! Вот от кого не ждешь удара в спину, так это от друга.

— Действительно! Вот уж не ожидала, что ты ей безоговорочно поверишь. И было бы кому верить — а то блудной твари, ведьме с равнин, которую каким-то ветром занесло домой. И не для нас с тобой, нет, у нее свои цели, свои планы. Чего, по — твоему, они хотят — она и этот, скользкий?

Слез нет — есть злоба. Злоба удивляет меня, удивляет демонов. Слезы помогли бы ей удержаться на плаву — злость же утянет на дно. Демоны, привлеченные эмоциями, которые ведьма неспособна контролировать, разорвут ее разум в клочья.

— Скользкий? — суховато переспрашивает Шут. — А как цацки брать у скользкого, кто первый был?

— Думаешь, мне сдались его цацки. Я хотела, чтобы ты заметил, наконец, что я тоже женщина!

— Черт, говорят, тоже многого хотел… пока под фонарь не попал. А не повелась бы на скользкого…

— Бедняжечку Луну не покусали бы. Какая трагедия, вы посмотрите только! А кто не так давно присягал охранять город от грязной магии и треклятых ведьм тащить прямиком на костер, а?

— Хочешь на костер? — саркастично предлагает “убежденный” пограничник. — Потому как если уж равнять всех в один стройный ряд, то и тебя к ведьмам ставить придется.

— И ты, глазом не моргнув, отправишь меня на смерть?

— Нет. Ты же у нас за всеобщую уравниловку, мелкая, а не я. Да я сам скорее на костер прыгну, чем начну на близких ярлычки развешивать!

— Луне наплевать на твои жертвы! Она все равно подстилается под скользкого — чует, видимо, родственную душу!

— Терпение — добродетель, мелкая. Попробуй. Луна не умеет любить мужчин. Она их пробует — надкусывает и выплевывает. Вот и Теня она надкусит и выплюнет, как гнильцу распознает. Не успеет полюбить. А я буду ждать — и год, и два, и десять, если потребуется. Потому что время все расставит по местам: красивые подурнеют, шустрые завязнут в жизненной паутине, и на скользких найдется управа. Мне терять нечего, мелкая, понимаешь?

— Тебе есть, что терять! — резко и зло отвечает Бриз, уже не пытаясь приглушить голос. — Меня. И Луну твою драгоценную. Никто с черной ведьмой церемониться не будет — на виселицу да в могилу. А ты сиди, сложив руки, и жди, когда черти сами на место в банку упихаются!

— С черной ведьмой? — настороженно переспрашивает Шут. — С Черной Луной? Той самой Черной Луной, о которой по ярмарке слухи ходят?

Бриз шумно выдыхает. Шелестит полог.

— Куда ты? Шут!

Холодный ветерок доносит знакомый гнилостный душок выгребной ямы, смешанный с дымом и ярмарочными благовониями. Недовольно шипит теплое существо, дремавшее у меня на груди, и острые коготки царапают кожу.

Я раскрываю глаза. Мгновение смотрю, как колышется пестрый полог, отделяющий жилую часть шатра от торговой. Прислушиваюсь, но голосов Бриз и Шута уже не слышно, а звук шагов неразличим на фоне обыденного ярмарочного шума.

Бряк приглушенно урчит, тыкаясь мордочкой в ладонь. Приподнявшись на локтях, я скептически разглядываю раненую руку, перевязанную окровавленным бинтом с пятнами целебной мази. Онемение спало, и пальцы охотно откликаются на попытку ими пошевелить. Кровь на повязке давно уже засохла, боли нет — я проспала достаточно долго, чтобы привычный к подобным передрягам организм равнинной ведьмы успел восстановиться. А, значит, я потеряла очень много времени.

Торопливо сесть, невзирая на протесты застывших от долгого бездействия мышц, меня заставляет вовсе не угроза быть обнаруженной. Пограничники на хвосте — вещь не очень приятная, но и не смертельная. Но вот разрозненные факты, долгое время отказывавшиеся складываться в логическую последовательность, наконец, сложились в единое целое.

И это целое меня пугает.

***

Холодный ветер шуршит ярким ковром опавших листьев, путает волосы. Темное низкое небо нависает над замершей пустошью убранных полей, цепляясь краешками облаков за ржавый крест на вершине могильного кургана, отмечающего вход на раскинувшееся в низине кладбище. Пахнет сырой, свежевскопанной землей с тонкой примесью похоронных благовоний. Пустой фонарь жалко болтается над крыльцом заброшенной сторожки.

Покой мертвых больше некому оберегать.

— Где ты? — мой голос звонко разносится по пустому кладбищу. — Где тебя черти носят?

Я перестала воспринимать равнинные легенды всерьез, когда смогла сравнить одну из них с реальностью. Воспитанные слухами, ведьмы привыкли считать Черного Пепла монстром — бессмысленно беспощадным кровожадным дикарем. Рассказы рисовали его огромным, заросшим с ног до головы темными волосами мужланом — грубым, немногословным, необразованным. Говорили, что питается колдун исключительно сырым мясом, срезанным с живых еще людей, и цель у него в жизни одна — сеять хаос.

Настоящий Пепел, красивый и харизматичный мужчина, на монстра похож не был. Мне он показался дворянином из старых книг, волей судьбы вынужденным перейти на обратную сторону закона. Черный Пепел действительно обращался с бандой жестко и местами даже жестоко, но насилие ради насилия никогда не было его целью.

О Безмолвном Ужасе слухи ходили не менее красочные. Неуловимый и безликий, не знающий пощады и не останавливающийся ни перед чем, знаменитый наемный убийца был как тень — всегда где-то рядом. Он мог месяцами не спать, выслеживая жертву, он мог явиться в образе старика, ребенка или женщины. Смена облика считалась для него обыденным делом — колдун не задерживался с одним лицом надолго. Но даже не это больше всего пугало равнинное сообщество, а полнейшее отсутствие у Безмолвного Ужаса характерной ауры. Охранные знаки попросту не воспринимали его как могущественного колдуна.

Да и вообще как колдуна.

Потемневшая от сырости деревяшка с одним коротеньким прозвищем кажется теперь едкой насмешкой. Замкнув клановый обруч на шее Бриз, Тень показал свое истинное лицо — лицо сильного колдуна, не понаслышке знакомого с преимуществами магии. И сразу же странные вещи, окружавшие его, перестали быть странными. Вымерший квартал, где непросто выживать без колдовской силы — идеальная база для мастера. И Последнее Желание…

Тень. Вот уж действительно Тень — неуловимый, изменчивый, не имеющий четкой формы. Замечательное прозвище для того, кого не засекала ни одна из охранных систем города. И ведь даже после смерти, даже связанный со мной Последним Желанием, он продолжал лгать.

— Можно подумать, я первый такой, Принцесса, — доносится его бесплотный голос. Полупрозрачный, просвечивающий сбросившими листву деревьями и пожухлой травой, Тень сохраняет отпечаток чего-то слишком сильного, чтобы исчезнуть даже после смерти.

Я поднимаюсь с колен и отряхиваю брюки от налипших листьев. Выцветшие глаза призрака наблюдают за мной, и холодок пробегает по спине. Тень не отрицает, не опровергает мою безумную догадку. Он просто ждет чего-то, глядя на меня с насмешливой улыбкой на губах.

— Мы же договорились, — негромко произношу я. — Ты не называешь меня Принцессой.

— Сказала женщина, пришедшая на кладбище с мыслью сравнять здесь все с землей.

— Даже связав меня Последним Желанием, ты не удосужился рассказать правды. Ну как, повеселила я тебя, гоняясь за миражами?

— Это было забавно, — соглашается он. — Жаль только, что я и сам не подозревал, что ты такое раскопаешь.

— Что, головой стукнулся и память потерял? — мрачно усмехаюсь я. — Как можно такое забыть? Думал, что я настолько наивная и доверчивая, что не замечу, где ты выбрал себе логово? Не почувствую многоуровневую защиту на дверях? Не увижу список — магический список — всех женщин, которых ты наградил на память опасными побрякушками? Может, ты им и свои Желания раздарил?

— Нет, — усмехается призрак. — Нет, мое Последнее Желание досталось только тебе.

— Ну спасибо. Я польщена. И что же еще мне досталось? Мишень на спине?

Призрачные плечи приподнимаются в равнодушно-невозмутимом пожатии.

— Ты же жила на равнинах, Луна. Это нормально для вас — зацепиться за жизнь тем единственно возможным способом, который остается после смерти.

— Для нас? — переспрашиваю я. — Для кого это? Думаешь, заученные громкие слова делают тебя чем-то большим? Или что, перестать лгать слишком сложно, колдун?

Тень вновь пожимает плечами.

— Это мир, в котором мы живем, Принцесса. Так почему ты сердишься? Почему твои глаза блестят от слез? — легкий ветерок касается лица, когда призрак пролетает мимо, скрываясь за моей спиной. — Не потому ли, — еле слышным шепотом продолжает Тень, — что когда нас разделяла стена условности и противостояния, сложенная из кирпичиков под названиями “пограничник” и “ведьма”,тебе не о чем было жалеть? А теперь вдруг понимаешь, что мы всегда были одинаковы. Надо было только заглянуть поглубже. Ты и я, Луна, мы жили одной и той же жизнью. Ты и я, мы могли бы…

— Не было никаких “нас”. Ты не Тень, каким я его знала. Ты…

— Тот Тень был мной. Или, по крайней мере, частью меня. Мы ведь те, кем хотим казаться, красавица. Оболочки и образы, меняющиеся, как меняются времена года.

— Я доверяла тебе, — кожей чувствую его взгляд, устремленный мне в спину. — Верила, что пограничник может быть честным врагом. Ты знаешь, призрак безвременно почившего колдуна, я хотела помочь. Хотела отомстить за тебя. Потому что верила, что ты из хороших, правильных людей.

— Ой ли, — насмешливо хмыкает Тень. — Это ты себя в этом убеждала. “Он хороший, я плохая”, — фальцетом передразнивает он, — “нам только и остается, что держаться на расстоянии”. Тебе было удобно считать меня пограничником до мозга костей — к пограничнику ненароком не привяжешься. Хотя, как показывает практика…

Незаконченное предложение повисает в воздухе.

Практика показывает, что ведьмам бывает больно, когда пограничники умирают. Пусть даже они не настоящие пограничники.

— Я тебя не чувствовала, — тихо произношу я. — Совсем. Ни проблеска силы. Ни искорки магии.

— Ой ли? — повторяет призрак.

И он прав. В его глазах мое прошлое четче и ярче, реальнее. Я чувствовала. Затерянные вдвоем на бескрайней пустоши в ветхом шалаше из листьев, веток и магии, беспомощные против могущественной стихии, мы не думали, что выживем. Вернее, я не думала. Он, Тень, знал. За маской пограничника скрывался могущественный колдун, способный защититься от десятка таких ураганов. А у меня дрожали пальцы от холодного, липкого страха, и ужас переполнял все мое существо.

— Тебе слишком хотелось считать меня пограничником, и ты подтасовывала факты, чтобы поддержать эту теорию. А ведь самая опасная ложь — та, что мы говорим сами себе, Лу.

Я резко оборачиваюсь, и мы оказываемся лицом к лицу. Вблизи Тень расплывается, становится мутной дымкой, сквозь которую просвечивает мрачное, засыпанное опавшими листьями кладбище.

— Ты мастер обмана и иллюзий. Тот, кто умел подкрадываться незаметно, не задевая магических ловушек. Тот, кто прятал свою силу так глубоко, что ее было не ощутить. Я слышала только об одном таком колдуне. Знаешь, какое чувство он внушал?

— Ужас, вероятно, — шелестит бесплотный голос. — Но стоит ли поминать прежние грехи? И есть ли смысл бояться мертвеца?

— Действительно, зачем бояться того, кто и после смерти сильнее тебя живой?

— Меня нет, Луна, — качает головой призрак Безмолвного Ужаса. — Я мертв. — Призрачная рука касается моей, сжимается в кулак. — Я не могу причинить тебе вред.

— Ой ли? — передразниваю я. — Еще как можешь. Говорят, Ужас ни перед чем не останавливался на пути к своей цели. Умри, но убей. Так что будет, если я откажусь помогать тебе? Что будет, если я…

Призрачный палец прижимается к губам, вынуждая меня умолкнуть.

— Уточню — я не хочу причинять тебе вред. Веришь или нет, Лу, но ты все, что от меня осталось. Ты ведь проходила тропою ада — и знаешь путь человека с расколотой душой, уничтоженной памятью, подчиненной волей. Что ты помнишь о том времени, когда была бессильной марионеткой Черного Пепла? Твоя магия, твоя сила, вся твоя сущность безраздельно принадлежали ему… Что ты помнишь до того момента, как вновь собрала себя по кусочкам?

— Пустоту, — выдыхаю я. — Я помню только пустоту…

Это неправда. Я хотела бы помнить только пустоту, но тогда была еще и любовь. Безграничная и безраздельная — такой я не испытывала больше никогда. Только тогда, безумная и не осознающая себя саму, полностью растворившаяся во власти Черного Пепла, я была счастлива. Слишком просто было жить в той сладкой черноте.

Я помню тепло, разливающееся по телу от одного легкого касания мастера. Помню, что ему нравились мои волосы — он заплетал их в замысловатые косы, а я млела, впитывая прикосновения его ловких и умелых пальцев. Умереть ради него было чем-то простым и естественным — как дышать. Желание мастера было моим желанием. Я принадлежала ему — как вещь, которой не задают вопросов, хочет ли она принадлежать. Впрочем, тогда я хотела.

Я очнулась совершенно пустая. Там, где некогда были воспоминания, делавшие меня мной, осталась лишь пугающая пустота. Шелестел дождь. Мокрые травинки кололи обнаженную кожу. Окровавленные пальцы были скользкими и липкими, а черты лица, отразившиеся на мутной поверхности воды, незнакомыми. Я должна была погибнуть — как погибали другие женщины Черного Пепла до меня: причинив врагам мастера максимальный ущерб. Но я почему-то выжила

— Потому что ты всегда выживала.

Я вглядываюсь в призрачное лицо Теня — человека, бывшего некогда легендарным колдуном-убийцей и грозой равнин по имени Безмолвный Ужас — и не могу поверить, что он единственный, кто может разделить со мной эти воспоминания… и понять. Словно смерть стерла его личность так же, как подчинение стерло в свое время мою.

И у него внутри пустота.

— Ты больше не любишь, когда тебя называют Принцессой, — врывается в мои мысли призрак. — Принцессой была другая Луна, прошлая. А тебе кажется, что собирая ту Луну по кусочкам, ты потеряла что-то в процессе.

— И ты что-то потерял.

— Себя, — горько усмехается Тень. — Мою жалкую душонку разорвали на части и поделили между собой другие. Мой таинственный убийца. Ты.

— Я? — Усталость накатывает тяжелой волной, пригибает колени к земле. Ладони впечатываются в сырую землю, завязают.

— Последнее Желание связывает души.

Если бы он был демоном, он бы коснулся меня сейчас. Теплые руки обняли бы меня, прижали к себе. И я забыла бы на секунду, что он лгал мне, обманывал, бросил меня одну…

— Не одну. Разве ты одна, Луна?

Есть такие моменты, когда все вдруг оборачивается совершенно неправильно. Будто какое-то звено из положенной цепочки событий оказывается сломанным. И движение вперед вдруг сменяется свободным падением — когда летишь, не чувствуя земли под ногами и не ощущая саму себя, а мир проплывает мимо, величественный в своей неизменности.

Меня не должно было быть здесь. На этом старом, неприбранном кладбище под облетающими разноцветными листьями деревьями. Последнее Желание не должно жечь кожу, а Тень не должен быть мертвым. И Безмолвному Ужасу лучше было бы оставаться бесплотной легендой.

— Я и так вполне себе бесплотный, — хмыкает он. — Бесплотнее даже некуда.

Мне приходится откинуть голову назад, чтобы посмотреть на него, и мы чуть не сталкиваемся лбами — хотя, напоминаю я себе, мы не можем столкнуться: мой лоб попросту пройдет сквозь него как сквозь воздух. Призрачный Тень растянулся на покрытой пестрыми листьями траве, закинув руки за голову. В хмуром дневном свете его волосы кажутся серовато-белыми. Полупрозрачная рука замирает над моей — так близко, что можно вообразить, что его пальцы вот-вот стиснут мои.

Собирается дождь — я досадливо смахиваю со щек несколько теплых капелек.

— Нужно найти моего убийцу, — негромко напоминает призрак. — Пока осень не вступила в свои права. Пока я не…

Он исчезает. Растворяется в воздухе, оставляя меня с вопросами без ответов.

Я лежу, глядя в темное низкое небо, пока пальцы не начинает покалывать от неприятного предчувствия. Тень ушел — а ощущение, будто за мною кто-то наблюдает, осталось. И уже поднявшись на ноги, четко осознаю, что на кладбище я не одна. Неясные силуэты в густом болотном тумане не похожи на людей — но и равнинным тварям при свете дня у стен города делать нечего. А сползаться к могилам — тем более.

Я уже разворачиваюсь, намереваясь поскорее вернуться под защиту пестрых шатров ярмарки, как чье-то худое, жилистое тело с неожиданной силой наваливается на меня и прижимает к земле.

***