Ловушка для Луны

ГЛАВА 8. ЛУНА И ГРАБЛИ

***

— Это ты, — я перестаю улыбаться в ту же секунду, как разум осознает то, что упорно отказывается понимать тело. С этим существом мы никогда не были близки. Нельзя ему доверять. Мне не может быть уютно в его объятиях.

— Я, — коротко соглашается демон. — Кого же ты ждала, ведьма?

Старший смены на обязательных полевых работах, куда нас регулярно гоняли отрабатывать трудовую задолженность родному городу, любил повторять: правильное положение граблей зависит от того, что вы собираетесь с ними делать — наступать или работать. Вот и демон в этом конкретном случае все равно, что грабли — инструмент, способный доставить массу хлопот при неосторожном обращении, но без которого выполнить работу, взваленную альтернативно одаренными людьми на мои хрупкие плечи, не получится ну никак. Да уж, практика показывает, что Луну и грабли лучше не оставлять в одной ванной.

— Так кого, Луна? — демон наклоняется и, почти касаясь губами моего уха, еле слышно выдыхает. — Милого рыцаря? Или, может, ускользающую тень?

Я отстраняюсь. Ждала ли я Шута? Едва ли. Шут бы хлопнул меня по плечу, усмехнулся. А Тень…

— Он мертв. И тебе это прекрасно известно, — холодно произношу я. — Что до Рыцаря — по — моему, им не полагается обнимать ведьм.

— Мертв? — приподнимает брови демон. — Ну, как скажешь. Значит, остаемся только мы с тобой. Символично, не находишь?

— Нисколько.

Демон приглушенно смеется.

— Ты расстроена. Злишься. Тебе больно. Сила утекает, как вода сквозь пальцы. Ты уже не справишься одна, ведьма. Признай, тебе хотелось хотя бы на мгновение обрести опору.

— Конечно, — огрызаюсь. — “Обрести опору”, - передразниваю я, подражая его вкрадчивому тону. — Неужели кто-то смог бы прожить без вашей всепоглощающей мудрости, господин “я собрался из того, что под руку попало”? И откуда только вы, такие всезнающие, беретесь.

Теплая рука демона накрывает мои пальцы, судорожно вцепившиеся в край ванны.

— Тише, Лу, я на твоей стороне. — Тепло его ладони согревает. — Не надо, — вновь наклоняется к моему уху демон. — Не начинай спорить, не говори, что я враг и не могу быть на твоей стороне. Не трать слова. Тебе нужна сила, Луна. У меня есть сила. Так возьми же ее, отбрось сомнения. Прими меня.

— Ты…, — острый ответ уже готов сорваться с губ, но я осекаюсь. Молча смотрю на демона, на такие знакомые мелкие морщинки в уголках глаз. Он похож на Теня и сознает это. Каждую секунду Тень-демон использует их сходство, играя на невысказанных, потаенных чувствах. Но там, внутри иллюзорной оболочки, нет сердца, нет души. Там таится потусторонняя сила, темная и сокрушительная. Рвется наружу, ищет мельчайшие трещинки в защите слабого человеческого разума.

Ну уж нет! Сдаваться просто так я не собираюсь.

— Тень, — наигранно-ласково произношу я, сжимая его руку.

Взгляд демона на мгновение опускается к нашим переплетенным пальцам. Теплые ниточки невидимой энергии послушно перетекают ко мне. Не нужно поддаваться демону, чтобы взять то, что и так принадлежит мне. Сила моя по праву, потому что именно я призвала его в наш мир.

Тьма вновь прячется внутрь. Но что-то еле уловимо меняется между нами, исчезает. Тень-демон снова становится демоном.

— Черная Луна, — кривовато усмехается он, когда я отпускаю его ладонь. — Признаю, я тебя недооценил.

Я наклоняю голову, молча признавая демона достойным противником. Стратегически он выбрал самый правильный из всех возможных моментов. Усталая, раненая, эмоциональная — я была легкой жертвой. Запомнить бы теперь этот урок, чтобы не попасть в ловушку еще раз.

Демон закрывает дверь — быстрым, бесшумным движением. Отделяет нас не только от Шута и Бриз, но и от света. Возможно, рассчитывает застать врасплох, обратить против меня возросшую в кромешной тьме силу. Вернуть украденную у него энергию.

— Нет, — словно прочитав мысли, негромко возражает Тень-демон. — Я не самоубийца.

— А жаль.

— Жаль? — со смешком переспрашивает он. — Серьезно? Мы связаны, Луна. Не говори, что прожила столько лет на равнинах и до сих пор не понимаешь сути. Связь, ведьма, это когда двое считаются за одного. Моя смерть убьет частичку тебя. Твоя смерть убьет частичку меня. Нравится или нет, но наши жизни сплелись в одну.

— Я собиралась тебя отпустить, — с нажимом произношу я. Пальцы дрожат — возможно, от холода. — Зачем ты помешал, если не собираешься умирать со мной? Неужели ты прожил столько демонических лет и до сих пор не понял, что в таких ситуациях шансы умереть у ведьмы стремятся к бесконечности со знаком плюс?

— Я не хочу, чтобы ты меня отпускала, — ровным, лишенным эмоций голосом отвечает демон. — Мы выпутаемся из этой твоей ситуации. Вместе выпутаемся. Потому что я не собираюсь отпускать тебя.

Браслеты на руках загораются холодным белым светом. Лунный свет — единственное, на что способна я сама. Здесь не нужна колдовская сила, не нужна концентрация. Не нужны даже демоны. Моя изначальная способность, чистая магия, принадлежит только мне, Луне. Свет исходит изнутри, подпитывается энергией ауры, души, самой сути ведьмы. Я не обращаюсь к потусторонней силе. Лунный свет рождается сам — когда я подсознательно желаю, чтобы стало светло.

Темноту разрывает на множество мелких темных теней, испуганно расползающихся по углам. Недвижимой остается лишь одна Тень — демон. Как и на улице, он держится так, словно свет не причиняет ему никаких неудобств, словно он вовсе не порождение мира тьмы. Демон смотрит на меня, чуть прищурившись, и от этого пристального взгляда по коже пробегают мурашки.

Я знала, что на его лице не проявится ни одной истинной эмоции. Знала, и все равно хотела заглянуть ему в глаза. Не догадывалась только, что от его ответного взгляда мне вдруг станет настолько не по себе.

— Тебе не больно? — я разглядываю свои пальцы, щербатый край ванны, растрескавшуюся плитку. Что угодно, лишь бы избежать беззвучного, бессловесного поединка. Есть в этом демоне что-то, от чего вдруг начинает казаться, что я, Луна, проиграю ему. Сдамся. Добровольно сдамся. — Свет должен причинять вам боль.

Он ограничивается коротким, почти презрительным смешком.

— Ты думаешь, мы боимся боли?

Быстрым, текучим движением демон оказывается рядом. Наклоняется к моей руке, прижимается на мгновение губами к коже. Я заворожено смотрю, как он проводит языком по дымящимся ожогам, зализывая ранки.

— Свет обжигает нас, ведьма. Но вопрос тебе надо задавать другой — боимся ли мы обжечься? Боюсь ли я обжечься?

“Есть вещи, которые стоят того, чтобы перетерпеть боль”.

Он не говорит этого вслух. Но слова четкие, ясные и слишком чуждые, чтобы быть лишь порождением воображения.

Впервые я ловлю себя на мысли, что демон меня пугает. Не тем привычным страхом, что вызывают все демонические твари, другим. Глубоким, пробирающим.

— Чего ты от меня хочешь?

— Для начала? Перестань считать меня врагом. Мы на одной стороне, Луна, ты и я. Твоя подозрительность ослабляет нас обоих.

— Предлагаешь довериться тебе?

— Почему бы и нет? Назови хоть одну причину. Кроме, конечно, ожидаемого: “Ты демон”.

— Ты демон, — соглашаюсь я. Действительно, ожидаемо — но ведь правда же!

— Не стану спорить. Я тот, кто я есть. Но помимо этого я не давал тебе ни одного реального повода не доверять мне. Более того, сохранять твою жизнь, заметь, в интересах твоего демона. Так может, заключим мирный договор? Я добровольно помогаю решить твою проблему, ты же, в свою очередь, помогаешь мне.

— Как?

Как я могу ему помочь? Перестать сопротивляться и быть послушной марионеткой?

— Согласись стать моей союзницей. Выступи на моей стороне.

— И все? Стать союзницей? — подозрительно переспрашиваю я. — Не одолжить тебе тело, не продать душу? Просто выступить на твоей стороне? Маловато, тебе не кажется?

Демон медленно качает головой.

— Это вы, люди, одержимы телом.

— Одержимы или не одержимы, но тело мне еще пригодится, ты уж прости.

Демон вновь качает головой.

— Мне не нужно твое тело, Луна. Мне не нужно от тебя ничего большего, кроме того, что я уже упомянул. Я хочу, чтобы ты была моей союзницей.

— Союзницей в чем? В истреблении остатков человеческой расы?

— Союзницей, — повторяет демон. — Просто союзницей. Человеческая раса и ее судьба меня ни капельки не волнуют. Сейчас меня интересуешь только ты, ведьма.

Я чувствую, что мое замешательство его забавляет. Обещание, которое в колдовском мире не значит ровным счетом ничего, почему-то кажется ему важным. Союзы, заключенные между колдунами, зачастую разрывались в тот же час — метко пущенной пулей в спину.

— Хорошо, — соглашаюсь я, сама удивляясь своим словам. — Давай заключим мирный договор. Только скажи, в чем подвох? Его надо скреплять свежей кровью?

Уголки губ демона приподнимаются в насмешливой улыбке.

— Достаточно простого рукопожатия, — с усмешкой произносит он. — Но, думаю, ты предпочтешь поцелуй.

— А это еще почему? — тут же возмущаюсь я, на всякий случай отодвигаясь от него подальше. От одной мысли о поцелуе с демоном… становится холодно. Я цепляюсь за край ванны, чтобы унять пробравшую меня дрожь.

— Потому что тебе хочется узнать, как бы поцеловал тебя он.

Он. Тень. Проклятый мертвый пограничник Тень — теперь лишь бесплотный, выцветший контур. Пока он жил, пока он существовал, двигался и дышал, пока прикосновение его сухих растрескавшихся губ могло бы быть реальным, я считала его врагом. О, я желала ему смерти. Хотела, чтобы он оставил меня в покое.

Что ж, вот вам новость — желания исполняются. Он мертв, я жива. Мы связаны лишь тоненькой ниточкой Последнего Желания. Желания, исполнение которого разорвет нашу связь навсегда. И тень Теня просто исчезнет. Растворится в холодных осенних сумерках. А я останусь. Когда солнце уходит за горизонт, луна всегда остается на небе одна. Лунная ночь принадлежит лишь ей.

— Давай.

Я соглашаюсь для того, чтобы отгородиться от опасных мыслей. Ведьмы должны бежать от чувств. На равнинах им нет места. Злость на то, что Тень так некстати умер, ускользнул из-под носа, — это чувство. От него тоже надо бежать.

Закрываю глаза. Договор как таковой меня не волнует. Поцелуй демона… ну, иногда лучше проиграть маленькую, несерьезную битву, чем вступать в войну.

Мгновение ничего не происходит.

— Ну давай же, — повторяю я. Размыкаю веки, чтобы посмотреть, почему он медлит.

Лицо демона совсем рядом. Странно, я не ощутила даже движения воздуха, не почувствовала приближения. В холодном белом свете зелени его глаз почти не видно, одна лишь чернота — будто тьма выжгла иллюзорную преграду и вырвалась на волю.

— Он бы хотел, чтобы ты смотрела на него, — еле слышно произносит демон.

И вдруг подается ближе.

В следующий момент я оказываюсь в холодной ржавой воде. Выныриваю, отплевываясь, отбрасываю намокшую челку с лица. Пытаюсь осознать, как это произошло. В голове крутится лишь безумная идея, что демон меня толкнул. Специально окунул в ледяную воду, чтобы все мысли о поцелуях раз и навсегда вымыло из моего разума. Но, должно быть, я сама отпрянула, когда демон стал наклоняться, и не удержалась. Иначе, какой смысл был настаивать на поцелуе, чтобы самому же его испортить?

Хотя с виду демон кажется на удивление довольным. То ли вид промокшей до нитки и сердитой меня его так радует, то ли он все-таки сам постарался. Тоже мне, союзник.

— А вот теперь, если в твоих коварных планах покорения мира не значится ничего архиважного, нашел бы мне чистую смену одежды, — стиснув зубы, чтобы не стучали от холода, предлагаю я. — Можешь спросить у Бриз, наверняка что-нибудь лишнее есть.

Возражать демон благоразумно не стал, оставив меня счастливо отмокать в холодной ванне.

— Эх, Луна-Луна, — подражая голосу нашей старой воспитательницы, произношу я. — То ты во всякие аферы впутываешься, то вот сделки с демонами заключаешь. Допрыгаешься ведь когда-нибудь.

Само собой, о сделках и демонах в то время и речи не шло. Воспитательницу волновали куда более жизненные проблемы — например, неприятие образа жизни моей Ма. Вернее то, что странноватый женишок воспитательницы подозрительно часто к нам наведывался. Вот и моя тесная дружба с Тухлей и Шутом вызывала у нее крайнее неодобрение, а “Луна-Луна” и “допрыгаешься ведь” входили в число обязательных фраз дня. Надо ли говорить, что все зловещие пророчества оказались пустыми и по стопам Ма я не пошла?

Зачерпнув ледяной воды, я умываюсь. Жизнь на равнинах научила меня использовать любую подвернувшуюся возможность отмыться от дорожной грязи. Да, многие равнинные колдуны и ведьмы, особенно не один десяток лет прожившие вдали от последних оплотов человеческой цивилизации, не придают особого значения чистоте, неделями подряд не расходуя драгоценную энергию на такое городское дело как мытье. Почему “городское”? Во-первых, в городах есть такие замечательные места, как общественные душевые, где за умеренную плату можно понежиться в теплой воде. И магию тратить не приходится, не то, что на равнинах. А во-вторых, антисанитария приводит, как известно, к болезням. Колдунам-то болезни не страшны, демоническая энергия лечит все, а вот в городе большая часть заболеваний равнозначна смертному приговору. Страсть к чистоте на равнинах всегда приравнивалась к блажи… которую мне повезло разделить с другим известным любителем теплой воды — Черным Пеплом. Одно дело торопливо мыться в ржавой воде в темной и старой ванне и совсем другое — нежиться в теплом источнике с белым песчаным дном.

Я прикрываю глаза. Если постараться, можно представить, что вода вовсе не такая холодная и пахнет не ржавчиной, а луговыми травами…

Тихий вздох удовольствия срывается с моих губ. Вот не зря же умные люди говорят, что мысль материальна. Стоит захотеть — сразу потеплеет.

— Пожалуйста, — доносится до меня чуть насмешливый голос демона.

От неожиданности я чуть не подпрыгиваю. Пора было бы привыкнуть к бесшумным появлениям и исчезновениям демона, но он в очередной раз застает меня врасплох. Пока я притворялась, что лежу в теплой и чистой воде, демон эту воду теплой и чистой делал. Не знаю уж как, но вся ржавчина из ванны переместилась на его ладонь, облепив ее рыжевато-коричневой перчаткой.

Почти бессознательно я подтягиваю колени к груди, вжимаясь в дальний от демона бортик. Дело не в том, что он застал меня нежащейся в ванне — я не такая стеснительная, и он далеко не первый, кто видел меня в подобной ситуации. Меня смущает другое — то, что Тень-демон сделал. Помог мне. По собственной воле, без лишних просьб и приказов.

Его лицо меняется, когда он замечает мой испуг. Нет, никаких понятных человеческих эмоций я разобрать не могу, лишь чувствую подсознательно через нашу с ним связь призывающей и призванного — перемена была. Я понимаю — он сейчас уйдет. Черт его знает, что произошло между нами такого, и почему демон вдруг стал подозрительно тихим и полезным — и непохожим на Теня. Кажется, будто я выпустила на волю прежде подавленную часть его личности… и кажется — хоть все и изменилось вроде бы к лучшему — этого не стоило делать.

Мне хочется попросить его остаться, и быть Тенем. Но я лишь молча смотрю, как он прикрывает за собой дверь ванной комнаты.

***

— Ты с ним, — Шут не поднимает головы от стакана, не оборачивается, не может видеть меня… но узнает. Видимо, по шагам. Или по тени, падающей на стол. Я ведь тоже узнала его лишь по походке и манерам. Мы просто слишком долго и слишком хорошо друг друга знаем, чтобы не узнавать.

— Столько лет не виделись, и что? Так ты приветствуешь подругу детства? — наигранно шутливым тоном выдаю я.

Шут оборачивается — резким, быстрым движением. Оборачивается как пограничник, убийца тварей, сознающий, что каждая секунда может быть на счету. Не так, как когда-то оборачивался тот Шут, наивно мечтавший сделать городскую жизнь лучше.

Темные глаза прожигают меня холодным, мрачным взглядом.

— Я думал, ты умерла, Луна, — негромко произносит он. Бесстрастно, безжизненно даже — если бы не тлеющий в глазах огонек злобы, мне бы показалось, что ему действительно наплевать. Умерла — ну и ладно. — Я тебя хоронил, Принцесса, копал твою чертову могилу, куда и положить было нечего. Горстка пепла! Горстка проклятого пепла — все, что мне принесли! “Вот она, твоя подруга, Шут. Вот ее тело, вот ее душа. Понимаешь, она сгорела дотла, и мы только и могли, как собрать ее в пакетик. И нет, ничего, что туда явно что-то примешалось. Мы просто понять не могли, где заканчивается она и начинается горелая мебель”, — Шут усмехается, криво, невесело, пропитанной горечью и болью усмешкой. — Я похоронил тебя, Лу. Смирился, что ты навсегда оставила меня одного. Так как ты хочешь, чтобы я тебя приветствовал? Здравствуй, подружка, не изменилась совсем?

Он опустошает стакан одним большим глотком, с тихим стуком опускает на застеленный грязной клетчатой скатертью стол. Интуиция подсказывает мне, что это далеко не первый, и даже не десятый его стакан за день. Алкоголь Шуту не чужак, наоборот — лучший, проверенный временем друг.

— Ты изменился.

Я пододвигаю трехногий стул, сажусь. Держусь от Шута подальше — не из боязни, нет, просто рядом быть уже неуютно. Нам не пять, не десять, и даже не двадцать. Пограничник, топящий горести в стакане, не Рыцарь моего детства.

— Еще бы, — Шут подталкивает мне вновь наполненный стакан, но я качаю головой. — Не поверишь, но люди имеют такую удивительную особенность — меняться. Ведьмы, как вижу, нет.

С Тухлей все было иначе. Холодно, отчужденно — да, но и профессионально. Он принял меня такой, какой я стала — плохой и новой. Шут же… не сможет?

— Тебя не удивило, что Тень может сотрудничать с ведьмой, — замечаю я.

— А чему тут удивляться? — фыркает Шут. — Ты у него не первая, да и не последняя, надо полагать.

Отчего-то слова как пощечина — звонко и хлестко ударяют по щекам. Значит, Теню действительно было не в новинку сотрудничать с ведьмами. Казалось бы, мне-то что?

— Но он же пограничник…

— Пограничник, пограничник. “Свободных взглядов”, как он сам это кличет. Но, знаешь, Принцесса, и тебя-то, я посмотрю, не очень коробит, что твой дружок в свободное время расстреливает “ну совсем уж плохих” ведьм. Да и тебе пулю в голову пустит, не задумываясь, когда надоешь.

— Он мне не “дружок”, Шут. Нас просто обстоятельства свели.

Пограничник многозначительно хмыкает.

— Ты всегда так выражалась. В словаре Принцессы это называлось “случайно вышло” и “просто захотелось”. Вижу, ты и в этом не изменилась.

— У нас общее дело — мы работаем вместе. Ничего другого “случайно” не выходило. Да и не входило.

— Ха. Смешная ты девчонка. То-то он так хорошо ориентируется в твоих размерах.

В вещах, сваленных мертвым грузом в углу прежней комнаты Ма, демон отыскал настоящее сокровище. Мои любимые узкие брюки и красная кофта с открытыми плечами и рукавами до самых кончиков пальцев до сих пор сидят идеально. И Шуту ли не знать, что некогда это были мои любимые вещи.

— Мне наплевать, что ты себе вообразил, приятель, но мы просто работаем над одним и тем же делом. Включающим в себя: колдунов-убийц, свору демонических тварей и чей-то злой умысел. Как видишь, не то, о чем ты подумал. Алкоголь, знаешь ли, только так сворачивает мозги на неверный лад. Об этом лучше переживай.

Шут салютует мне бутылкой.

— За твое вновь обретенное здоровье, подруга!

Я отворачиваюсь. Минуты текут медленно и вязко, как густой сироп.

— И давно Тень работает с колдунами? — прерываю молчание я.

Мне кажется, Шут не станет отвечать. Уйдет в свои мрачные мысли и алкогольное забытье. Не станет поднимать голову со скрещенных на грязной скатерти рук. Тем не менее он отвечает.

— Не с колдунами, подружка, с ведьмами. С ведьмами твой дружок работает, сколько мы его знаем.

— И сколько вы его знаете?

— Луна-Луна, — видно и он не забыл нашу любимую воспитательницу, — и почему ты никогда не способна завести отношения с мужчиной, о котором тебе хоть что-то известно? Допрыгаешься ведь, — Шут честно пытается улыбнуться. Раньше у него получалось легко, привычно. На щеках появлялись очаровательные ямочки, глаза хитро, но беззлобно сощуривались. Сейчас же его улыбка лишь бледная тень той, прежней. — Твой Тень не из местных, приблудный. Года три назад мы его встретили, как раз, когда одна шустрая тварь оставила мне вот этот подарок, — он указывает на коричневатый шрам, наискось прочертивший переносицу. — Драка была большая, твари так и лезли. Думали уж, не отобьем поля, с голоду придется подыхать. Но когда совсем припекло, подоспела подмога. Часть с севера: мужик их один вел, хороший мужик, капитанит сейчас.

— Сумрак?

— Сумрак, — кивает Шут. — Вижу, встречала уже. Хороший мужик, с понятиями, правильными такими, не как у твоего Теня. С ведьмами без нужды не путается. Так вот, помогли нам Сумрак и его люди — ну и остались в городе, потому как нашего капитана, Лютого — счастливо ему гнить, кстати говоря — убили тогда не так давно, — о капитане Сумраке он говорит охотнее, дружелюбнее. Рассказывая о Тене, голос Шута меняется, становится резче, отрывистее. Открытой неприязни, правда, Рыцарь не демонстрирует, но неодобрение — да. — И твой остался. Мы сначала думали, что он с сумраковыми северянами пришел, а те решили, что наш был, местный. На деле — черт его знает, откуда он взялся. Ребята пытались расспрашивать, но он от ответов увиливал, как обычно. Мы б, может, и самосуд устроили — но вроде как в деле твой Тень надежный, твари не пропустит, да и с колдунами, если припрет, разобраться может. Так рукою и махнули. Откуда взялся, оттуда и взялся. Так что я тебе не помощник, подружка, сама разбирайся, что за фрукт ты надкусила. Только знаешь вот что, Лу… тут слухи ходили, что откинул твой Тень копыта — твари там порвали или что… Закопали труп как Теня — а он ж вот он, живой, гад. С тобой, оказывается, спутался.

Я подаюсь ближе, заинтересованная.

— Ты был в его квартире?

Шут мотает головой.

— Нет, приятели рассказали. Я-то чего там забыл? — фыркает он. — Я с погранцами теперь не работаю, что с ними сейчас делать. Тем более там — ловить нечего, квартал, считай, мертвый. И чего только туда Теня занесло?..

Этим вопросом и я задаюсь уже не первый час. Безлюдный квартал — без людей, без удобств. Зачем обосновываться именно там?

— А как приятелей твоих зовут? — цепляюсь за другую ниточку я.

— Познакомиться хочешь?

— Да можно и так сказать, — кривовато улыбаюсь в ответ. — Я же в городе почти никого не знаю.

— Кладбище где, помнишь? — мрачно ухмыляется Шут. — Увидишь свежие могилки — вот там эти приятели. Только с утра закапывали. Свеженькие. Этой ночью как раз сожрали. Можешь попробовать выкопать, — он опустошает очередной стакан большим глотком.

Не мне его винить. Смерть — верная подруга пограничников. А куда бежать от подруги, как не к другу?

Равнины учат контролировать эмоции так, чтобы на лице не отражалось ни следа переживаний. Вот поэтому я сдержалась. Не выругалась. Не нахмурилась.

Опережающий меня убийца явно заметает следы. Убирает свидетелей, пусть даже случайных. Жестокими, кровавыми методами убирает, заливая следы свежей кровью так, чтобы в липком месиве ничего было не разобрать. Как ты отыщешь нужного человека, если на доске объявлений список погибших за ночь больше самой доски? Как поймешь, кого именно хотели убить?

Свет за окном мигает. Коротко, быстро — тьма лишь на мгновение накрывает нас. И потом свет мигает еще раз.

Я приоткрываю ставень, чтобы посмотреть, в чем дело. Как раз тогда свет гаснет в третий раз — и больше уже не загорается. А затянутое темной дымкой небо вдруг начинает невероятно быстро нестись навстречу.

***