На следующее утро, не сказав Грэму ни слова, Пенелопа вновь исчезла из дома, но на этот раз он не стал тешить себя напрасными надеждами, ожидая ее возвращения. Виконт приветливо поздоровался с сестрой и зятем, спросил их о планах на сегодняшний день и, удостоверившись в том, что им не придется скучать, уехал по делам. От того, что он провел почти весь день в седле, боль в бедре усилилась, но лорд Тревельян был рад этому, потому что она заглушала другую боль, более сильную.
К вечеру Грэм так устал, что, вернувшись домой, сразу же лег спать. Аделаида и Брайан ничуть не удивились – за последние годы они привыкли к тому, что он рано отправляется на покой. Возвращение Пенелопы внесло в дом оживление, и гости провели чудесный вечер за приятным разговором с хозяйкой. Стенхопы не заметили отчуждения, возникшего между супругами, хотя Аделаиде их отношения показались довольно странными.
Встретившись на следующий день за обедом, они вели себя как обычно, играя перед гостями роли радушных хозяев. Супруги старались пореже обмениваться словами друг с другом, предпочитая обращаться к Аделаиде и Брайану. Виконтесса старалась не смотреть на мужа, чувствуя, как ее сердце разрывается от боли, а на глаза навертываются слезы. Грэм, полностью игнорируя жену, был холоден и невозмутим.
С этих пор между ними установились весьма сдержанные отношения, в которых, правда, не было враждебности. Тем не менее Пенелопа болезненно переносила разрыв с мужем, надеясь только на то, что время – лучший лекарь.
Вскоре в Холл пришло приглашение на раут который устраивала в своем поместье леди Риардон. Пенелопа'не стала ничего сообщать Грэму, полагая, что его это вряд ли заинтересует. Сама она обещала приехать, но ей не хотелось чтобы муж сопровождал ее: в его присутствии она терялась. Тревельяны за это время дали несколько званых обедов, во время которых сидели за столом не вместе, а напротив друг друга, и поэтому Пенелопа переживала близость Грэма не так мучительно. Но ведь на светском приеме им пришлось бы все время ходить под руку или сидеть за столом рядом! Пенелопа, боясь, что не вынесет этого, решила, что будет лучше, если виконт вообще не поедет к Риардонам. Она вполне могла бы объяснить друзьям его отсутствие плохим самочувствием. Пенелопа намеревалась попросить Гая или, может быть, Артура быть ее кавалером – правда, у Артура все еще болела нога, но он уже мог ходить без посторонней помощи.
За несколько дней до раута леди Стенхоп наконец поняла, что в семье брата творится что-то неладное. Между Пенелопой и Грэмом явно пробежала черная кошка, но Аделаида не хотела вмешиваться не в свое дело. Тревельяны были неизменно вежливы друг с другом, но не обменивались улыбками и нежными взглядами, как прежде, когда вечером возвращались домой. Все это очень не нравилось Аделаиде.
Гай тоже заметил, что отношения между виконтессой и Грэмом сильно изменились. Раньше Пенелопа всегда беспокоилась о том, что скажет муж, как посмотрит на тот или иной ее поступок, теперь же она редко упоминала его имя. Если ей требовался совет по устройству детского приюта, ока обращалась за ним к Гаю, не к Грэму. Если кто-нибудь приглашал супругов на пикник, на обед или поиграть в карты, она всегда находила отговорку, чтобы явиться туда без мужа. Гамильтон давно уже не видел Грэма, казалось, тот избегал людей.
Если бы сэр Персиваль знал, что Грэм ревниво следит за ним и Пенелопой и каждый раз, когда они отправляются вдвоем по делам или на прогулку, скачет за ними, стараясь оставаться незамеченным, он поостерегся бы и, пожалуй, вовсе отказался бы от поездок вместе с леди Тревельян. Но баронет не замечал этого, погруженный в свои мысли и заботы, да и с Пенелопой их связывали лишь дружеские, деловые отношения. Поэтому у Гая, казалось бы, не было причин для беспокойства. Пенелопе необходима была помощь в осуществлении ее замыслов, а раз уж сэр Тревельян не мог или не хотел оказать поддержку жене, то это должен был сделать кто-то другой.
Однажды, получив известие от одного из местных жителей, что сэр Гамильтон направляется в поместье Холл, Грэм поспешил домой, решив вернуться раньше, чем обычно.
Стоял солнечный погожий день, и по предложению Аделаиды все сели пить чай на веранде с которой открывался вид на огромный парк, часть двора и ведущую к усадьбе дорогу. Нежась в лучах солнца, леди Стенхоп удобно устроилась в кресле, и обе женщины стали оживленно обсуждать вопрос о том, какое имя дать ребенку, который должен был вот-вот появиться на свет. Аделаида полагала, что у нее непременно родится мальчик.
Брайан с такой любовью и нежностью смотрел на жену, что в душе Пенелопы шевельнулась зависть. Она была уверена, что понятие «любовь» существует лишь в восприятии мира подростков и поэтов, но Пенелопа не могла подыскать другого названия тому чувству, которым светились глаза Брайана, когда он смотрел на Аделаиду.
Когда Аделаида, поглядывая на мужа, прижимала руку к своему большому животу, в глазах Брайана зажигался огонь, он вставал и целовал руку жены. Было заметно, что супруги понимают друг друга без слов.
Пенелопа была лишена радости супружеского общения. Ей оказались недоступны многие жизненные удовольствия, и она страдала от этого. Чувствуя, как на глаза навертываются слезы, Пенелопа поспешно отвернулась и тут же заметила на дороге пыльное облако, свидетельствующее о том, что к усадьбе приближается какой-то экипаж.
За столом, кроме хозяйки дома и Стенхопов, сидел сэр Гамильтон, недавно приехавший в Холл. Поднеся чашку к губам, он проследил за взглядом Пенелопы, не замечая тревоги, сквозившей в ее глазах. Гай очень надеялся, что это экипаж Долли, встречи с которой он всегда ждал с нетерпением.
Наконец Пенелопа узнала фаэтон и в недоумении пожала плечами.
– Я ждала сегодня в гости леди Риардон, – сказала она. – Неужели мисс Долли отважилась приехать одна, без сопровождающих лиц?
Пенелопа была всегда рада подруге, звонкий смех которой поднимал ей настроение, снимая внутреннее напряжение, которое она теперь постоянно испытывала. Пенелопе было трудно развлекать гостей в то время, как самой ей постоянно хотелось плакать. Отношения молоденькой девушки и Гая, который уже находился в зрелом возрасте, были очень трогательными и одновременно напоминали ей о собственной неудавшейся личной жизни. Казалось, все вокруг любили и были любимы, и только она одна была лишена счастья. И все же Пенелопа старалась не поддаваться унизительному чувству жалости к самой себе.
Когда экипаж въехал во двор, виконтесса с улыбкой спустилась на крыльцо встречать гостей. Дверцы фаэтона распахнулись, и из него вышел мужчина. Пенелопа с удивлением узнала Артура Риардона. Прихрамывая, он помог выйти из экипажа сестре, а затем направился к хозяйке дома.
Видя, как ему трудно передвигаться без трости, Пенелопа поспешила навстречу. Лицо Артура, который был на несколько лет моложе Гая и Грэма, свидетельствовало о том, что этому человеку довелось многое пережить на своем веку, однако его серые глаза сохранили тот веселый задор, который был присущ и его сестре Долли.
Артур поцеловал Пенелопе руку, но, отказавшись от ее помощи, сам поднялся на веранду к остальным гостям. Пенелопа и Долли с озабоченным видом переглянулись. Несмотря на беспокойство, написанное на лице Долли, чувствовалось, что она гордится братом.
Гай и Брайан встали, чтобы приветствовать вновь прибывших. Артур, склонившись, поцеловал руку Аделаиде, а Гай сосредоточил все свое внимание на Долли. Никто из присутствующих не заметил, что на дороге появилось еще одно облачко пыли, которое быстро приближалось к усадьбе.
Артур еще не успел сесть в кресло, когда Пенелопа, подняв глаза, увидела всадника, который на полном скаку въезжал в ворота усадьбы. Пенелопа сразу же узнала его. Это был Грэм!
Зная, какую антипатию виконт питает к Риардону, она ощутила серьезное беспокойство, но потом решила, что даже ее муж не позволит себе выгнать кого-либо из своего дома. Она очень надеялась на то, что он, даже не заглянув на веранду, пройдет сразу в свой кабинет. В последнее время сэр Тревельян не проявлял никакого интереса к гостям.
Но надежды ее не оправдались. Бросив поводья выбежавшему на крыльцо лакею, Грэм спешился и решительным шагом, прихрамывая, направился через лужайку к дому.
Молча подойдя к столу, за которым собрались гости, Грэм окинул присутствующих злобным взглядом. Брайан, Артур и Гай продолжали стоять. Заметив, что баронет хочет что-то сказать, Пенелопа, предостерегая его, положила ладонь на его руку.
Заметив этот доверительный жест жены по отношению к человеку, которого он считал другом, Грэм разъярился, а присутствие в доме Артура Риардона окончательно вывело его из себя. В последние годы, живя в уединении, он разучился прятать свои чувства под маской светской любезности и сдержанности. Повернувшись к Артуру, он сорвал на нем душившую его злость.
– Не думал, что ты наберешься наглости и явишься в мое поместье, Риардон, – сквозь зубы процедил Грэм и, присев на парапет веранды, устремил на Артура гневный взгляд, ожидая, что тот ответит.
– Я прибыл, чтобы показать, что уже прекрасно себя чувствую и готов встретиться с тобой, как только ты этого пожелаешь, – холодно ответствовал Артур, не смущаясь тем, что присутствующие совершенно не поняли, о чем он говорил.
– Неужели? – насмешливо спросил Грэм, приподняв бровь, и продолжал: – А мне показалось, что порыв ветра способен сбить тебя с нор. Я посоветовал бы тебе уехать отсюда куда-нибудь подальше, например, на курорт, полечиться. Это было бы полезно для твоего здоровья.
Артур, сжав кулаки, двинулся вперед. Но тут Грэм резко встал, и Артур, оступившись от неожиданности, зашатался, его больная нога подкосилась, и он упал.
Женщины испуганно вскрикнули; Гай быстро поднял Артура на ноги, а виконт тем временем ждал развития событий, скрестив руки на груди.
Пенелопа не верила своим глазам. Несмотря на вспыльчивость и эгоизм мужа, она не думала, что он может вести себя так жестоко. Может быть, слухи справедливы и Грэм действительно и есть тот безжалостный злодей? Нет, ведь Пенелопа была свидетельницей того, как он таял от одной улыбки Александры. G какой нежностью он относился к ней и дочери! Она знала, что, даже сердясь и выходя из себя, Грэм никогда не переходил границы дозволенного. Она не понимала, как он мог унизить и оскорбить соседа по имению, гостя, явившегося к нему в дом.
– Ты не прав, Трев, – тихо промолвил Гай.
Обидевшись за брата, Долли хотела вступиться за него, но баронет решительно обнял ее за талию и подтолкнул в сторону Пенелопы, которая участливо взяла подругу за руку.
Пенелопа стояла молча, наблюдая за мужчинами. Она никогда не вмешивалась в то, чего не понимала. Грэм, видимо, немного успокоился и теперь раздраженно поглядывал на Артура.
– Нет, я больше не собираюсь убегать, Тревельян. Повторяю, что готов встретиться с тобой, когда ты этого пожелаешь.
Бледный, но решительный, Риардон оттолкнул поддерживавшего его Гая и выжидательно посмотрел на противника. На мгновение Пенелопе показалось, что взгляд мужа наполнился восхищением.
– В таком случае ты дурак, – промолвил Грэм и, обратившись к Гамильтону, холодно сказал, указывая на стоявший во дворе фаэтон: – Отправь этого щенка домой. И уговори его ради его же благополучия отправиться в длительное путешествие, лучше кругосветное.
Не сказав больше ни слова и не обратив никакого внимания на остальных присутствующих, Грэм вошел в дом, повергнув всех в смятение. Впервые в жизни Пенелопа столкнулась с такой ситуацией, в которой не знала3 как себя вести. Если бы рядом не было Аделаиды, она, пожалуй, просто убежала бы в свою комнату. Вдвоем они кое-как извинились перед гостями за грубость хозяина и выразили Артуру сочувствие. Потрясенная Долли удалилась вместе с Гаем, взяв его под руку. Риардон учтиво поклонился дамам.
– Прошу прощения за то, что испортил вам вечер, – сказал он, – клянусь, что этого больше не повторится.
В его лице было столько отваги и мужества, что у Пенелопы сжалось сердце. Почему Грэм столь сурово судит этого бедного юношу?
После отъезда Гая и Риардонов Пенелопа уединилась у себя, чувствуя, что у нее страшно болит голова. Она не понимала, что происходит, и ей не хотелось никого видеть, но как назло Александра прокралась к ней из детской и, забравшись на кровать, грустно взглянула на мачеху. Девочка чувствовала, что в доме творится что-то неладное, и придумала свой выход из сложившейся ситуации.
– Поедем кататься верхом, Пенни, – предложила она. – Тебе сразу станет лучше. Папа тоже поедет, если я его попрошу. Мы можем отправиться к озеру и посмотреть, как плавают утки. Мне нравится наблюдать за ними, а тебе?
Пенелопа крепко обняла Александру.
– Я тоже люблю ездить верхом и смотреть на уток, – промолвила она. – И еще я люблю маленьких девочек с черными волосами, которые постоянно лезут им в глаза. – И Пенелопа, взяв упавшую на лоб Александры прядку волос, пощекотала ее носик. – Но иногда мне очень хочется побыть одной, с тобой такое бывает?
Карие глаза девочки грустно смотрели на нее.
– Ты больше не любишь моего папу? Но ты ведь не уедешь от нас, правда? Папа не сможет жить без тебя!
Пенелопа тяжело вздохнула:
– Я не хочу уезжать, Александра. Я люблю тебя, а люди не уходят от тех, кого любят. Но думаю, папа был бы рад, если бы ты осталась с ним.
– Значит, ты не любишь папу? – спросила Александра.
Пенелопа попыталась найти слова, чтобы объяснить ребенку то, чего не могла объяснить даже самой себе. Почему она день и ночь думала именно о муже, а не, скажем, о любвеобильном Чедуэлле, верном друге Гае или ином мужчине из тех, с которыми познакомилась за последние месяцы? Почему мысленно продолжала оправдывать Грэма даже тогда, когда он вел себя самым непозволительным образом, как, например, сегодня? Ей и сейчас хотелось найти объяснение его поведению. Мог ли ребенок понять то, что она чувствовала?
– Я люблю твоего папу, Алекс, – мягко промолвила Пенелопа, обнимая падчерицу. – Просто мне иногда бывает трудно доказать ему это.
Александра кивнула:
– Я понимаю. Иногда я пытаюсь приласкать котенка, которого подарила тетя Аделаида, но он вырывается из рук и убегает. Но я все равно люблю его. Я рада, что папа женился на тебе, Пенелопа. Я люблю тебя, даже когда веду себя скверно.
Пенелопа искренне засмеялась. Вскоре девочка ушла.
Через некоторое время, встав с кровати, Пенелопа увидела в окно, что Грэм под руководством дочери привязывает веревки к мощному суку дерева и сооружает сиденье. Как могла Пенелопа сомневаться в том, что любит его?
Но любовь слепа. Ситуация, в которой оказалась Пенелопа, представлялась ей безвыходной. Ей оставалось только одно – сторониться мужа так, как она это делала в последнее время.