Любовь навеки

Глава 3

Остановившись в дверном проеме полутемной комнаты, Грэм наблюдал за сидевшей у огня новобрачной, на лице которой застыло выражение отчаяния. Устав в пути, Пенелопа всю дорогу до Лондона в карете спала, покоясь в его объятиях.

Она была столь трогательна в своей беззащитности, что Грэм впервые за много лет почувствовал себя сильным и мужественным. Он выбрал Пенелопу себе в жены потому, что она прекрасно ладила с детьми и казалась зрелым независимым человеком. Однако Грэм не принял в расчет, что Пенелопа была невинной, неопытной девушкой. Она никогда прежде не покидала отчий дом, и ему не следовало настаивать на том, чтобы они отправлялись в Лондон сразу же после бракосочетания.

Вздохнув, Грэм, опираясь на трость, вошел в спальню.

Уйдя в свои мысли, Пенелопа не слышала, как открылась дверь, и заметила мужа лишь тогда, когда он подошел к ней. Вздрогнув, она быстро встала. Грэм окинул ее внимательным взглядом. На едва прикрытую ночной рубашкой грудь Пенелопы падали волосы. Чувствуя, что ее бесцеремонно рассматривают, Пенелопа смутилась. Она боялась поднять глаза на мужа.

– Было бы хорошо, если бы все женщины в первую брачную ночь выглядели столь же прекрасными, как вы, – промолвил Грэм.

Уловив в его голосе нотки сожаления, Пенелопа удивленно взглянула на мужа. Она заметила, что Тревельян сменил сюртук на темно-зеленый атласный халат, надев его поверх рубашки и брюк. Он так и не снял черную перчатку, которую всегда носил на левой руке.

– Я стараюсь вести себя так, как подобает вашей жене... Хотя мне очень трудно, я не всегда знаю, что от меня требуется, – застенчиво призналась Пенелопа.

Грэм поднял руку, чтобы коснуться блестящих золотистых волос жены, но передумал и указал на кресло:

– Присядьте. Нам следует обсудить несколько вопросов. Правда, они не для девичьих ушей. Но с другой стороны, хотя вы девица и вашей невинности ничто не грозит, вы все же замужем.

Пытаясь скрыть свою нервозность, Пенелопа опустилась в кресло и села, поджав под себя ноги. Она избегала смотреть на мужа, который внушал ей страх. Даже если бы Грэм не был так ужасно искалечен, он все равно пугал бы Пенелопу своим огромным ростом и мощной фигурой. Она не хотела спать в одной постели с таким исполином, и ее приводила в ужас мысль о том, что может последовать за этим разговором.

– Пенелопа, прекратите смотреть на меня так, как будто у меня внезапно выросли рожки и хвост. Я не собираюсь дотрагиваться до вас ни этой ночью, ни впоследствии. Надеюсь, мои слова рассеяли ваши опасения?

Лицо Пенелопы залилось румянцем.

– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, милорд, – промолвила она смущенно и замолчала, надеясь, что Грэм поможет ей и объяснит все сам. Но он терпеливо ждал, что она скажет дальше, и Пенелопа продолжала: – Мы... мы – муж и жена. Я согласилась вступить с вами в брак и знала, на что иду. Вам не следует... – Она запнулась и замолчала, не в силах закончить фразу.

Грэм налил бокал вина и протянул его Пенелопе:

– Мы действительно муж и жена, и для начала мне хотелось бы, чтобы вы звали меня по имени. Родные зовут меня Греем, и меня это вполне устраивает.

Взяв бокал с вином, Пенелопа заставила себя улыбнуться:

– Я предпочла бы называть вас Грэмом. Это звучит намного лучше. Может быть, у вас есть еще какие-нибудь просьбы или пожелания?

– Неужели мне достался в жены ангел, который готов исполнять все мои прихоти? У меня, конечно, есть несколько пожеланий, но, боюсь, они неосуществимы.

– И все же я готова попытаться исполнить их.

Этот полушутливый разговор немного успокоил Пенелопу, ее волнение улеглось. Она любила и умела вести беседы. Стараясь не смотреть на Грэма, она представляла, что сидит сейчас с гостем за чаем в отчем доме и развлекает его своей незатейливой болтовней.

– В таком случае позволю себе высказать одно пожелание, но только не перебивайте меня, пока я не закончу говорить. А потом произнесите фразу: «Твое желание – закон для меня, Грэм», быстро ложитесь в постель и засыпайте.

Тревельян замолчал. Пенелопа, сдерживая улыбку, ждала, что он скажет дальше.

– Вы могли бы по крайней мере произнести: «Хорошо, Грэм», – заметил он с обидой в голосе. – Ну ладно, не буду слишком придирчивым. Вот что я хотел сказать вам, Пенелопа. Мы с вами в Лондоне. Вы будете вращаться в обществе, которое сильно отличается от той среды, в которой вы жили прежде. Здешние обычаи и нравы могут показаться вам странными, но вы должны свыкнуться с ними. Вы когда-нибудь слышали о фиктивных браках?

Пенелопе расхотелось улыбаться.

– Да, Грэм, – ответила она.

Ее ответ приободрил Тревельяна, и он продолжал:

– Именно такой брак у нас с вами, Пенелопа. Я хотел найти мать для Александры, а вы стремились к тому, чтобы Августа осталась в родном доме. Каждый из нас добился той цели, которую преследовал. Вы молоды и неопытны, и я не собираюсь воспользоваться этим. Я хочу, чтобы вы познакомились с жизнью в Лондоне, чтобы выезжали в свет. И если полюбите кого-нибудь, я не стану препятствовать вашему счастью. Я прошу только об одном – быть хорошей матерью Александре и не вмешиваться в мои дела. Мне кажется, я неплохо знаю вас и поэтому верю, что вы меня не подведете. Вы понимаете, о чем я говорю?

Когда смысл произнесенных Грэмом слов дошел до сознания Пенелопы, ее глаза стали круглыми от удивления. Она хотела задать ему вертевшийся на языке вопрос, но вспомнила, что он просил не перебивать его, и, кивнув, сказала:

– Да, Грэм.

– Спасибо, дорогая, – прошептал виконт и удалился в свою комнату.

Закрыв за собой дверь, Тревельян прислонился к косяку и на мгновение закрыл глаза, чувствуя страшную усталость. Его лицо было мертвенно бледным. Опершись на трость, он с трудом сделал несколько шагов и позвонил в колокольчик, вызывая камердинера. Не дожидаясь его прихода, Тревельян стянул с руки перчатку и взялся за ручку огромного гардероба, стоявшего у окна. Оттуда тянуло холодом, как из подземелья. Оставив трость у стены, виконт открыл дверцу и вошел внутрь.

Появившийся вскоре слуга ничуть не удивился, обнаружив, что комната пуста. Закрыв гардероб, он запер дверь изнутри, сел на диван и стал ждать. От выпитого ли вина или сильной усталости, но этой ночью Пенелопа спала очень крепко и проснулась оттого, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Она замерла, боясь открыть глаза. Кажется, Пенелопа лежала одна в большой супружеской постели, и это немного успокоило ее. В конце концов она решила открыть глаза.

Комната была залита солнечным светом. Пенелопу поразила роскошь обстановки ее нового дома. Она лежала на мягкой перине под голубым атласным балдахином. Занавеска из прозрачного тончайшего шелка отделяла огромную кровать от основной части комнаты. Сквозь нее Пенелопа видела высокие окна и диванчики с подушками, стоявшие в простенках.

Пенелопа выглянула, отодвинув занавеску, и тут же увидела сидевшую в углу в обитом золотисто-синей парчой кресле маленькую кареглазую девочку лет пяти-шести. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Пенелопу поразило не по годам серьезное выражение глаз ребенка. Александра казалась старше своих лет. Ее бледное овальное личико с заостренным подбородком обрамляли черные пышные волосы. Тонкие губы и линия скул придавали ей сходство с отцом. Возможно, дочь Тревельяна действительно была тихим впечатлительным ребенком, , но за ее внешней хрупкостью Пенелопа ощущала волевой упрямый характер, унаследованный девочкой от виконта.

Девочка заговорила первой.

– Ты моя новая мама? – спросила она.

Пенелопа заметила про себя, что слухи распространяются в Лондоне с такой же быстротой, как и в деревне, и стала лихорадочно подыскивать нужные слова. Лицо девочки хранило непроницаемое выражение.

– Я всегда хотела, чтобы у меня была дочь. Как ты думаешь, мы подружимся?

Неожиданно на губах Александры заиграла очаровательная улыбка.

– А ты будешь водить меня в парк?

– Думаю, что да. Правда, я еще не знаю, где он расположен. Я никогда прежде не бывала в Лондоне.

– А я уже однажды ходила в парк, – с гордостью заявила Александра. – И видела, как одна девочка каталась там на пони. А я смогу покататься на лошадке?

– Конечно. Надеюсь, ты умеешь ездить верхом? – спросила Пенелопа.

Девочка отрицательно покачала головой:

– Нет, но я могла бы научиться, если бы у меня был пони.

– Я не могу подарить тебе пони, – со вздохом сказала Пенелопа. – Поговори об этом с отцом.

Александра нахмурилась.

– Он ни за что не купит мне лошадку, потому что я дрянная девчонка, – заявила она.

В этот момент дверь, соединявшая две смежные спальни, открылась. Вскочив с кресла, Александра бросилась из комнаты. Но Пенелопа спрыгнула на мягкий пушистый турецкий ковер, рванулась к девочке и, поймав ее на пороге, прижала к себе.

Войдя в комнату и увидев, что его дочь вырывается из рук мачехи, Грэм сухо заметил:

– Значит, вы уже успели познакомиться с Александрой.

Пенелопа подвела упирающуюся девочку к кровати и посадила ее к себе на колени. Александра тут же спрятала лицо на груди мачехи.

– У нас была очень интересная беседа, – сказала Пенелопа, поглаживая девочку по голове. – Александра, почему ты не попросишь папу купить тебе пони? Если ты чего-нибудь действительно сильно хочешь, то должна использовать любую возможность, чтобы добиться своей цели.

– Я не могу, – прошептала девочка.

Пенелопа пристально посмотрела на безучастное лицо Тревельяна, и у нее сжалось сердце. Она поклялась себе, что сделает все возможное, чтобы отец и дочь обрели друг друга. Тревельян спас ее отчий дом, помог Августе, и Пенелопа готова была отплатить ему добром за добро, сделав так, чтобы испуганный ребенок почувствовал, какая любовь таится в сердце внешне сурового отца.

– Александра мечтает покататься на лошадке, но она не умеет ездить верхом. Я плохо знаю лондонские порядки, Грэм. Скажите, не возбраняется ли маленьким девочкам кататься в городском парке на пони?

– Вовсе нет, – глухо ответил Тревельян. – Но сначала она должна научиться ездить.

Александра вздрогнула и, приподняв голову, бросила настороженный взгляд на отца.

– Я научусь, я обязательно научусь, – горячо прошептала она и снова спрятала лицо на груди Пенелопы.

– Я могла бы научить ее держаться в седле, – Грэм. Я не слишком искусная наездница, но с этой задачей, думаю, справилась бы.

Александра вновь подняла темноволосую головку и с надеждой посмотрела на отца. Взгляд Тревельяна потеплел.

– Я велю сегодня конюху подыскать для вас смирную верховую лошадь. Это будет нетрудно сделать.

Лицо ребенка озарилось радостью. Спрыгнув с колен Пенелопы, Александра сделала книксен и, застенчиво переведя взгляд с мачехи на отца, сказала:

– Благодарю вас. Мне надо идти. Миссис Хенвуд, должно быть, уже ищет меня.

И девочка выбежала за порог. Пенелопа взглянула на Грэма и только тут вспомнила, что сидит перед ним в одной сорочке. Вспыхнув от смущения, она поспешно прикрылась простыней. Грэм усмехнулся.

– Хотите, я позову вашу служанку? – спросил он.

Пенелопа покачала головой и озабоченно нахмурилась:

– Я должна поговорить с миссис Хенвуд. Она служит у вас гувернанткой?

Грэм удивленно взглянул на жену.

– Да, – ответил он. – Это очень достойная женщина, вдова. Я доволен ею. Миссис Хенвуд внимательно следит за Александрой, которая имеет дурную привычку неожиданно исчезать и прятаться от взрослых. Хотите с ней познакомиться?

– Нет, не сейчас. Я поговорю с ней позже, – промолвила Пенелопа, не зная, следует ли ей делиться своими сомнениями с Грэмом. – Александра сказала, что вы не купите ей пони, потому что она – дрянная девчонка. Неужели вы за что-то отругали ее?

– Я?! – изумленно воскликнул Грэм. – Да Александра сразу же убегает, как только завидит меня! У меня нет возможности общаться с дочерью, хвалить или ругать ее, поэтому я понятия не имею, хорошая она или плохая.

– Так я и думала. Теперь я знаю, о чем мне следует побеседовать с миссис Хенвуд.

– Черт возьми, Пенелопа, что вы хотите этим сказать? Вы намекаете на то, что чопорная благовоспитанная миссис Хенвуд называет мою дочь дрянной девчонкой? Вы хотите сделать ей за это замечание? Я понимаю, что слова «дрянная девчонка» звучат грубовато, но, если Александра плохо себя ведет, гувернантка вправе одернуть ее!

Грэм рассердился не на шутку, и это разозлило Пенелопу.

– Александра – обычный ребенок, она не паинька, но и дрянной девчонкой ее нельзя назвать. Меня беспокоит то, что гувернантка, обзывая ее, ссылается на вас. Я подозреваю, что каждый раз, ругая девочку за проступки, миссис Хенвуд грозится отдать ее в ваши руки. Она пугает ее вами, как матери в деревне пугают своих непослушных детей злыми лесными духами.

Грэм, пробормотав проклятие, с грозным видом решительно двинулся к двери, но Пенелопа проворно преградила ему путь. Она не могла допустить, чтобы он устроил в доме скандал и выгнал миссис Хенвуд.

– Позвольте мне самой во всем разобраться, Грэм, – сказала Пенелопа, выдержав его сердитый взгляд. – Вы же утверждали, что миссис Хенвуд – хорошая гувернантка. Значит, не стоит увольнять ее.

В Грэме кипела такая злоба, что он вполне мог ударить Пенелопу своей увесистой тростью, но сдержался и взял себя в руки.

– Хорошо, я поручаю вам разобраться в этом, но при одном условии. Если выяснится, что гувернантка действительно запугивает Александру, вы не должны лишать меня удовольствия своими руками разорвать эту стерву на куски.

– Слава Богу, что вы научились обуздывать свой нрав. Мне кажется, в припадке гнева вы способны убить человека, – промолвила Пенелопа и, подойдя к гардеробу, стала искать свой халат. – Если вы собираетесь расправиться с бедной женщиной, я больше ничего не скажу вам о ней. Ведь она действует из лучших побуждений, воспитывая вашу дочь так, как умеет. Люди порой поступают очень глупо, но это не повод разрывать их на куски!

Грэм не знал, как ему реагировать на слова жены – рассмеяться или одернуть ее. Некоторое время он молчал, любуясь стройной фигурой Пенелопы, вырисовывавшейся под тонкой ночной рубашкой.

– Вы разве забыли, что мое желание должно быть законом для вас? – наконец спросил он.

– Я стараюсь, чтобы так оно и было, – ответила Пенелопа, повернувшись спиной к мужу и роясь в гардеробе.

– Утройте свои старания, – промолвил он и, неожиданно подойдя к Пенелопе сзади, втолкнул ее в гардероб и запер дверцы.

– Я – пришлю вашу служанку! – крикнул он с порога.

Шалость мужа ошеломила Пенелопу. В этот день она больше не видела его. Явившаяся вскоре после выходки Грэма служанка освободила свою госпожу из заточения.

Грэм, судя по всему, предупредил прислугу о том, что в доме появилась хозяйка. Во всяком случае, Пенелопе пришлось отвечать на множество вопросов, связанных с ведением домашнего хозяйства, которое, как оказалось, было довольно запущенным.

Пенелопа побеседовала с миссис Хенвуд. Сначала та холодно предупредила леди Тревельян, что не потерпит вмешательства в воспитание Александры. Однако после того как Пенелопа без обиняков сказала, что миссис Хенвуд получит расчет, если она будет продолжать запугивать девочку, гувернантка сразу же изменила тон. Они расстались почти дружески, договорившись, что обо всех проступках и шалостях Александры гувернантка будет докладывать непосредственно Пенелопе.

Узнав, что по вечерам повар обычно посылал наверх, в комнату хозяина дома, блюдо с холодными закусками, поскольку Тревельян редко спускался в столовую, Пенелопа решила сама отнести мужу поднос с ужином. Работавшие на кухне слуги одобрили ее намерение. Но когда Пенелопа, прежде чем отправиться наверх, обильно посыпала пищу острым перцем, они с изумлением переглянулись.

Пенелопе было обидно, что муж весь день игнорировал ее, давая понять, что их брак – всего лишь фикция. Она понимала, что Грэм не станет менять ради нее устоявшийся образ жизни. Подойдя к спальне мужа, Пенелопа постучала в дверь, и на пороге появился Джон, камердинер Грэма.

– Я принесла ужин. Виконт неважно себя чувствует? – озабоченно спросила она.

Прислуга в доме считала Тревельяна инвалидом, но Пенелопа не воспринимала мужа как больного человека, несмотря на его увечья.

– Его светлость уже спит, миледи, – ответил Джон, бросив на Пенелопу сочувственный взгляд. – Приезд в Лондон сильно утомил его. Он всегда испытывает недомогание после длительных путешествий.

Пенелопа помолчала, задумчиво глядя на поднос.

– Я могла бы сделать ему компресс, – наконец сказала она. – Я умею ухаживать за больными.

Однако Джон, явно не желавший впускать Пенелопу в комнату, был непреклонен.

– Не стоит беспокоить его светлость. К утру ему, как всегда, станет лучше. Я поставлю ужин на столик рядом с кроватью на случай, если он ночью проснется и захочет есть.

Пенелопе не оставалось ничего другого, как вернуться в столовую. Она решила, что слишком поспешна в своих суждениях. У Грэма, должно быть, действительно слабое здоровье. Ей следует впредь более внимательно и заботливо относиться к нему, несмотря на его ужасный характер. И все же даже сочувствие, которое Пенелопа испытывала к захворавшему мужу, не помешало ей лукаво улыбнуться при мысли о том, как он поморщится, отведав переперченную пищу. Впрочем, лорд Тревельян заслужил подобный ужин.

Вернувшись в комнату, Джон принялся за еду, однако на его глаза моментально навернулись слезы, а горло и язык обожгло как огнем. Схватив бокал с вином, камердинер залпом осушил его. Испугавшись, что его отравили, он налил себе еще и вскоре начал хмелеть.

Вернувшись поздно вечером домой, виконт застал Джона изрядно пьяным. Слуга с несчастным видом сидел в кресле, кашляя и прихлебывая вино. Грэм бросил взгляд на остатки ужина, а потом понюхал их. Громко чихнув, он бросил содержимое блюда в камин. Догадавшись, что испорченный ужин – месть Пенелопы, Грэм невольно улыбнулся, жалкий вид Джона даже заставил его громко рассмеяться.

Хохот Грэма разбудил обитательницу смежной спальни. Открыв глаза, Пенелопа сначала решила, что ее муж сошел с ума, но смех был веселым и заразительным, и ее страхи вскоре рассеялись. Успокоившись, она снова погрузилась в крепкий сон, не подумав о том, что Грэм обязательно что-нибудь предпримет в ответ на ее проделку.