Любовь навеки

Глава 35

– Не надо, – прошептала Пенелопа. – Замолчи, ни слова больше. Я знаю все, что произошло потом. То, что ты скажешь об этом вслух, ничего не изменит. Ее уже не вернешь. Думай о том, что она сейчас счастлива там, на небесах. Люби ее дочь и знай, что твоя погибшая жена хотела бы, чтобы ты продолжал жить. Я люблю тебя. Возможно, это звучит самонадеянно, но я хочу, чтобы ты дал мне шанс попытаться облегчить твою боль.

Вглядываясь в лицо мужа, Пенелопа видела то, чего не замечала раньше. Грэм закрывал повязкой тот глаз, у которого заканчивался идущий через всю щеку шрам. Теперь Пенелопа получила ответ на многие вопросы, которые мучили ее. Ее, например, удивляло то, что, когда Грэм ночью нежно и страстно целует ее, она не ощущает прикосновений его изуродованной онемевшей губы. Оказывается, это был всего лишь грим.

Грэм не пытался сейчас выяснить, что именно поняла Пенелопа из его рассказа и о чем уже догадалась. Солнце стояло в зените, и его лучи освещали узников, которые не сводили глаз друг с друга. Пенелопа погладила Грэма по щеке, дотронулась до его шрама и губ. Впервые ей было позволено прикоснуться к нему, и она наслаждалась новыми, незнакомыми ощущениями.

– Ты сама не понимаешь, что говоришь, любовь моя, – промолвил он. – Тебе под силу облегчить мою боль, сделать счастливыми мои ночи и дни, но что я могу предложить тебе взамен? Лишь обман и предательство.

Губы Грэма коснулись высокого чистого лба Пенелопы.

– Нет, между нами больше не будет лжи, – сказала она. – Если нам удастся выбраться отсюда, мы начнем все заново, правда?

Грэм покрывал нежными поцелуями лицо Пенелопы, и вскоре она утратила способность думать, погрузившись в полузабытье и отвечая на его ласки. У Грэма было мало надежд на спасение. Он ничего не мог предпринять до тех пор, пока не явится их тюремщик. Не лучше ли было провести последние часы своей жизни в объятиях женщины, которую он любил?

И он припал к ее губам. И сразу же окружающий мир перестал существовать для них. Грэм посадил Пенелопу себе на колени и, расшнуровав лиф ее платья, спустил его, обнажив белоснежные плечи и грудь. Пенелопа не сопротивлялась, ведь она находилась в объятиях мужа, человека, которого всем сердцем любила. Грэм ласкал ее тело, и мысль о том, что только он один во всем мире имеет право на эту женщину, возбуждала его.

Охваченная страстью, Пенелопа обвила шею мужа руками и заглянула в его золотистые глаза.

Теперь, когда она могла видеть его лицо, гладить его, погружать пальцы в его густые волосы, ей, как никогда, хотелось слиться с ним в одно целое.

Как будто догадавшись о том, что Пенелопе хочется видеть его тело, Грэм быстро снял жилет и рубашку, но не дал жене времени на то, чтобы вдоволь налюбоваться им. Грэм стянул с нее платье и сорочку и положил обнаженную Пенелопу на расстеленный на скамейке сюртук, а затем разделся сам. Сгоравшая от желания Пенелопа не чувствовала ни стыда, ни смущения. Она протянула руки навстречу мужу, призывая его соединиться с ней.

От первого же прикосновения разгоряченного тела Грея Пенелопу словно охватило пламя. Он принялся осыпать ее страстными поцелуями. Пенелопа чувствовала, что он сгорает от желания близости с ней. Все сомнения, которые, последнее время омрачали ее жизнь, окончательно рассеялись. Теперь она безоговорочно верила в то, что Грей всей душой любит ее.

Их слияние было страстным и бурным. Ощущая мощные толчки Грэма, Пенелопа старалась двигаться в такт им. Она стонала от наслаждения и шептала в полузабытьи его имя. Наконец чувства обоих достигли предельного накала, и душу Грея отпустили боль и отчаяние.

– Я люблю тебя, – почти неслышно промолвила Пенелопа.

– Временами я почти верю в это, – пробормотал Грэм, поглаживая Пенелопу по золотисто-каштановым волосам. – Не понимаю, что случилось с моей неромантичной Золушкой?

Он усмехнулся, и она покраснела, поймав на себе его взгляд.

– Злой принц в обличье чудовища похитил ее сердце и научил любить. Мне кажется, что она никогда не станет прежней!

– Принц все еще остается чудовищем, – предупредил Грэм. – Что бы ни говорили сказки.

– Да, он, без сомнения, настоящий монстр. Возможно, я до конца своей жизни буду раскаиваться в том, что стала его жертвой. Но пусть его притворство продлится еще немного.

– Это не притворство, Пенелопа, – прошептал Грей ей на ухо. – Это любовь.

И он вновь овладел ею. Его щетина царапала нежную кожу Пенелопы, когда он целовал ее. От Грэма исходил сильный запах бренди. У леди Тревельян уже ныло все тело от того, что она довольно долго лежала на жесткой скамейке, но ни за что не отказалась бы от страстных ласк любимого. Она выгибалась ему навстречу, издавая громкие стоны наслаждения.

А потом, не размыкая объятий, они заснули и спали до тех пор, пока солнце не начало клониться к закату. Почувствовав, что стало холодно, Грэм принялся одевать жену.

Все еще сонная, Пенелопа позволила натянуть на себя сорочку и платье, но подниматься не желала. Усадив жену себе на колени, Грэм обнял ее, и она доверчиво положила голову ему на грудь.

– Думаю, что утро мы начнем с того, на чем остановились, – с усмешкой сказал Грэм.

Тем временем начали сгущаться сумерки, а с ними вернулись и страхи. Открыв глаза, Пенелопа задумчиво посмотрела на решетку.

– Как ты думаешь, они скоро придут за нами? – спросила она. Грэм спустил ее ноги на пол, и Пенелопа послушно встала.

– Скоро, если в их замыслы, конечно, не входит уморить нас голодом, – ответил он.

До их слуха откуда-то издалека донесся одинокий вой, показавшийся Пенелопе мрачным предзнаменованием. Чтобы унять охватившую ее дрожь, она обхватила плечи руками. Еще не совсем стемнело, и, подняв голову, пленники могли увидеть светлый квадрат, но в камере уже пролегли глубокие тени.

– Что они собираются сделать с нами? – спросила Пенелопа, чувствуя, что ее охватывает страх. Она до сих пор не могла понять, почему их бросили сюда. Если это похищение предпринято с целью выкупа, то кто должен был заплатить его? А вдруг злоумышленники не знают, что Чедуэлл и Грэм – одно лицо? В таком случае им придется долго искать лорда Тревельяна, чтобы потребовать с него выкуп...

Грэм понимал, что злодеи не смогут поднять их из этого каменного мешка только своими силами, но, если пленники начнут сопротивляться, негодяи заставят их подчиниться выстрелами. Виконт надеялся на чудо – что, если его осенит счастливая мысль и они все же спасутся?

Снова послышался вой, но на этот раз он звучал намного громче. Пенелопа испуганно взглянула на решетку. Грэм быстро надел рубашку.

– Надеюсь, в округе не водятся волки? – боязливо спросила Пенелопа.

Грэм напряжено прислушался.

– Здесь нет никаких волков, – ответил он. – Да и сезон охоты на лис еще не начался. Мне кажется, какой-то зверь воет от боли.

Вслед за воем послышался лай. Грэм торопливо застегнул манжеты и заправил рубашку в брюки.

– Дай-ка мне кусочек сыра.

Пенелопа быстро выполнила его просьбу. Встав одной ногой на еле заметный выступ, который обнаружил еще днем, и используя его как точку опоры, Грэм уцепился пальцами правой руки за край другого камня, находившегося примерно на середине стены. В этой позе ему было неудобно бросать, но он изловчился и подкинул-таки сыр вверх, но кусочек тут же упал на пол камеры. Грэм чертыхнулся, а Пенелопа начала в потемках искать закатившийся куда-то сыр. Это был их ужин, и Пенелопе не хотелось, чтобы он пропал даром.

Вторая попытка оказалась более удачной. Грэм удовлетворенно хмыкнул и спрыгнул на пол. Собачий лай приближался, и вскоре послышались голоса людей.

– А собаки любят сыр? – с сомнением спросила Пенелопа.

– Будем надеяться, что этот пес любит. Приготовься, по моей команде мы начнем кричать в полную силу. Нас трудно заметить, даже если люди подойдут к самой шахте нашей темницы.

– Ты думаешь, нас все-таки ищут? – спросила Пенелопа, стараясь скрыть свое волнение. В душе ее вспыхнула надежда на спасение.

Грэм обнял ее за талию и посмотрел наверх.

Они завопили в два голоса что было сил. Гулкое эхо вторило им. Через несколько минут снова послышались крики людей, по-видимому, спешивших им на помощь. Они приближались.

– Ты слышишь, Грей? Они уже совсем близко! – воскликнула Пенелопа и прижалась лицом к его плечу. – Как ты думаешь, им удастся поднять нас наверх?

– Если у них есть веревка, мы выберемся отсюда. Все будет хорошо.

Муж пытался успокоить ее, но она чувствовала, как он напряжен. Пенелопа хотела еще о чем-то спросить, но не успела. Послышался звонкий дискант, а потом прямо над отверстием, ведущим в колодец, залаяла собака. Через решетку они увидели перепачканное грязью заплаканное мальчишеское лицо, а через мгновение раздались восторженные победные крики.

– Пиппин! – воскликнула Пенелопа, изумленно глядя на мальчика. Вдруг виконтесса узнала и собаку. Это была та приблудная дворняжка, которую приютил парнишка. Она тщательно обнюхивала решетку, надеясь получить еще один вкусный кусочек.

Вскоре на зов мальчика подоспели взрослые, и пленники увидели сквозь прутья решетки исхудавшее озабоченное лицо Гая. Шахта была глубокой и темной, и поначалу он сумел разглядеть лишь неясные очертания человеческих фигур, но вскоре узнал своих друзей.

– С вами все в порядке? – спросил Гамильтон.

– Да, но будет лучше, если ты найдешь надежную веревку. Осмотри внимательно все вокруг. Чтобы спустить нас сюда, этот бандит использовал что-то вроде лебедки, – сказал Грэм.

Руководствуясь его словами, Гай сразу же бросился на поиски приспособления, с помощью которого можно было бы поднять друзей наверх. Джон, чей голос узнали пленники, тоже стал обшаривать руины замка.

– Не знаю, как твоему сироте удалось найти нас, но клянусь, когда он подрастет, я пошлю его учиться в Оксфорд, – пробормотал Грэм, пытаясь успокоить Пенелопу, которую била дрожь.

– Я попросила Пиппина и Джона разыскать Нелл, – объяснила она. – Вернувшись, они, наверное, обнаружили, что я исчезла. Кстати, Пиппин вовсе не мой сирота, как ты его назвал. Ты первым познакомился с ним.

– Да, ты права. А откуда у него собака?

– Это Мейт, – сказала Пенелопа. Она заметно нервничала.

Но тут сверху донесся радостный вопль:

– Вот она! Поднимите эту чертову решетку! Пиппин, уведи прочь собаку, иначе она свалится в шахту!

Слыша раздражение в голосе Гая, Пенелопа улыбнулась. Как этот человек, который не мог справиться с ребенком и собакой, когда-то командовал целым батальоном? Грэм бросил на нее понимающий взгляд и тоже усмехнулся.

Наконец решетку подняли, и пленники увидели, как к ним медленно спускается толстый канат. Когда он был уже на уровне человеческого плеча, Грэм нежно поцеловал Пенелопу.

– Собери все силы и мужество, дорогая, – промолвил он.

Его слова испугали виконтессу. Она не задумывалась о том, как им придется выбираться из подземелья, но Грэм, по-видимому, все продумал заранее. Проверив прочность каната, он снова обернулся к Пенелопе:

– Мне понадобятся обе руки, чтобы взобраться по канату. Поэтому Ты должна обнять меня за шею и крепко держаться. Для страховки я обвяжу нас концом каната, но все равно, Пенелопа, ни в коем случае не разжимай рук.

Пенелопа кивнула, но, взглянув вверх, она ужаснулась и не поверила, что они смогут по веревке выбраться наружу. Однако Пенелопа не сомневалась в Грэме. Тревельян обвязал себя и жену канатом, Пенелопа обвила его шею руками, и он начал карабкаться наверх.

Пенелопа слышала ободряющие голоса друзей, но ей страшно было взглянуть вниз, туда, где зияла темная бездна. Грэм взбирался, используя руки и упираясь ногами в выступы каменной стены.

Наконец те, кто был наверху, подхватив их, помогли выбраться из колодца. Грэм торопливо развязал узлы на канате, и, как только он упал к их ногам, приник к губам жены в долгом страстном поцелуе.

– Какого черта! – придя в ярость, воскликнул сэр Гамильтон и, схватив Грэма сзади за рубашку, рванул его к себе.

Тот прервал поцелуй и, сжав кулаки, приготовился защищаться, но баронет в замешательстве отступил, заметив, что Пенелопа ничуть не оскорблена подобной выходкой. Всмотревшись в черноволосого мужчину с правильными чертами лица, Гай оцепенел.

– Грей? – промолвил он, не веря своим глазам.

Но у виконта не было времени на объяснения. Его взгляд упал на человека, вышедшего из остановившегося рядом с руинами экипажа и теперь приближавшегося к ним. Лицо Грэма напряглось, а кулаки вновь непроизвольно сжались.

Пенелопа, которая в это время обнимала Пиппина и увертывалась от Мейта, пытавшегося лизнуть ее в лицо, перепугалась, решив, что это приехал негодяй, бросивший их в темницу. К счастью, приглядевшись внимательнее, она узнала Артура. Прихрамывая, он спешил к ним, пробираясь через завалы и обломки камня. В этот момент из экипажа торопливо вышла Долли, которая, по-видимому, нарушила приказ оставаться внутри, и побежала за братом.

– Черт побери, я же сказал, чтобы ты больше не смел попадаться мне на глаза! Если ты думаешь, что твоя наглость останется безнаказанной, то жестоко ошибаешься. Сейчас ты поплатишься за свою дерзость! – воскликнул Грэм и двинулся навстречу Артуру.

Крики обеих женщин и предостерегающий возглас Гая не остановили двух бывших друзей. Грэм размахнулся, но Артур ловко увернулся от его кулака. Однако второй удар Грэма был точен. Риардон рухнул на землю, но тут же попытался встать. Обезумевшая от ужаса Долли с визгом бросилась к брату и упала на него, закрыв его своим телом, но ее душераздирающие крики не тронули сердце Грэма. Сжав зубы, он стоял у распластанного тела своего противника, ожидая момента, когда снова сможет продолжить драку.

– Да ты с ума сошел! – воскликнул Гай, стараясь встать между разъяренным Греем и поверженным Артуром. – Как ты можешь бить изувеченного человека?

Пенелопа поспешно подошла к мужу, но тот, казалось, не замечал ее. Им владели ярость и ненависть. Он готов был в любой момент снова наброситься на давнего недруга. Может быть, Артур и был тем человеком, которого Грэм в своем рассказе называл нарушителем спокойствия? Пенелопа не хотела допускать даже мысли о том, что Артур предал Грэма и уехал, оставив его умирать на дне пропасти. Но пять лет назад он был совсем юным, двадцатилетним мальчишкой...

Артур тем временем встал на ноги и помог подняться Долли. Он не сводил глаз с будто окаменевшего, превратившегося в изваяние Грэма.

– Как вам удавалось притворяться калекой все это время? – наконец заговорил он в недоумении. – Объяснитесь, милорд, а потом я пришлю своих секундантов.

Грэм бросил на него презрительный взгляд, а потом увлажнил палец слюной и потер одну из своих черных бровей. На пальце остались следы краски, а бровь стала седой.

– Я жду ваших секундантов, Риардон, – сказал он. – Я не калека. Выбор оружия – за вами, но, учитывая, что у вас больная нога, предлагаю драться на пистолетах. Думаю, это будет честный поединок.

– Нет! – закричала Долли, вцепившись в руку брата. – Артур, скажи ему, что ты не сделал ничего плохого!

Гамильтон стоял между ними, внимательно разглядывая Грэма.

– Что ты сделал со своими волосами? – спросил он, стараясь разрядить обстановку. – Они у тебя с юности были седыми!

Грэм молча поднял руку, снял с головы парик, и все увидели его серебристую густую шевелюру.

– А шрам я делал с помощью грима, – сказал Грэм, предупреждая дальнейшие вопросы. – А теперь убирайся с моей дороги, Гамильтон. Этот человек виновен в гибели Мэрили, но на этот раз зашел еще дальше. Пенелопа могла бы умереть от того наркотического средства, которое он дал ей, или же при падении в шахту подземелья. На этот раз я не позволю ему уехать из страны. Я должен убить его.

Артур побледнел и начал торопливо возражать Грэму, но истошные крики перепуганной насмерть Долли заглушали его слова. Гамильтон, похоже, находился в шоке, и тогда вперед выступила Пенелопа.

– Грэм, я не могу утверждать, что это Артур усыпил меня. Я ничего не помню. Да и как он сумел бы вынести меня из дома? Артур ведь едва может передвигаться без трости.

Однако ее доводы не переубедили Грэма. Он бросил мрачный взгляд на своего противника:

– Спроси его сама, как ему удалось сделать это! Думаю, что не обошлось без его дружка Девера. Но этому негодяю следовало сжечь ту записку, которую ты написал ему, Риардон. Он стал слишком самоуверен. Он полагает, что я не знаю о его причастности к гибели Мэрили, что я не буду преследовать его так, как других. Он глубоко заблуждается. Я оставил его напоследок. Ты, наверное, не все знаешь о подлеце, которого считаешь своим другом, Риардон. Ну так слушай. Правительство готово помочь мне расправиться с Девером таким образом, чтобы другим неповадно было предавать интересы государства. Я понимаю, что власти питают особое отвращение к предателям.

Удивленные возгласы присутствующих не произвели на Грэма никакого впечатления. Пенелопа побледнела, когда смысл произнесенных мужем слов дошел до ее сознания.

– Ты притворялся калекой – так гораздо удобнее шпионить за бывшими друзьями, не правда ли? – Пенелопа смотрела на мужа широко открытыми от ужаса глазами. – Ты обманывал меня, чтобы иметь возможность отомстить за преступление, совершенное много лет назад? А теперь хочешь сделать несчастными всех – Риардонов, твоих друзей, меня, Александру, вызвав на дуэль Артура, которого обвиняешь в том, что нельзя ни доказать, ни опровергнуть? Оказывается, я совершенно не знала тебя, Грэм! Я могла бы многое простить, но я никогда не прощу тебя, если ты осуществишь задуманное.

В глазах Тревельяна мелькнуло выражение боли, но тут же его лицо превратилось в непроницаемую маску.

– В ту ночь Артур проезжал мимо нас в экипаже. Он приказал злодеям оставить Мэрили умирать под открытым небом. Дождь струился по ее израненному телу. Неужели ты на моем месте простила бы такое?

Долли громко разрыдалась. Гамильтон бросил на Артура вопросительный взгляд, но тот молчал, не пытаясь опровергнуть слова Грэма.

– Если ты убьешь его, то вынужден будешь покинуть страну. Неужели ты готов сделать это ради того, чтобы отомстить человеку, который совершил, преступление много лет назад, будучи безусым юнцом?

На лице Грэма застыло мрачное выражение.

– Я поклялся отомстить за смерть Мэрили, – промолвил он. – Я сумел выжить только потому, что хотел сдержать свою клятву. И я не нарушу ее даже ради тебя, Пенелопа.

– Мне жаль, Грэм, но я думаю, Бог простил бы тебя, если бы ты стал сейчас клятвопреступником. Точно так же, как он простит меня, если я сейчас нарушу свою, принесенную у алтаря. Если ты будешь мстить Артуру, ты мне больше не муж. Клятвы, которые мы дали друг другу в церкви, потеряют для меня свою силу.

Тем временем сумерки сгустились. Кругом стояла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Долли. Грэм перевел взгляд с Пенелопы на ожидающего приговора Артура.

– До рассвета ваши секунданты должны быть у меня, Риардон, – сказал он.

Не произнеся ни слова, леди Тревельян круто повернулась и направилась к экипажу.