Кто давно знает Анжелу, может подтвердить, что это самый настоящий бесенок.
Мы познакомились с ней около трех лет назад на молодежном балу. Тогда я очень любил танцевать. Разумеется, я уже был знаком с несколькими девушками. Целовался с ними в укромных местах, не видя в этом ничего предосудительного.
Анжела понравилась мне с первого взгляда. Высокая, стройная, черноволосая. Ее цветастое перлоновое платье удивительно гармонировало с загаром. Она чудесно танцевала самые модные танцы. Ее лицо со вздернутым носиком, маленьким ртом и большими темными глазами говорило о задиристости и своенравии. А эти качества всегда привлекали меня. И я решил: она или никто!
Но решать легко. Труднее выполнять. С Анжелой был долговязый и бледный юноша. Приглашая девушку танцевать, он самодовольно оглядывался по сторонам. Казалось, что он беспрестанно что-то жевал. Одним словом, верзилу следовало как-то отвадить.
Но долговязый скоро понял, чего я хочу, и вскоре началась борьба за первый круг танцев. Я вышел победителем, но соперник пригрозил, что подкараулит меня около клуба. У меня это вызвало улыбку, так как я по опыту знал, что ребята такого сорта не относятся к храбрецам.
С того момента я охранял девушку, как лев. После второго круга танцев я подсел к ее столику, не обращая внимания на ее подруг. Мы пили лимонад и яичный ликер. К одиннадцати часам я уже знал, что девушку зовут Анжелой Петерман, что ей шестнадцать с половиной лет и что она учится на продавщицу тканей.
По дороге домой мы успели поссориться. Трамваи уже не ходили, и нам предстояло большое расстояние пройти пешком. В одном месте, чтобы сократить путь, я решил свернуть с улицы налево: там проходила тропинка, которая позже снова выходила на улицу. Но Анжела скомандовала:
— Держитесь правее. Улицей дойдем быстрее.
— Вздор, — сказал я, — пойдем налево.
— Нет, направо!
— Налево!
— Направо!
— Можете идти направо, если вам так хочется, — сердито сказал я. — Посмотрим, кто из нас быстрее спустится!
Мы расстались. Я зашагал по тропинке, причем не очень быстро, чтобы девушка не упрекнула меня в обмане: я и в самом деле первым подошел к месту, где тропинка выходила на улицу. Но мне недолго пришлось ждать.
— Вы устали, — съязвил я, увидев запыхавшуюся девушку.
Анжела отвернулась и засеменила дальше.
— Теперь вы, вероятно, еще и обижены?
— Вот еще!.. — Она еще больше ускорила шаг.
«Ну и пусть», — подумал я.
Мы разошлись не попрощавшись и не условившись о встрече…
Всю неделю и на работе, и дома я думал о девушке. Обрадовался, когда наступила суббота. С надеждой отправился в молодежный клуб. Но ее там не оказалось. Я прождал в зале час, потом еще полчаса, но ее все не было. Еще полчаса… Мне уже хотелось уйти, но я все же остался еще на десять минут. Тут вошла она. Оглядела зал и увидела меня. Сразу же направилась ко мне, остановилась около моего столика, озорно улыбнулась и спросила:
— Вы меня долго ждали?
С тех пор мы больше не расставались.
Мы встречались регулярно по субботам и воскресеньям и чаще всего были вдвоем. Анжела умела отделываться от подруг, что было не так-то просто. Особенно назойливой была толстая Герда, которая липла к нам, как репейник. Но, к счастью, она быстро нашла друга — того самого верзилу, которого я отвадил от Анжелы. Сначала я удивился, что Герда выбрала именно его (позднее я уже не удивлялся), но это занимало меня недолго, так как мы с Анжелой были рады, что нас наконец оставили в покое.
В будни мы почти не встречались, потому что были заняты учебой. Как это ни странно, но вскоре наша страсть к танцам остыла. Мы часами бродили по улицам и любовались витринами магазинов. Иногда катались на лодке на озере Тон. Но чаще всего гуляли в городском парке (благо вход был свободный).
В квартире вдвоем не оставались ни разу. У нас мешала моя сестра Анна, а Анжела не хотела, чтобы у нее дома знали о наших отношениях.
— Неужели твоя тетя так строга с тобой? — спросил я однажды Анжелу. Мать Анжелы, я это знал, умерла вскоре после войны, и я никогда не спрашивал девушку о ней: не хотел вызывать тяжелых воспоминаний. Тетя же вот уже около десяти лет вела хозяйство архивариуса Петермана.
— Тетя? — переспросила Анжела. — О, Фреди, тетя очень строга.
— И все же она позволяет тебе пропадать по субботам и воскресеньям.
— Она всегда узнает об этом потом, — объяснила Анжела, — потому что каждую субботу, сразу же после ужина, уходит на богослужение. А до ее общины очень далеко.
— Так, — сказал я улыбнувшись. — Но что может иметь против нашей дружбы твой отец?
— Папа стар, а пожилые люди порой мыслят старомодно: сперва обручение, потом поцелуй, — конечно, только в присутствии старших.
— Твой отец, наверное, любит тебя?
— Очень.
— А что он говорит, когда ты по субботам отправляешься на танцы?
— Мы же теперь почти не ходим туда, Фреди.
— А если…
— Тогда я ему ничего не говорю.
— Не понимаю…
— Папа всегда очень занят. Придя с работы из городского архива или из краеведческого музея, он читает Гёте, Хёльдерлина, изучает греческую и римскую историю. В таких случаях я просто исчезаю. А наутро он не решается со мной ругаться.
Да, этот бесенок просто решал свои проблемы.
Иногда Анжела ставила меня в неудобное положение. Сейчас мне смешно, а тогда было неприятно. Достаточно рассказать одну из таких историй.
Мы были знакомы больше года. Довольно часто, особенно летом, мы заходили в кафе-молочную на вокзале. Анжела очень любила лакомства, и особенно ананасное мороженое. Разумеется, платил всегда я, а так как Анжела в своих запросах отнюдь не была умеренной, мне не раз приходилось в туалете считать деньги, которых всегда было мало, так как более половины своего ученического заработка я отдавал матери.
В то время в кафе-молочной, видимо для привлечения молодежи, стоял музыкальный автомат. В тот день, еще до того как мы заняли места, Анжела подошла к автомату и опустила две монеты.
— Послушай, Фреди, сейчас услышишь мою любимую песню! — сказала она мне.
Через несколько секунд я услышал популярную тогда песенку о невесте, напрасно ожидающей жениха…
Анжела несколько раз подходила к автомату, опускала монету, возвращалась к столику, подпирала подбородок кулачками и плавно покачивалась в такт музыке.
— Прекрасно, Фреди! — В этот момент Анжела забывала про мороженое, ананасное мороженое со сливками!
Я подумал, что песенка скоро надоест ей, но глубоко ошибся. Я не поверил своим ушам, когда услышал:
— Фреди, у меня больше нет мелочи.
— Ну и что?
— Дай мне сорок пфеннигов мелочью!
— У меня нет.
— Посмотри получше!
К сожалению, деньги нашлись. И кафе снова наполнила музыка. Посетители забеспокоились. Хозяин, стоявший за стойкой, нахмурился. Но Анжела ничего не замечала. А из автомата неслось:
О мой суженый,
оставшись верным,
ты перепутал
день свадьбы…
— Неслыханно! — воскликнул пожилой, хорошо одетый мужчина из-за соседнего столика.
— Вот вам современная молодежь! — добавила одна из женщин.
— Не трогайте аппарат, девушка!
— Как постоянный посетитель, я требую порядка! — обратился мужчина к хозяину.
Анжела непонимающим взглядом смотрела на посетителей. Я вскочил, быстро расплатился и потянул ее к выходу.
— Идем, Анжела!
— Подумаешь! — воскликнула она. — Разве я виновата, что люди не выносят этой песенки!..
Я был рад, когда мы наконец оказались на улице.
Настойчивость Анжелы доставляла мне много неприятностей. Как-то она сказала мне:
— Фреди, у тебя немодная прическа. Кто в наше время носит обычный пробор? Сделай что-нибудь другое!
Я сделал вид, что не слышу ее замечания.
— Ты что, не слышишь? — донимала она меня.
— Что тебе от меня нужно?
— Сейчас в моде стрижка под бритву.
После этого в конце каждой недели мне приходилось выслушивать:
— Фреди, ты еще не постригся?..
К концу месяца я сдался. В понедельник отправился к парикмахеру, где оставил больше четырех марок. Когда в субботу мы снова встретились, я не снискал ни благодарности, ни похищения, а всего лишь:
— Ну наконец, Фреди!
Однако настойчивость девушки нередко приносила и пользу. Как-то в субботу Анжела пришла с листом пожертвований.
— Люди чаще всего смотрят в сторону, когда видят лист на прилавке, — сказала Анжела. — Но ведь эти деньги для пенсионеров и нуждающихся в уходе.
— И что же ты хочешь делать? — осведомился я.
— Пойду собирать по домам.
— Сколько же грошей ты думаешь собрать?
— Грошей? Как бы не так! По меньшей мере сто марок!
— Не смеши!
— Вот увидишь!
— Буду ждать!
— Но имей в виду, Фреди, ты будешь первым, кто что-нибудь пожертвует. Ну давай же! Ты же не скряга!
Захваченный врасплох, я сунул руку в карман. В нем оказалось две марки. Одну из них я протянул Анжеле.
— Итак, — сказала Анжела, после того как я расписался в листе пожертвований, — я постараюсь, начиная с завтрашнего дня, собрать остальные девяносто девять марок!
В следующую субботу сияющая Анжела снова принесла лист пожертвований.
— Посмотри! — попросила она меня.
Девушка собрала девяносто девять марок. Этого я не ожидал.
— Но девяносто девять — это не сто. Ты же хотела собрать сто марок!
— Погоди-ка, Фреди, — ответила Анжела. — У тебя наверняка сохранилась та марка, которую ты на прошлой неделе положил обратно в карман. Добавь ее сейчас, и станет ровно сто. А мороженым мы полакомимся в следующий раз, когда ты получишь деньги.
Я беспрекословно подчинился, потому что противиться не имело смысла.
— Видишь, Фреди, теперь твоя фамилия дважды красуется в списке — в начале и в конце. А я свое обещание выполнила.
Вечером мы гуляли по городу, и, хотя ни я, ни Анжела не имели ни одного пфеннига, вечер был таким же прекрасным, как и многие прошедшие.
Нетрудно догадаться, что мы с Анжелой, вероятно из-за наших характеров, часто ссорились. И причиной того чаще всего было то, что Анжела почти всегда опаздывала на свидания. Иногда она заставляла меня по полчаса и больше ждать ее где-нибудь на улице. Когда я не выдерживал, шел к ее дому и свистел. Я не сомневался, что она стоит еще перед зеркалом с губной помадой в руках. Выйдя на улицу, Анжела могла с невинным выражением лица спросить:
— Фреди, надеюсь, ты не долго ждал?
Однако мне не всегда удавалось заставить себя произнести:
— Да нет же, Анжела.
В день сдачи последнего экзамена мы, казалось, поссорились не на шутку. Произошло это так. Мы, новоиспеченные специалисты завода, решили отпраздновать успешное окончание учебы в Доме культуры нашей заводской профессиональной школы. Я радовался предстоящему торжеству. Хотел привести с собой Анжелу, которая среди других девушек несомненно была бы самой красивой.
Однако в ответ на мое приглашение Анжела сделала кислое лицо и сказала:
— Я не могу пойти, Фреди.
— Почему же?
— Потому что в то же самое время мы устраиваем вечер у себя.
— Тогда оставь своих праздновать, извинись и приходи к нам.
— А равноправие?
— Как так?
— То же самое я могу потребовать и от тебя.
Девушка упорствовала. Упорствовал и я. В конце концов я предложил решить спор жребием.
— Орел или решка? — спросила Анжела.
— Решка, — ответил я.
Анжела подбросила пфенниг. Выпал орел.
— Ты проиграл, Фреди! — ликовала девушка. — Теперь ты должен пойти со мной!
Я был зол, но покорился.
Мой гнев усилился, когда я узнал, где Анжела собирается праздновать.
— Что? — воскликнул я возмущенно. — На квартире твоей подруги? У этой толстой Герды, которая все время портила нам нервы?
— А что здесь плохого? — спросила Анжела. — У нас нет такого красивого Дома культуры, как у вашего завода; кроме того, нас не так много. Ну успокойся, Фреди, все будет хорошо. Родители Герды оставят нас одних, и вся квартира — в нашем распоряжении.
Вечер начался с того, что меня осмотрел десяток, если не больше, пар глаз. Зоологическая редкость!.. Все ребята были одеты по-будничному: штопаные брюки, спортивные и пестрые рубашки. Я же явился в хорошем темном костюме. На мне была накрахмаленная белая рубашка и черный галстук с позолоченной булавкой. Я стоял и оглядывал всех. Они же уставились на меня. Через полуоткрытую дверь из соседней комнаты лилась веселая музыка, записанная, видимо, на магнитофон. Наконец, поднялся один из парней. Это был тот самый верзила, который встречался с толстой Гердой. Внешне он мало изменился; только теперь носил всклокоченные бакенбарды, которые доходили ему почти до подбородка. Верзила, как хозяин дома, подошел к нам. Пожал руку Анжеле, причем несколько дольше, чем полагается, как мне показалось, а меня стукнул по плечу, словно мы были старыми друзьями.
И тут началось!
Был проигран километр магнитофонной ленты, причем настолько громко, что с трудом можно было услышать собственный голос. Все пели и кричали. Никто никого не слушал. Мы с Анжелой скрылись в соседней комнате и танцевали. «Танцевали» не то слово! Это было какое-то нервное подергивание. К десяти часам, когда появились первые пьяные, мне все надоело.
Я удрал в другую комнату. Но там на кушетке сидел верзила вместе с толстой Гердой. Они лениво потягивали шампанское. Герда во что бы то ни стало хотела выпить со мной на брудершафт. Но, на мое счастье, пришла Анжела и позвала меня танцевать. Я не понимал, как она могла еще танцевать. Но я все-таки пошел с ней, чтобы избавиться от брудершафта. А магнитофон гремел и гремел. Снова и снова — уже, наверное, в сотый раз — слышалась ковбойская эстрадная песенка. Хриплый голос орал о том, как шериф Рой прибыл в Техас и начал драться с гангстером, как между ними началась стрельба и как гангстер застрелил шерифа…
Вдруг из ванной послышались крики. Толстой Герде стало дурно. Она уселась на край ванны, наполовину наполненной водой (в ней охлаждались бутылки с вином), и неожиданно очутилась в воде.
— На помощь! На помощь!..
Верзила взял на себя роль спасителя. И хотя это было совсем не нужно, он потащил промокшую и визжащую Герду в спальню. Следом за ним ринулись подвыпившие ребята и девушки. Анжелу я успел вовремя схватить за локоть.
— Ах-ах!.. — воскликнула она, — как это забавно, Фреди! — У Анжелы, видимо, тоже кружилась голова.
— Нам пора идти, Анжела! — сказал я.
— Что ты! Уйти теперь, когда стало так весело?
У меня не было настроения долго объясняться.
— Не болтай, пойдем!
— Нет, — ответила она и выдернула руку.
— Я уйду без тебя! — пригрозил я.
— Как хочешь. Я остаюсь!..
Она сделала несколько неуверенных шагов по направлению к спальне, откуда доносился дикий хохот.
— Анжела! — позвал я.
Она даже не оглянулась.
Я ушел.
На следующий день было воскресенье. Я купил билеты на фильм «Баллада о солдате». Анжела мечтала посмотреть этот фильм. Но она не пришла! В течение пятнадцати минут я взволнованно ходил взад и вперед перед кинотеатром. Когда кончился журнал, я разорвал билеты и, расстроенный, пошел домой.
Всю неделю работа валилась у меня из рук. Я лишился аппетита. И все же я решил не ходить к Анжеле. Но моя победа была неполной, так как Анжела тоже избегала меня. Так прошла еще одна неделя…
Смог бы я выдержать дольше? Но мне и не понадобилось выдерживать это испытание, потому что в следующую пятницу, после смены, Анжела ждала меня у заводских ворот. Не обращая внимания на людей, она, рыдая, бросилась мне навстречу.
— Ну вот, все опять хорошо, — утешал я ее.
— Фреди! Я больше никогда не буду так делать.
— Я тоже виноват. Не будь я таким упрямым, ничего бы не случилось!..
Наступил февраль. Теперь мы проводили вечера в пригороде, в небольшом прокуренном кафе за стаканом глинтвейна. За окнами бушевала метель. В один из таких вечеров Анжела была особенно молчаливой. По дороге домой она продолжала молчать. После того как мы некоторое время постояли перед дверью ее дома, Анжела взяла мои руки в свои и едва слышно сказала:
— Они же совсем холодные, Фреди! Ты замерз?
— Немного, — ответил я.
— Поднимемся ко мне.
— А можно?
— Да.
— А твой отец, тетя?
— Мы же все-таки взрослые, Фреди.
— Все же…
— Папа и тетя на неделю уехали…
Я пошел за ней. Приходил к ней и в последующие вечера, а рано утром тихо спускался по лестнице, стараясь не шуметь. С этого времени Анжела стала для меня не просто другом. Теперь я всем сердцем полюбил эту девушку.
И вдруг через месяц меня призвали в армию.