Любовь солдата Фреда

39

В Рагун я приехал вечером. Выйдя из вагона, постоял на перроне, пока мимо меня не прогромыхал состав и вдали не исчезла красная точка сигнального фонаря на последнем вагоне.

В семь часов вечера я уже был в казарме. Когда шел по коридору, мимо меня пробежал Петер. Он поздоровался со мной и бросил:

— Все ты мог бы рассказать нам сам!

— А что ты знаешь? — спросил я.

— Думаю, что все, Фред.

Я пошел в свою комнату.

— Кстати, с твоим расчетом я все уладил! — крикнул мне вдогонку Петер.

— Спасибо! — И я открыл дверь.

В комнате был только один Руди, но и он собирался уходить. На нем был темно-синий спортивный костюм. На шее висели боксерские перчатки.

— Фред! Ты уже вернулся? — закричал он, увидев меня.

Я кивнул.

— А мы ждали тебя только завтра утром.

— Я не мог больше высидеть дома.

— Ну, ну…

Я начал разбирать чемодан.

— Хочешь отведать колбаски?

— Нет, сейчас не хочу.

— Идешь на тренировку?

— Если бы на тренировку. Сегодня соревнования!

Я вычистил свою форму и повесил на вешалку.

— У тебя серьезный противник? — поинтересовался я.

— Да, Фред. Думаю, сегодня мне придется туго.

— Желаю тебе успеха, Руди.

— Если бы это помогло, Фред.

— Поможет.

Я ходил от шкафа к кровати и обратно, раскладывая свои вещи.

— Руди, тебе пора идти!

— Да, да… — Руди направился к двери. Остановился.

— Что тебе, Руди?

Он опустил голову и неожиданно тихо сказал:

— Я обидел тебя, Фред?

— Когда это?

— Перед отпуском…

— Брось ты, Руди. Ерунда!

— Я ведь тогда со всей силой…

— Как видишь, я выдержал.

— Ну ладно. — И Руди вышел из комнаты.

— Руди! — крикнул я ему вдогонку.

— Чего тебе?

— Скажи, Руди, что тебе тогда вечером сказали про меня? Я не думал, что…

— Я тебя понял, Фред.

— Ты хороший парень, — расчувствовался я.

— Ты тоже, Фред. — И он вышел.

Я разделся и лег. Было четверть девятого.

Проспал я с час, а когда проснулся, увидел, что в казарме горит свет; вернулись товарищи. Но я чувствовал себя разбитым и поэтому продолжал лежать с закрытыми глазами.

Разговор шел о боксе.

— А здорово тебя разделал твой противник, — донесся до меня голос Шлавинского.

— Ах… — буркнул Руди.

— Не нужно было подпускать его так близко!

— Тебе хорошо говорить. Если бы у меня были такие длинные руки, как у него!

— И все же, — услышал я голос унтер-офицера Виденхёфта, — товарищ Эрмиш держался стойко.

— Хорошо держался? Четыре раза падал на пол, из них один раз до седьмого счета!

— Но вы же не сдались!

— Зато сейчас физиономия горит, как в огне. Эй, Малыш, дай-ка мне зеркало.

Тишина.

Потом голос Руди:

— Хм… Хорошо же он меня разделал!

— Посмотри, левая бровь опять кровоточит, — зазвенел голосок Дача.

— Вытри.

— Сейчас, Руди.

Я услышал плеск воды.

— Ох, черт! Как жжет!

Неожиданно в комнате что-то загрохотало. Видимо, упала табуретка.

— Тише ты, — сказал кто-то. — Спит же человек!

«Сейчас они, наверно, смотрят на меня», — подумал я. Но мне не хотелось в тот вечер отвечать на их вопросы. Я глубоко вздохнул, но не пошевельнулся.

— Бедный парень! — пожалел меня кто-то.

Голоса стали тише.

— Да, он порядком расстроился.

— И как это мы не заметили, что у человека неприятности?

— Правда, в сельскохозяйственном кооперативе нам бросилось в глаза…

— А тогда на собрании Союза молодежи!

— Да.

— Ну ей сейчас лучше?

— Немного.

Я весь превратился в слух.

— Кто из нас пойдет к ней утром? — узнал я голос Пауля.

— По очереди мне идти, — отозвался Шлавинский.

— Софи просила больше не приходить к ней: она чувствует себя лучше, — запротестовал Дач.

Наступила пауза. Кто-то прошлепал в тапочках через всю комнату. Несколько раз хлопнула дверь. Товарищи готовились к отбою.

— Ну как себя чувствует Фред после отпуска? — неожиданно раздался голос Петера, только что вошедшего в комнату.

— Особой радости на его лице я не заметил, — ответил Руди.

— Мне тоже так показалось. Я с ним встретился в коридоре, когда шел на соревнование. Надеюсь, скоро он все решит.

— Надеюсь.

— Может, им обоим — и Софи и Фреду — еще можно помочь? — робко проговорил Дач.

— Хорошо бы, но как? — узнал я голос Руди.

— Этого я тоже не знаю.

— Если бы он сразу же сказал нам, что у него будет ребенок от этой, как ее зовут?..

— Анжела.

— Да. Он мог бы довериться нам.

Пауза.

Тишину нарушил Пауль:

— Ну и что было бы, если бы мы узнали?

— Хм…

— А правда, что бы было?

Молчание.

— И тогда мы ничем не смогли бы помочь ему, — решил Пауль. — Фреду ничего не оставалось, как расстаться с Софи.

— Но, Пауль, — не соглашался Руди, — это же бессмысленно!

— Как это бессмысленно? У ребенка должен быть отец!

— Говоришь ты хорошо. А что, если он не любит Анжелу?

— Вон как! Ребенок не должен расти без родителей!

— Без родителей плохо, — заметил Дач.

В разговор вмешался Шлавинский:

— Подожди выносить свой приговор, Пауль. Скажи лучше, часто ты видишь свою дочку?

— Раз в месяц. Иногда реже.

— А до армии сколько раз в день ты ее видел?

— Смотря когда…

— Во всяком случае, не очень часто?

— Ну, как тебе сказать… Дочка была в яслях…

— Значит, твоя дочка неплохо и без тебя растет. Всем обеспечена.

Все замолчали.

— Я думаю, — с удивлением услышал я голос унтер-офицера Виденхёфта, — все будет зависеть от того, кого Беренмейер любит — Анжелу или Софи.

— Правильно, — согласился с ним Шлавинский.

— Мне кажется, он любит Софи.

— Да. А Софи любит его, — подтвердил Дач.

— Ну и пусть возвращается к ней!

— А Анжела с ребенком пусть страдает? — Голос Пауля был строг. — Вы можете говорить здесь что хотите, но я с вами не согласен.

— Так!

— Тш…

На несколько секунд воцарилась тишина.

— Если, как вы утверждаете, Фред действительно по-настоящему любит только Софи, тогда я согласен: он должен вернуться к ней. Почему? — начал объяснять Петер Хоф Паулю. — А вот представь себе, что Фред женится на Анжеле только из жалости. Что из этого получится? Анжела, разумеется, обрадуется. Но что это будет за брак, если один из супругов не любит другого; хуже того, если на свете есть человек, без которого он жить не может.

— Здорово ты здесь расписываешь, Петер!

— Послушай, Пауль, — заговорил Шлавинский, — ты лучше оглянись и посмотри, как живут люди, когда их брак не связан любовью. В нашем доме живет одна такая пара. Сунул бы ты свой нос на минутку в их комнату, тогда увидел бы, что это за жизнь!

Товарищи, стоявшие на стороне Кольбе, считали, что я должен вернуться к Анжеле. Наконец Петер Хоф сказал:

— Что касается Фреда и Софи, то я остаюсь при своем мнении. Я думаю, что Фред и сам еще не знает, чего он хочет. Иначе зачем бы он скрывал от нас.

Я продолжал лежать с закрытыми глазами, но уже ничего не слышал. Не слышал потому, что у меня уже созрело определенное решение.