Майами

14

— Ты мне можешь показать еще раз захват типа «вестерн», Роб? Кажется, я снова забыла.

Мери Уитни лукаво улыбалась на ярком солнце, когда он направлялся к ней. Это был не первый ее теннисный тренер, при виде которого учащался ее пульс, и он будет не последним. Однако в Робе Санде было нечто такое, что привлекало больше, чем его подача, мускулатура и бездонные синие глаза. Он был фатально привлекателен, и мог стать одним из ее редкостных, великолепных безумств.

Он обхватил ее руки сзади своими руками, и она нарочно прижалась к нему спиной, чувствуя, как его твердое тело ударилось об нее, когда она предоставила ему поправить ее захват ракетки. Он был влажен от пота, и это ей нравилось. Вот почему она настояла на игре в такое время, когда на корте только бешеные собаки и англичане.

— Вот так, — сказал он. — Хотя я, пожалуй, до конца не уверен, что это подходящий для вас захват, миссис Уитни.

— Мне так нравится, Роб, — промурлыкала она. Он поспешно выпустил ее из рук, словно горячую картофелину. На его лице вспыхнул румянец, но не от жары. В двадцать лет гормоны у Санда работали, как им и полагалось, пусть даже она была не слишком молода и могла годиться ему в матери, а, возможно, и из-за этого. Сорок лет — опасный возраст. Так же, как и двадцать. Это тридцать — тусклый и вялый.

— Не хотите ли покидать еще мяч, прежде чем мы начнем?

— О да, охотно, — сказала Мери. Она уставилась на него. Словно включила секс-лучи. Невероятно хорош. Самый лучший на много миль вокруг. Атлантический колледж в Палм-Бич до сих пор ничем не мог порадовать ее. И вот теперь этот бриллиант. Она пошла к задней линии, подчеркивая свои движения, чтобы показать свое жилистое тело, демонстрируя, словно модель, одежду для тенниса, которую сама для себя придумала. Ну, она не выигрывает призов, однако ее сиськи все еще большие и дерзкие, и детям, едва достигшим трахательного возраста, такие обычно нравились.

Сейчас он вернулся назад, на другую половину корта, защищенный сеткой от ее похоти. На какое-то время.

Твак! Она взяла поднимавшийся мяч и загнула свою ракетку над ним, как это делали старшие мальчики. Он низко пролетел, закрученный. Твак! И незамедлительно прилетел обратно. Ммммм. Хорош. Стандарт Уимблдонских юниоров, как минимум, и загорелый, как ягода, восхитительный, в золотистом соке. Мог бы он научиться любить ее так же сильно, как Бога? Хорошая новость для нее Всевышний или плохая? В борьбе за постъюношеское внимание Роба Санда у нее был соперник ее собственного масштаба. Бог.

— Когда ты ударяешь по мячу, ты делаешь это во имя Иисуса? — крикнула она ему через сетку.

Она удержала улыбку в душе. Твак!

— Я думаю, что все делается во имя Иисуса.

Твак! Он смертельно серьезен. Бог в нем засел крепко. В нынешнее время это стало на Палм-Бич всеобщим поветрием, особенно среди молодых и привлекательных. Холодные болваны околачивались у Первой баптистской церкви, что возле озера. Усердные студенты принимали этот вид наркотика, как их родители в шестидесятых марихуану. В игре поколений это была месть детей.

Она выбила мяч за пределы корта и наклонилась вниз, изображая, что измотана. Ее оперирующий схемами мозг жужжал вовсю. Этот мальчик не продается за деньги. Ни на чуточку, никак. И ей придется брести по болоту мучительных моральных запретов, пока он не свернет свою оборону и не сдастся, подобно другим.

Твак!

— Хватит, Роб. Пожалей меня. Уже голова закружилась.

Он перепрыгнул через сетку — весь сплошные, длинные, загорелые ноги и координированные мускулы. Нежирная, замечательная пища с низким содержанием холестерина, весь чистый и здоровый, сплошная польза. Мери облизала пересохшие губы, когда он подскочил к ней.

— Я ведь говорил вам, что сейчас слишком жарко для игры. Нам следовало бы перенести занятия на более позднее время. Вам нужно выпить воды, — обеспокоенно произнес он.

Она позволила отвести себя к фонтанчику, тяжело облокотившись на его руку. Господи, у него мозги, как у фермера из Айовы. Его цельный рассудок даже и не представлял, что он является мишенью сексуальных вожделений. Или понимал? Одной из самых приятных вещей в Робе Санде была его способность удивлять ее.

Мери Уитни плюхнулась в директорское кресло и похлопала рукой по соседнему сидению. Он присел.

— Возблагодарим Господа за воду.

— Амен, — действительно сказал он.

Она поглядела на него, стараясь держать свой рот на замке. Зубоскалить в ее возрасте было ни к чему.

— Вы христианка, миссис Уитни? — спросил он наконец. Поглядел на нее широко раскрытыми синими глазами и отвел взгляд в сторону.

Мери Уитни знала подтекст. Это не был вопрос христианина, отгораживающего себя от араба, еврея, буддиста. Он означал «Идете ли вы по христианской стезе от рассвета до сумерек и от сумерек до рассвета?» Если учесть, что мир знал все про Мери Уитни, это был не слишком проницательный вопрос. И на него имелся лишь ответ, данный в том же плане.

— Я бы хотела, — солгала она.

Казалось, он почувствовал облегчение.

— Это изменило мою жизнь, — сказал он просто, — Я знаю, что это прозвучит глупо, если я скажу… кому-то, вроде вас, но я хочу сказать… это могло бы изменить и вашу жизнь.

Она взяла его за руку. Он позволил ей сделать это, Находившейся вне религиозного контекста, ей не нужно было молиться. Она искренне стиснула ее. Религиозно потерла ее. Она положила ее на свое голое бедро и выдохнула на него свое страстное желание.

— А ты мог бы показать мне, как это сделать?

В разрезе его тенниски она видела пучок мягких, светлых волос. Под хлопком его шортов скрывались другие. У-ух! Мери действительно почувствовала, как у нее закружилась голова.

— Я не учитель… я имею в виду, что не преподаю в воскресной школе…

— Я знаю это, Роб. Я знаю… но ты можешь учить меня своим примером, своим энтузиазмом, своим восторгом. Мне нравится учиться у таких людей.

— Я бы не прочь. — Казалось, он совсем не был уверен, что сможет. — У вас есть Библия? — Это была твердая опора.

— В библиотеке у меня должны быть одна или две. — Мери Уитни не смогла удалить сарказма из голоса. Это была трудная работа на жаре. Насколько легче было бы выписать чек. А ей, пожалуй, нужно немного вздремнуть перед этим жутким приемом.

— Вы не хотите покидать еще мяч?

— Нет, я думаю, что на сегодня достаточно мячей.

Он поднялся.

— Тогда о'кей, миссис Уитни. Надеюсь, что вам понравится урок? Мы увидимся сегодня вечером на приеме. Вы точно говорите, что будет нормально, если я одену костюм?

— Любая на свете одежда будет выглядеть замечательно, если ты обещаешь пригласить меня на танец, — выдохнула Мери Макгрегор Уитни.