В конференц-зале своей новой нью-йоркской конторы Мери Уитни шагала взад и вперед по ковру. Помещение было забито адвокатами.
— Слушайте, мальчики, — гремела она. Я не хочу никаких вопросов от вас. Только действия. Все вы отправляйтесь прочь отсюда заниматься своими делами и придумывайте основания для судебного иска, который затянет Родригес и Кенвуд и… и… Санда в бумажный океан, о'кей? Нарушение контракта. Вовлечение других персон в нарушение контрактных обязательств. Огромный ущерб, проистекающий из упомянутых нарушений. Клевета. Ну, я не знаю. Сами думайте.
Она повернулась к представителям прессы.
— А вы, ребята, доведите до сознания каждого, кто имеет уши, что Родригес скандальная, непрофессиональная, наркоманка, нимфоманка, и что Кенвуд скользкая, некомпетентная, жуликоватая, ленивая… и что Санд… Ну, о нем забудьте. Его никто не знает. Сохраните свои жала для других, о'кей?
Они кивнули всем коллективом. От адвокатов они уже слышали, что вопросов от них Мери Уитни не потерпит.
Стук в дверь раздавался все настойчивей.
— Войдите, — крикнула Мери.
В дверях стоял нервничающий ассистент.
— Я же просила не мешать! — гавкнула Мери.
— Я знаю, миссис Уитни, но внизу стоят двое полицейских.
— Чего еще им надо? У нас что, ограбление, либо еще что-нибудь? Я полагаю, что меня нужно ставить в известность, если кто-то ворует вещи.
Ассистент был бледен.
— Они говорят, что у них ордер на ваш арест.
Мери Уитни улыбнулась. Но не улыбкой снисходительного удивления, а ужасной, болезненной улыбкой ужаса, разлившегося словно желтый крем по ее лицу.
Когда она заговорила, голос ее звучал еле слышно.
— О, Боже! — сказала она.