Между нами ничего не было

Эпилог

Кира, полгода спустя

С рождения дочери прошло полгода, и вот несколько вещей, которые я хотела бы отметить.

Во-первых, твоя жизнь кардинально меняется, когда у тебя появляется ребенок. Я знаю, все это прекрасно понимают. Думаю, даже девчонки, которые беременеют в шестнадцать, это понимают. Не в полной мере, само собой, и для них это приключение — все еще больше приключение. Да и вообще, пожалуй, мы сейчас говорим о другом. Даже не о том, что твой быт с ребёнком и без — разные вещи. Я не пытаюсь рассказать о ранних подъемах, о прогулках с коляской, о криках по ночам. Нет, я говорю совсем о других вещах. Когда у тебя появляется ребенок, что-то безвозвратно меняется в тебе самой, и это потрясающие перемены. Не знаю, возможно, кто-то считает иначе, но когда я впервые взяла свою девочку на руки, то поняла, что даже вспомнить не могу, кем была и чем дышала до этого мгновения. Какая-то ипотека, гонка за карьеру, другие абсолютно несущественные мысли — все это осталось в далеком прошлом, которое я действительно не могу вспомнить. Или не могу осознать.

Во-вторых, когда у тебя появляется ребенок, ты наконец-то можешь абсолютно точно сказать, что такое любовь. Это безумное тепло, это тянущие нити связи, которые не причиняют тебе дискомфорта. Они не ранят и не подавляют, а будто бы окрыляют и дарят…спокойствие. Когда она рядом — я ощущаю почти божественное умиротворение. Чувствую ее тепло? Слышу запах? Вижу ее улыбку…черт, иногда чувств у меня так много, что я почти готова разрыдаться в голос. Врач говорит, что это гормоны, но я знаю — это та самая любовь. Просто ты еще не привыкла, девочка. Новое, сносящее все препятствие чувство, такой силы, что оно сбивает с толку, и тебе с трудом удается себя контролировать. Думаю, потом, как и любые чувства, эти тоже станут спокойней. Когда организм и сознание привыкнет — точно станет спокойней, но я знаю, что никогда эта связь не станет слабее. Она словно через боль прошла в мой генетический код и навсегда останется там. Пока я буду дышать.

И…пожалуй, в-третьих. Какой бы замечательной, ответственной и любящей мамой ты ни была, тебе все равно нужно будет помощь. Человек, на которого ты сможешь опереться. Доверять. Который сделает твою жизнь чуточку легче. И это не значит, что ты — плохая мать! Или тем более, плохой человек. Это значит, ты — человек, и нет ничего плохого в том, что иногда тебе нужно отдохнуть.

Да…

С легкой улыбкой смотрю на свое отражение, задумчиво теребя кулончик на шее.

Тебе нужен такой человек в основном потому, что тебе нужно об этом помнить. Этот человек может подойти к тебе как-то вечером и все это сказать, а потом отправить в душ и спать, а сам останется с ребенком…

С губ срывается тихий смешок, когда я вспоминаю тот разговор между нами с Эмилем. Нашей дочери был месяц, и я боялась оставить ее одну. Не из-за того, что с ней что-то произойдет. Разумеется, нет. Я просто хотела быть идеальной мамой для своей самой любимой булочки, и сама себе придумала, какой именно должна быть идеальная мама. Та женщина с рекламы майонеза, понимаете? Она всегда красива, элегантна. Она всегда улыбается, и у нее на столе всегда свежая выпечка.

Ха!

Не верьте рекламе. Я такой не была и никогда не стала бы, что, на самом деле, нормально. Погоня за идеалом всегда приводит к печальным последствиям. Я себя такими забегами чуть в гроб не загнала, пока не поняла, что он-то прав. И нет ничего предосудительного в том, что тебе нужен отдых.

Знаю. Дура. Но что с меня взять? Я на этой территории новичок, зато теперь я уже профи. Разбираюсь во всем, в чем нужно разбираться. Соски, бутылочки, пеленки — бам-бам-бам! Щелкаю задачки как орешки. И не без его участия…

Многие говорят, что мужчины к детям относительно холодны. Для них это больше игрушка! Он с ним побудет максимум часик, поиграется, посмеется, а дальше все. А дальше сама. Встать ночью, если ребенок будет плакать? Поменять памперс? Укачать? Это не про мужчин. Они эти простые действия просто презирают и не признают! Но…у меня совершенно другой мужчина.

Эмиль оказался потрясающим отцом. Конечно, когда я на него смотрела даже до начала всех событий, я это понимала. Но больше…все равно было неосознанного и мечтательного. Мол, о боже, этот мужчина точно будет потрясающим отцом! То есть, без подкрепления фантазий фактами. Сейчас же я могу все свои фантазии подкрепить не просто фактами, а стопроцентной, гранитной системой собственных воспоминаний.

Она у меня очень обширная.

С первых дней нашей дочери до своего последнего вздоха он будет ее обожать. Когда нас выписали, и мы приехали домой, Эмиль не спускал ее с рук. Он взял почти неделю отпуска на работе, что для него вообще несвойственно! И проводил все время с нами. Сейчас, когда он возвращается с работы, то, во-первых, ни разу нигде не задержался, а во-вторых, он все так же не спускает ее с рук.

Она его маленькая принцесса.

Эмиль встает по ночам, чтобы я могла отдохнуть. Он сам меняет ей памперсы, разговаривает, проводит все свое время рядом. Для него наша семья — это все, и да. Да! Это так! Сложно не заметить, как он относится к дочери, да и ко мне тоже. Бережно, ласково. Будто через мою боль в его ДНК тоже проникло это ощущение. И знаете, что самое главное? Эмиль по-настоящему счастлив.

- Уложил, - он заходит в комнату, перебивая мои мысли, и тихо закрывает за собой дверь.

Улыбка немного усталая, но та самая. Счастливая.

Батаев зевает, подходит к постели, быстро отвечает на сообщение и поворачивается к двери в ванную комнату.

- Ты в душе уже была?

- Да.

- Окей, тогда теперь я. Тебе помощь не нужна с праздником?

- Нет, я все уже сделала.

- Хорошо.

Уходит. Он не замечает, как пристально я на него смотрю, да мне и не надо. Сегодня нашей дочери исполнилось полгода, а завтра у нее будет первый праздник. Приедут все родственники: моя семья, его родители, сестры. Айша…

Она вернулась в Москву через месяц после того, как родилась наша девочка. Она подала на развод. Я так и не поняла, что конкретно ее сподвигло, но безумно рада, что это произошло. Моя ли лепта? Мамина? Или ее семья наконец-то достучалась? В принципе, неважно. Артур не сопротивляется сепарации, и это главный плюс всего. Ну, и тот факт, что родители Эмиля тоже вернулись в Москву и живут теперь в большом доме, куда мы приезжаем в выходные. Иногда туда приезжает и моя семья. Как-то так сложилось, что они моментально поладили. Ха! Я не ожидала, но вселенная будто бы нас с Эмилем благословила! И Кристина действительно стала самым главным препятствием между нами.

И вот…мы подошли к этой самой "серьезной" проблеме.

С рождения дочери очень многое поменялось, и очень много отошло на задний план. Даже то, что имеет огромное значение. Мы не говорили про наши отношения. Та попытка перед родами стала последней, и если поначалу у меня тупо не было времени все обсудить, пока я привыкала и старалась адаптироваться, то сейчас…прятаться становится все сложнее.

Она написала, что он меня любит.

Не знаю, как относится к этим словам, хотя я…наверно, замечаю. Или хочу замечать? Кристине верить нельзя, очевидно. Она вполне могла и соврать, чтобы потом провернуть еще какую-нибудь аферу, но…мое упрямое сердце хочет в это верить и верит. Ты можешь себе запрещать и бить по рукам, но вряд ли у тебя что-то получиться на самом деле. Я-то люблю. После рождения дочери я люблю его еще сильнее, а за отношение к нашей принцессе? Еще сильнее.

И все по-прежнему слишком сложно между нами…но все по-прежнему слишком очевидно. На самом деле, решение уже принято. Да, мы не говорили о наших отношениях, а слова о любви — это вполне может быть очередной игрой нашей многоуважаемой бывшей жены. Зачем ей это нужно — история. Неважно. Он мне их так и не сказал…это по итогу, имеет гораздо большее значение…хотя тоже и не имеет будто бы.

Суть вот в чем: я все равно уже все решила. Глядя на то, как моя дочь счастлива рядом со своим отцом. Как она к нему тянется. Как она улыбается, как только его видит, как перевернулась на животик сама! Впервые! Именно к нему, когда Эмиль пришел с работы…я понимаю одно. Уйти от него сейчас — значит лишить своего ребенка того, чего лишили когда-то меня жестокие обстоятельства. И ради чего? Ради эфемерного спокойствия? Эмиль относится ко мне с уважением. Если у него и есть кто-то на стороне, я об этом ни в зуб ногой и, скорее всего, никогда не узнаю. Он действительно бережно охраняет мои чувства. Что я получу, когда уйду? Моя любовь не станет меньше. Мне на голову не упадет мужик, которого я полюблю моментально и сотру все свои воспоминания! Так это не работает. Точно не у меня. Я все равно буду любить Эмиля, и для меня никого не будет существовать, кроме него. Как бы ни звучало тупо, но у всех разная психика и разное отношение. Секзорцизм лично для меня никогда не моей историей не был. Я не занимаюсь сексом с кем-то новым в надежде отвлечься от старого. Нет. Значит, я все равно буду страдать и переживать, просто попутно лишу свою дочь внимания отца. Кому это нужно? Правильно. Никому. И нет. Я не ставлю крест на своей жизни ради ребенка, просто…как по мне, я делаю осознанный выбор. В конце концов, если мне суждено встретить мужчину, кто сказал, что я его не встречу? Просто мы с Эмилем перейдем на ступень окончательной дружбы, когда я буду к этому готова сама. А не сейчас, когда нужно рвать, чтобы люди у виска не покрутили. Плевать мне на людей! Все будет только так, как я решу, а не кто-то там со своим «правильно».

Сейчас я не готова. Ни к каким решительным шагам! Даже переехать в другую спальню для меня — потенциальная боль и слезы. Нет…но я остыну. Рано или поздно, это произойдет и тогда начнется медленная, спокойная сепарация.

А пока…

- Я хотела сказать кое-что, - произношу тихо, когда он выходит из душа.

Эмиль поднимает брови.

Его мокрые, темные волосы сейчас смешные и какие-то озорные, детские. Разбросаны по лицу. На его бедрах повязано полотенце. Я стараюсь не смотреть туда, потому что, если честно, дико хочу секса. После рождения ребенка у нас его еще не было. Стояло странное ощущение, что его и не будет, пока не случится того-самого-разговора, к которому я была не готова.

Вот так…

Он не давил и не требовал. Покорно ждал. И дождался.

Разворачиваюсь к нему лицом и киваю.

- Я согласна.

Эмиль хмурится сильнее.

- Эм…с чем?

Я делаю глубокий вдох. Это как прыжок веры в собственное решение, и пусть я пока не понимаю, допускаю ошибку или нет, но с другой стороны, сомневаюсь, что иначе могу. По крайней мере, сейчас.

Слабая…

Видимо, я слишком слабая. Мне бы хотелось быть сильной и независимой женщиной, которой я так долго притворялась, но если честно…рядом с ним мне притворяться сложно. Все мое настоящее лезет из всех щелей, и правда заключается в том, что мне кажется, между нами связь какая-то абсолютно безумная. Неземная. И может у нас получиться, потому что…я больше всего на свете хочу, чтобы у нас получилось. Чтобы всю жизнь так прожить. Как будто бы в отдельном мире, где тепло, спокойно и хорошо…

Да. Я — слабая женщина. Я просто не могу отказаться от отношений, в которые все еще верю. Даже если никто не поймет, откуда эта огромная вера. Может быть, только тот, кто любил так сильно, как я…он знает…что такое — надеяться до талого.

Поднимаю глаза.

- Ты просил дать тебе два года, но я…не думаю, что в этом есть смысл.

Эмиль напрягается, и мне кажется, даже перестает дышать. Если я правильно читаю язык его тела и взгляд, то он волнуется? И дело тут не только в дочери. Он волнуется гораздо глубже, и это волнение затрагивает гораздо большее.

Меня.

Может быть, Кристина в кои-то веки сказала правду?…

Я боялась верить ей. Разумом мне безумно страшно принять ее слова за чистую монету, потому что потом будет безумно больно, когда я снова обожгусь, но сердце…оно уже приняло, кого я обманываю? Больно будет в любом случае. Если это неправда — мне будет больно, и это уже аксиома. Я пустила «нас» слишком глубоко.

- Я хочу убрать дамоклов меч от наших голов. В частности, от твоей.

- И что это означает? - спрашивает тихо, делает маленький шаг в мою сторону.

Легкая улыбка касается губ.

- Я не уйду никуда. Развода не будет.

Батаев шумно выдыхает. А я, наоборот, кажется, дышать не могу. Забыла, как это делать…Наблюдаю, как он закрывает руками лицо. Как наклоняется вперед, снова часто дышит, потом с его губ срывается смешок, который через мгновение нарастает и превращается в полноценный смех.

Что веселого?! Не понимаю...Может быть, я выгляжу глупо? Нагнала тут спеси, в себя поверила.

С губ срывается сбитое объяснение.

- Ты очень любишь нашу малышку, и я не хочу отнимать у нее эту любовь. Я знаю, каково это…когда у тебя забирают что-то настолько важное.

Эмиль резко переводит на меня взгляд. Его смех пропадает, он щурится и становится серьезным. Обстановка моментально накаляется.

Кажется, я сказала глупость? Снова просчиталась? Но где? Черт...

От нервного перевозбуждения начинаю накручивать ткань пижамных шортиков на пальцы. Эмиль немного наблюдает за этим и только через мгновение тихо уточняет.

- Ты хочешь сказать, что остаешься со мной исключительно из-за ребенка?

Нет. Не поэтому. Сука, мы ведь оба это знаем!

Молчу. Ни туда ни сюда. Гордость требует заявить, что не пошел бы ты к черту, из-за чего мне еще с тобой оставаться?! Любитель Кристины и ее фортелей! Но я не могу этого произнести. Сердце просто наглухо запечатывает ядовитые слова где-то внутри, кричит свое, а здесь уже свою руку накладывает эта самая гордость. Короче. Рвет меня на противоречие капитально…

Он ждет почти минуту, потом хмыкает, кивает и подходит к постели со своей стороны. Открывает ящичек прикроватной тумбы. Зачем? Вот и поговорили? И раз все выяснили, мне надо ответить на важное сообщение по работе? Серьезно?!

Обида окатывает с ног до головы, аж до противных мурашек, но я не успеваю надолго застрять в этом ощущении. Эмиль поворачивается с легкой ухмылкой на губах. В его руках черная, бархатная коробочка, от которой у меня снова мурашки…

- Что это? - шепотом буквально вываливается из меня.

Он не отвечает.

Батаев медленно подходит ко мне, останавливается почти вплотную. Он изучает коробочку в своих руках с той самой ухмылкой, а потом говорит тихо.

- Когда я принес тебе кольца, их было на одно меньше.

- Что?

- Я не положил его в ту кучу, потому что…не был в нем уверен, - Эмиль хмыкает и наконец-то смотрит на меня сверху вниз, - Мне казалось, я опять облажался, потому что выбирал его сам. Мне никто не помогал. Консультант посоветовала остальные, а не это, но…когда я увидел его, то сразу подумал о тебе.

Он открывает коробочку, вытаскивает кольцо, а мне безумно любопытно! Что там?! Пока не видно. Эмиль крутит его в руках, улыбается невероятно тепло и шепчет.

- Оно безумно на тебя похоже. По крайней мере, по моим внутренним ощущениям. Невероятно красивое, серьезное, немного строгое, но теплое до бесконечности, вызывает жар в груди и…желание им обладать.

Я вздрагиваю от последних слов, будто он меня ударил. Эмиль поднимает на меня глаза.

- Знаешь, почему мне стало смешно?

- Почему?

- Потому что я хотел все сделать иначе.

- Что сделать?

- Поговорить о нас с тобой.

Что?...

Хмурюсь. Он улыбается чуть шире.

- Я попросил маму присмотреть за Жучком, а мы должны были кое-куда поехать. Там я собирался рассказать тебе о том, что понял уже достаточно давно, и подарить это кольцо. Правильно подарить.

- Что ты хотел рассказать?

Эмиль вздыхает, потом с его губ срывается еще один смешок.

- Мы, конечно…как обычно. Думаем одинаково, видимо. Я не хотел, чтобы это было так. Я хотел красиво, потому что ты заслуживаешь всего самого красивого, но…надеюсь, ты простишь, Кир. Я больше не могу ждать. Мне пиздец.

Что…за…

Открываю рот, чтобы из меня вылетел очередной, тупой, но уточняющий вопрос, только…я не успеваю сказать ни одного слова.

Эмиль встает на одно колено прямо в гребаном полотенце посреди нашей спальни. В его руках действительно невероятно красивое кольцо, у которого классическая форма: по дуге идет ряд маленьких, сверкающих бриллиантов, а в середине один большой. У него форма сердца, а цвет коричневый. Очень красивый коричневый оттенок, который похож на что-то невероятно теплое. В голову почему-то приходит шоколад…

- Я ждал этого момента с рождения нашей дочери, - тихо, хрипло говорит Эмиль, - Мне нужно было время, ведь до меня, похоже, все слишком медленно доходит. Прости за это. В вопросе чувств и эмоций я полный идиот, но, может быть, так и должно было быть? Чтобы я сам дошел. Чтобы никогда не сомневался…

- Я не…понимаю…

- Я знаю, и это моя вина. Надо было сказать тебе раньше, Кир, но я боялся, что ты мне не поверишь. У тебя были все основания мне не верить, на самом деле, в чем тоже только моя вина. Я допустил много ошибок и хотел сделать максимум, прежде чем все тебе расскажу. Я хотел, чтобы ты видела и чувствовала меня, и чтобы у тебя не было ни одной причины сомневаться. Не знаю, получилось ли…

- Да о чем ты?! - перебиваю его, повысив голос.

Обычно я нормальная. Терпеливая, адекватная, спокойная, но…этот придурок настолько нагнетает саспенс, что он уже становится просто невыносимым! Какого черта?!

- Я тебя люблю, - тихо говорит он.

А мне неслышно и кажется, что глюки.

В ушах звенит, сердце шпарит на максимум.

- Ч-что?

- Я люблю тебя, Кира, - повторяет уверенно, - Я люблю тебя полностью. Все в тебе. Я люблю время, которое мы проводим вместе. Я люблю с тобой разговаривать. Люблю с тобой просыпаться и засыпать. Я люблю тебя за то, что ты меня понимаешь. И за то, что я тебя понимаю, и мне не нужно сидеть и ломать голову — я тебя чувствую. За эту близость, которой у меня никогда раньше ни с кем не было, я тебя люблю. Ты — это ты до последней запятой, и я тебя обожаю. Не хочу ничего менять. Ничего! Со мной такого никогда не было. Ни «до» тебя, ни «после» не будет, потому что я не хочу ничего после. Ты мой дом, мой мир и моя душа. Я хочу прожить с тобой всю свою жизнь, родная. Обещаю, что никогда тебя не предам. Никогда тебя не оставлю и никогда ни на кого не променяю. Я все для себя уже решил.

Уверена, что половину его признания я достроила сама, потому что половину слов тупо не услышала из-за дикого пульса. Кажется, он отражался, пульсировал и «быковал» даже на кончиках пальцев.

Не могу дышать.

Он смотрит на меня, он ждет ответа, а у меня в башке одна пустота. И дикий жар по всему телу…

Дальше даже не я действую. Это чистые инстинкты.

Резко подаюсь вперед, целую его, и так как Эмиль этого поворота событий точно не ожидает, я сношу его напрочь.

Мы падаем на пол.

Кажется, я ударяюсь коленями. Кажется, он смеется. Мне так плевать сейчас… Сажусь сверху и снова целую его, убрав волосы за спину. У меня все еще нет абсолютно никаких слов, да и желания произносить эти слова. Я просто безумно счастлива. До последней своей молекулы.

Эмиль издает тихий, гортанный стон, когда я прижимаюсь к нему. Шепчет…

- Полегче. Мне пиздец не только в плане чувств, родная. Я готов взорваться, даже когда ты просто мимо проходишь. От одного…

- Да заткнись же ты! - шепчу, снова подаюсь бедрами на него.

Полотенце спадает. Горячий член касается внутренней части бедер, и я закатываю глаза от удовольствия. Это прозвучит дико, наверно, но как есть. Я безумно его хочу! Я безумно по нему скучала…

Пальцы вонзаются до боли. Эмиль сжимает ягодицы, отвечает на мои поцелуи так же страстно, и кажется, что мы друг друга сожрать готовы. Потом я буду думать, что молчание — это продукт абсолютного кретинизма. Будь все проще, умей мы вовремя отринуть гордость или другие обстоятельства и нормально обо всем поговорить, не потеряли бы столько времени.

Но это будет потом.

И это будет единственное, о чем я буду жалеть — о том, что мы потеряли слишком много времени, пока притворялись, будто между нами ничего нет.

Как это нет?

Нашу дочь зовут Амора. Это означает — любовь. Значит, между нами всегда будет Любовь. До конца наших дней она у нас сохранится…

Эмиль резко переворачивает меня на спину. Моя пижамная майка трещит по швам. Его губы везде — они жадно, страстно проходятся по коже, оставляют метки, а мне мало! Чертовски мало его…

- Я хочу тебя, - шепчу в полубреду, он кусает нежную кожу и хрипит.

- Скажи другое.

- Что?

- Скажи мне, что ты чувствуешь. Без утайки, метафор и кроссвордов. Просто скажи это. Я хочу услышать…

Облизываю сухие губы и заглядываю ему в глаза.

- Ты же знаешь…

Эмиль кивает.

- А ты знаешь?

- Да.

- Ты чувствуешь?

- Да.

- Веришь?

Разве могу иначе? Мужчина, который не любит женщину, никогда не будет к ней так нежен. Он не будет ничего делать, чтобы облегчить ее жизнь. И он не будет любить ребенка ТАК сильно. Не будет! Не бывает этого, как мне кажется…Эмиль будто бы обладает абсолютной, безусловной любовью, какой обычно обладают только мамы. И так бывает только при одном условии: он любит женщину, которая родила ему этого ребенка…

- Я тебе верю.

- Тогда скажи мне. Я хочу это услышать…

Слегка улыбаюсь, провожу кончиками пальцев по его щеке, касаюсь шрама. Эмиль прикрывает глаза, подается навстречу мне, и этот тоже…это такой важный момент. Я ведь знаю правду о его шраме, и пусть это глупая правда, но для него имеет колоссальное значение.

Он от меня не прячется. Он со мной откровенен. Я не могу сомневаться…больше не имею право. Кристина? Да пошла эта Кристина в жопу. У них никогда не было того, что есть между нами… никогда! И не будет. Такое дается только раз в жизни…

- Я люблю тебя.

Эмиль улыбается, потом приближается и нежно касается губ. Шепчет хрипло…

- Повтори еще раз.

Из груди вырывается смешок.

- Я люблю тебя.

- Еще…

- Твоя очередь.

Я тоже хочу услышать это еще раз! Эмиль спускается по моему телу ниже. Он оставляет на нем нежные поцелуи и с каждым, будто ставя точки в этом бесконечном беге, шепчет.

- Я люблю тебя. Я тебя люблю…люблю...

Когда-то он сказал, что между нами ничего не было. Очевидно, это неправда. Между нами есть наша Амора и наши огромные, настоящие чувства. Да, я все еще помню, каким плохим он может быть, но еще я знаю, каким хорошим он бывает, и последнего гораздо больше. Для меня в этом уравнении важных поступков было больше одной ошибки. Тем более, я чувствую…а ты всегда чувствуешь своего человека — это не его суть. Его суть сейчас передо мной. Нежная, ранимая, мягкая и ласковая. И мне этого достаточно.

Я люблю, он любит меня, а между нами наша Амора — этого достаточно, чтобы дать нашим отношениям настоящий шанс и стать наконец-то счастливой. Я не пожалею. Потому что в нас нет ничего из "ничего", но очень много настоящего, горячего, дарящего нежность и безумный взрыв одновременно. Я не пожалею, ведь я чувствую, что все делаю правильно...

Конец