Между нами ничего не было

«Угомонись»

Кира

- Я беременна.

Прозвучал приговор. Повисла гнетущая пауза.

Тыщ-тыщ

Затвор любимого маминого ружья был передернут. Да, моя мама умеет стрелять, и даже больше: она обожает это делать. Все дело в деде, ну и в моем отце, полагаю, тоже. Если верить рассказам, они на этой почве и сошлись: мама его однажды в лесу подстрелила солью. Прямо в задницу.

Романтика…

Если бы не давящее напряжение, пожалуй, я бы даже рассмеялась, как всегда, смеялась, когда вспоминала эту историю. Отца своего я почти не помню. А если точнее, не помню вообще. Я видела его лишь на многочисленных фотографиях, которые тайком таскала из чемодана под маминой кроватью. Одно воспоминание у меня сохранилось: лето, горки, я громко смеюсь, скатываясь с нее и попадаю в его теплые, широкие объятия. Я даже не уверена, что это воспоминание, а не сон, но он тогда, кажется, прошептал мне «моя принцесса». Ну, или мне так просто очень хочется.

Это сейчас неважно.

Я буквально слышу запах заряженного, маминого ружья, только понять по ее взгляду не могу: куда направлено дуло? В меня или в воздух?

- Беременна? - переспрашивает она тихо.

На лбу закрадывается складочка. У меня мама выглядит потрясающе! Как будто она не вылезает из салонов красоты, и любая светская львица позавидовала бы точно! Но. Мама ни разу в салоне красоты не была и даже волос не красила. Они у нее, как были темно-русыми, так ими и остались. Ее возраст выдает исключительно редкая седина, и то. Сомнительно. Думаю, так благотворно влияет чистый воздух и лес. По крайней мере, так она говорит, «смущаясь» в своей привычной манере — просто-напросто отмахиваясь от всех комплиментов, как от назойливых мух.

- Да, - одними губами подтверждаю.

Ужас сцепляет душу.

Адреналин резко подскакивает и бьет меня наотмашь. Аж колотить начинает.

Я знаю. Знаю-знаю-знаю. Глупо все. Она будет рада ребенку. Только до момента, когда мне придется начать отвечать уже на другие вопросы…

Боже, дай мне сил.

Вы поймите правильно. У меня мама очень строгая, прямолинейная, а порой даже грубая, но! Она очень хорошая. Любит всем сердцем, просто любит так, как умеет любить. Не будет рассказывать тебе о том, какая ты замечательная, но сделает для тебя все на свете — молча.

Прямо как он…

На секунду меня это открытие обезоруживает. Говорят, девочки всегда выбирают себе мужчин, которые сильно походят на их отцов. Порой люди просто идентичны, и это, пожалуй, страшно…в некоторых моментах и при определенных обстоятельствах, само собой. Будто те рычаги, заложенные в нас в детстве, не отпускают, даже когда это самое детство подошло к своему логическому завершению. И плевать…абсолютно плевать! Что отец твой был мудаком, все это стирается, но остается с тобой до конца.

Мой случай, конечно же, не такой. Меня дома никогда не били и не обижали; да, воспитывали в определенных, строгих условиях, ну и что? Когда ты вырастаешь, ты начинаешь многое переосмысливать и учишься быть благодарной. Может быть, порой, я обижалась на свою маму за ее резкость, но, в конце концов, благодаря этой резкости я стала тем человеком, кем я стала. И да. Да-да-да, возможно, сейчас мне гордиться нечем. Мои последние поступки едва ли можно назвать достойными, но в целом-то…разве плохо? Я с отличием окончила университет, вышла замуж и была достойной женой. А еще я никогда не сидела у Саши на шее! Я работала. Пусть он и хотел другого, но я работала, а потом, после развода, именно благодаря работе не заглохла окончательно. У меня все еще была причина вставать по утрам, и, погружаясь в рутину, я себя так к свету тянула дальше. У него я тоже хорошо себя показала. Должность его ассистента — это огромный шаг вперед, который многому меня научил и…

А к чему это я все?

Ах да. Что-то меня совсем не туда занесло. Опять не к тем берегам прибило.

Так вот.

Говорят, что девочки всегда выбирают себе мужчин, похожих на их отцов, но что бывает с девочками, которые не знают своих отцов? Они полагаются на единственную модель мужчины, которую знают. У меня такой моделью была мама. Ну, и дед, но больше, все-таки, мама.

Похоже, имеет место быть определенные вибрации, не находите?

Тем временем мама шумно выдыхает, схватившись за край стола, а потом опускается на стул и пару раз кивает.

- Сумасшедшая…

Не поняла?

Хмурюсь. Мама издает смешок, потирает лицо и вскидывает на меня взгляд. Улыбается…

Она так нежно улыбается…

И снова. Вы не подумайте, что она у меня замороженная селедка — это не так. Она все еще женщина, способная любить всем сердцем, просто без красивых слов. И с очень редкой улыбкой на губах…

- Ребенок?! Это же хорошо, Кира! Малыш…боже! Иди, я тебя хоть обниму…

Я делаю неловкий шаг вперед, а она добавляет.

- Ребенок…я думала, что-то случилось, раз ты так резко захотела приехать! Но…Кир, ты чего?

Чего я? Чего...

Случилось, мама. Вот чего. Твоя дочь — идиотка и грязная шлюха, которая…

- Кир?

Молчу. Слов у меня нет чисто физически, клянусь. Как будто язык заморозился, а горло сцепилось судорогой. Ни дать ни взять, онемение! По психологическим причинам…

Мама тихо вздыхает.

- Значит, все-таки случилось.

Киваю пару раз. В нос ад просто! Так колет, и внутри так телепает. Она пока ничего не знает, и как бы я хотела, чтобы она и дальше не знала, но…проблема в том, что мама воспитала меня иначе. За любую провинность нужно отвечать. Так она учила меня ответственности, само собой, и я знаю, что ответственно будет рассказать историю целиком, а не утаить все самые гадкие подробности. Просто…блядь, как мне хочется поступить малодушно! Как же хочется…скрыть. Взять и опустить такую важную деталь, как «отец-моего-ребенка».

«Забудь, это нереально» — шепчет разум.

«Разве ей обязательно знать?» — отбивает сердце.

Я на перепутье. Балансирую между «правильным» и «удобным». Куда идти? Без понятия…Точнее, понятие-то у меня есть, но кто бы знал, как хочется это понятие послать в пешее эротическое.

Или в лес.

Или в вольер к собакам. Черт! Сколько заманчивых маршрутов…

- Ясно. Отец сбежал?

Я вздрагиваю, будто она отвесила мне пощечину. Все настолько очевидно?

Мама вздыхает еще раз, а потом вдруг подается вперед и бережно берет меня за руку, так легко приковывая к себе все мое внимание.

- Кира, отец — это не самое важное. Не переживай. Тебя же я вырастила, и его тоже вырастим.

Жесть.

Такой нокаутирующий удар по совести — это не иначе как жесть! Другого слова я придумать не могу, сжимаясь до размеров маленькой соринки.

Она мне верит.

Она смотрит мне в глаза с таким доверием, и…

Нет, я просто не могу. Разочаровать ее своей связью кажется ничем по сравнению с разочарованием от моего вранья.

- Это Эмиль, - говорю еле слышно.

Мама хмурится.

- Что ты сказала? Не услышала. Пов…

- Я сказала: это Эмиль! - повышаю голос, но сразу роняю его до шепота, - Он отец этого ребенка.

Проблема в том, что, несмотря ни на что, мы с мамой очень близки. Она все знает о моей жизни и когда-то даже с большим воодушевлением говорила про моего начальника. Нравился он ей. В смысле, а как иначе? Эмиль спас меня, протянул руку помощи…не один раз. Понятно, что при таких раскладах, любой любящий родитель будет относиться хорошо.

Но.

Мама всегда предупреждала меня, что я подхожу слишком близко. Само собой, она не знала о моих чувствах — я никому о них не рассказывала, разве смогла бы? Очень сомнительно. Просто…мама считает, что мухи отдельно, котлеты отдельно: в семью своей подруги можно приходить в гости, но очень важно соблюдать дистанцию. Чтобы потом плохо не было.

А я не соблюдала.

И она все быстро складывает. Судя по вмиг вспыхнувшему взгляду.

Я не дышу. Смотрю на нее в ответ, как загнанный олень смотрит в дуло охотника. Застыла. Мама…пожалуйста…

- Я надеюсь, - говорит она тихо, но угрожающе, - Что в вашей Москве живет не один Эмиль, потому что иначе…

- Нет, мам. Это он. Тот самый…

- Кира, блядь!

Резко поднявшись, мама откидывает в сторону полотенце, а потом упирает руки в бока и щурится.

Одна реплика — на этом все. Не знаю, я так и думала? Ожидала? Все это слишком очевидно? Мама молча препарирует меня взглядом, а я готова разрыдаться…

- Мама… - делаю к ней шаг, но она отсекает взмахом руки мои попытки приблизиться.

- Стой на месте. Как ты могла?! Кира, как?! Ты же…

- Мама, я не знаю, - всхлипываю и все равно шагаю к ней, - Не знаю, как так получилось, я…

- Тебе сколько лет?! Что значит «я не знаю», м?! Что это значит?! Ты ребенок?! У которого в голове насранно, а?! Или ты взрослая женщина, которая прекрасно знала, что бывает, когда ложишься с мужчиной в постель!

- Я…

- С женатым, Кира! На твоей подруге! Ты что?! Сумасшедшая?! У тебя все в порядке?!

- Ты не понимаешь… - начинаю тараторить, некрасиво всхлипывая, - Там случилось…ну, такая ситуация… Понимаешь, она…

- Меня не волнует, что за ситуация, Кира! Меня не волнует она, и что она сделала! Это ее жизнь, и у нее есть свои родители, которые будут делать выводы! Меня волнуешь ты! И только ты! Как ты могла?! Ты хоть…

- Лена!

Мы резко поворачиваемся в арке, в которой стоит бабуля.

Я снова всхлипываю и, кажется, сгорая от стыда…

Она все слышала. И тоже все теперь знает…одного взгляда хватает, чтобы это понять.

Она знает.

И хуже просто быть не может…

- Мам, не лезь, - наконец говорит моя мама, а ее фыркает.

- Не лезь?! Мадам, это мой дом! Вообще-то! И…

- Пожалуйста, только не сейчас!

- Сейчас, Лена! Угомонись немедленно! Ты что делаешь?! Не видишь, до чего довела мне ребенка?! А ну-ка…- бабушка делает поглубже вдох и хмурится, мотнув головой, - Иди давай.

- Мама!

- Не мамкай! Иди! Тебе в контору нужно, там и выдохнешь. Вечером приедешь, спокойная, вы и поговорите. А сейчас нечего!

- Я…

- Хватит! Угомонись и иди!

Мама нерешительно стоит, но бабуля в этом ее перестоит дважды. Возможно, я погорячилась, когда сказала, что мама похожа на деда. Об упертости нашей бабули в семье легенды ходят, и если она от кого и взяла эту черту, то точно от нее. Только у последней все троекратно. Ха! И тут нет другого выхода, кроме как согласиться…

А я и рада. Честно. Как маленькая девочка, готова снова спрятаться за бабушкиным подолом, как после той истории, когда мы с Васькой угнали трактор и угодили в овраг. Чуть шеи не переломали… Мама орала страшно! Испугалась…а я за бабулю спряталась и выглядывала из-за спины, кусая указательный палец.

У меня тогда тоже глаза были на мокром месте…разница лишь в том, что теперь я не цепляюсь за нее физически…хотя нет. Разницы нет. Физически я на месте, а вот душой полностью за бабулиной спиной.

Мама громко фыркает, одаривает меня говорящим взглядом, а потом уходит.

Громко хлопает входная дверь.

Мы остаемся на кухне одни. Только стекла дрожат…

Я смотрю себе под ноги на цветастый ковер. Шепчу…

- Ты все слышала?

Бабуля вздыхает и подходит к раковине, а потом достает тарелку сверху и кивает.

- Слышала.

Ясно.

Я шумно выдыхаю, а потом прячу лицо в ладошках.

Официально: я — позор семьи. Примите наши поздравления…

- А это ты мне брось, - ворчит она, ставит тарелку на стол и накладывает мне пару драников, - Нечего слезы лить. Ребенок, Кирюша! маленький…правнук. Или правнучка, м? Если повезет…

Я заглядываю в ее глаза с опаской, но там нахожу только теплоту. Бабуля улыбается, и эта улыбка делает меня снова ребенком…

Буквально упав в ее объятия, я прячу лицо на груди, а нежные руки поглаживают меня по спине.

Шепот…

- Ну, тише-тише, моя девочка. Не плачь. И ее ты не слушай, Кирюша. Знаешь же, как она за тебя переживает…

- Я не хотела…

- Знаю. Знаю, моя девочка, знаю. Надо было подготовить ее, конечно, ну…чего уж теперь? Кушай. Мама для тебя так старалась. Кушай…

***

Если бы нужно было выбрать еду, которой ты будешь питаться до конца своих дней, я бы определенно выбрала мамины драники. Для меня они слаще любого самого напомаженного блюда из самого дорогого ресторана в списке тех, где я бывала, само собой. Да и всех вообще! Уверена! Ведь даже в состоянии «мне-кусок-в-горло-не-лезет», я умудряюсь умять целых четыре штучки.

А потом поднимаю на бабушку глаза.

- Я поступила плохо, бабуль…

- Да, Кира. Ты поступила плохо, и хорошо, что ты это понимаешь.

- Мама…

- Она отойдет.

- Я не знаю, как смотреть ей в глаза, бабуль…

- Как мне сейчас смотришь, так и на нее будешь смотреть. Да, все сложилось совсем не так, как мы бы для тебя хотели. Женатый мужчина…Кир, ты пойми. Мы же все за тебя волнуемся и хотим только лучшего, а...такие отношения всегда приводят только к слезам. Притом твоим…Ему-то что? Твоя эта подружка простит все, он ведь за нее везде платит. Такие не любят уходить с насиженного местечка, а ты? Ты пострадаешь больше всего.

Как же она права…

Опускаю глаза на свои руки и киваю пару раз, роняя еле слышное.

- Знаю.

На кухне опять повисает напряженная тишина, которую бабушка через пару мгновений нарушает тихим вздохом.

- Но всякое в жизни бывает. Сделанного не воротишь, моя девочка, что ж теперь? Главное — это ребенок.

- Я только узнала…

Бабуля улыбается шире и опускает глаза на мой еще плоский живот.

- Не верю…правнук будет…ой, Кирюша. Какая же это хорошая новость…

- Правда?

- Конечно! И мама твоя безумно счастлива! Ты же это знаешь.

Киваю.

- Знаю.

- Вот и хорошо. А все остальное? Мы тебя воспитали правильно, поэтому я спокойна.

- Спокойна? После всего?

- Никто не застрахован от ошибок, Кира. Ты у нас хорошая девочка, умная. Я спокойна, потому что знаю — ты все сама прекрасно понимаешь. А теперь хочешь дам тебе самый дельный совет из всех?

- М?

- Иди поспи.

Хмурюсь.

- По…спать?

- Да, моя девочка. Иди и поспи, - ее теплая ладонь чуть сильнее сжимает мои, а бабуля с уверенностью кивает, - Со сном всегда приходит облегчение. Он лечит. Все равно сейчас…что? Метаться из угла в угол? Колобродить? Нет смысла. Поспи, а там видно будет…и думать ясно начнешь. Давай.

- Но…

- Давай-давай. Иди.

- Дай я хоть уберу за собой?

- Не надо. Я сама тут справлюсь, а ты позаботься о себе, Кира. Тебе сейчас нужно много отдыхать.

Бабушка решительно встает и забирает посуду. Я недолго смотрю ей в спину — и побороться бы за право помыть собственную тарелку, но…упрямство, оно такая. Упрямое.

Это просто бессмысленно.

Встаю и тихо выхожу из кухни, а потом поднимаюсь на второй этаж в свою детскую спальню. Здесь я выросла и стала человеком тоже здесь. Такое свойство имеет только родное место и родные стены: когда я ложусь на свою постель, застеленную чистым пледом, от которого пахнет кондиционером для белья — мне становится легче.

Мама меня ждала. Очень. Она этого не скажет, но она рада была меня увидеть, и так на душе становится теплее. Потом я начинаю засыпать…

В спокойствии.

На душе моей сейчас тихо.

Я — дома.