Мой неласковый Монстр

Глава 36

— Что ты делаешь, с ума сошла?!

— Болит… мне больно!

Рыдает и продолжает царапать себя, До мяса, до крови. В глазах какая-то истерика, которой раньше не было. Черт, прошло минуты две, пока я курил, что такое?

— Еся, прекрати! Прекрати, я сказал!

Хватаю ее и отрываю от пола, а она аж пищит, еще миг — и мою щеку опаляет пощечина. Хлесткая, такая жесткая, даже не знал, что в ней есть столько силы.

— Дьявол! Ты смотрел, ты просто стоял и смотрел! — воет, падает на колени. Истерика в самом разгаре, а я на спину ее смотрю, сжимаю зубы. Разодрала все в мясо, сучка мелкая, что наделала?

— Еще ты сейчас же не успокоишься, я вколю тебе препарат и ты будешь лежать овощем!

— Нет!

Я даю слабину всего на секунду, осматривая ее царапины, тогда как эта фурия со всей дури толкает меня и бежит. Бежит по коридору, а после на выход во двор.

Еся добегает до ворот, но падает раньше. Как подкошенная просто, и я, честно говоря, не знаю, что с ней такое. Неужели то, что было перед Данте, ее настолько впечатлило? Похоже, да. Еся неискушенная, она слишком слаба.

Подхожу к ней. Еся лежит на животе, тяжело дыша. Бледная вся, аж синяя. Ее руки подрагивают, как и она вся, а на спине огромные царапины, и я вообще не уверен, смогут ли они зажить в такой короткий срок.

Хуже того, уже просто нет времени менять рабыню. Я не успею подчинить другую девушку, да и Есе тогда просто не жить. У нее нет опции «вернуться домой». Данте прикажет ее убить, от нее даже следа не останется.

Я сломал ее сейчас. Не раньше — кнутом, подвалом, ремнем, — а сейчас. Когда трахнул Есю в рот при Данте. Когда подавил ее волю при другом, позволил чужому мужику ее коснуться. Она сломалась, это я виноват, и мне хочется из-за того удавиться, отмотать все назад, но назад не получится.

Я вижу этот затравленный взгляд рабыни. Точно такой же, какой когда-то был у меня. Он появился теперь и у Еси, и нет, она больше не играет. Она и правда мне подчиняется. Еся теперь сделает все, что я скажу, все, что прикажу, и я ненавижу себя за это.

Я сломал тебя, моя девочка. Сломал.

Я не знаю, что со мной случается. Похоже, есть пик эмоциональной нагрузки, которую ты можешь выдержать, а после просто падение. С высокого моста и без страховки. Так вот, и у меня сейчас, похоже, такое же падение, потому что я не только пытаюсь снова вытащить этот яд из себя, а наоборот, я хочу этого. Чтобы сдохнуть, хочу, чтобы все прекратилось.

Арман как-то быстро возвращается, обычно он курит дольше, и я не успеваю разодрать капсулу. По правде, я ничего не успеваю и пугаюсь, когда вижу свои руки. Они все в крови. Моей крови, и мне становится дурно, жарко и как-то плохо. Похоже, я все же повредила капсулу и яд проник в кровь. Все скоро случится, я скоро умру.

Не знаю даже, откуда во мне силы берутся, я отталкиваю Монстра и выбегаю из дома. Впервые я бегу изо всех сил, но тело меня предает. Яд. Он уже действует, я чувствую, что у меня болит сердце, и просто падаю. Падаю на холодную землю и встать не могу. Ничего не могу, кажется, я просто сломалась.

Я хватаю воздух ртом, как рыбка, и вижу сквозь слезы, как Арман подошел и присел рядом, укрыл меня своим пиджаком и подхватил на руки.

А после снова этот дьявольский дом. Он накажет меня, я знаю, но ничего такого нет. Арман садится на кровать, держа меня на руках. Сквозь слезы вижу его прекрасное лицо. Сосредоточенное сейчас, сердитое.

— Я… я умираю, Арман.

— Нет, не умираешь. Еся, прекрати истерику!

— Капсула взорвалась. Я чувствую. У меня сердце болит. Яд начал действовать.

— Нет никакого яда, Еся! Посмотри на меня, малышка, ты слышишь, успокойся! Это просто чип, твое местонахождение, там нет никакого яда!

Тормошит меня, а я не могу. Захлебываюсь просто от страха. С силой ухватываюсь за Армана, ища защиты.

— Мне больно, хозяин. Мне так больно!

— Где тебе больно?

— Здесь. Болит. Так сильно болит.

Показываю на сердце, а Арман наклоняется и целует меня. В губы — очень осторожно, нежно, вообще не так, как это было перед Данте. Я отвечаю не сразу, но поцелуй меня успокаивает, пожалуй, он действует на меня как нечто целебное, как очень сильный анальгетик, в котором я так отчаянно сейчас нуждаюсь.

— Скажи, что со мной все будет хорошо, хозяин. Соври мне…

— С тобой все будет хорошо.

Я коротко улыбаюсь и прикрываю глаза. Уставшая от истерики, вымотанная настолько, что я с радостью верю в эту ложь. Я засыпаю прямо так, на руках у Армана, который тихо укачивает меня, как маленькую, прижав к себе.

Она искренне верит в то, что в ней капсула с ядом. И если поначалу это мне помогало, то теперь только мешает. Еся начала срываться, я это видел. Ее психика больше не выдерживает, она начинает вредить сама себе.

До отправки слишком мало времени, и мне нужна психически уравновешенная рабыня, а не сломленная куколка со шрамами на спине.

Более того, меня самого уже качает, и я все чаще ловлю себя на мысли, что я гребаный неблагодарный идиот, который проявляет слабость.

Я чувствую ее. Ее страх, ее эмоции, ее состояние, хотя не должен этого ощущать. Кто мне хоть когда сопереживал, кроме Данте? Никто. Никто, мать вашу, ни разу. Кто меня поддерживал, жалел?! Не было такого, так почему я должен ее жалеть? Почему я должен ее успокаивать, если Еся всего лишь моя рабыня?

Она просто ключ к Шакиру — все. Никаких эмоций, я себе слово давал, а теперь сам же нарушаю это слово.

Еся спит. Ее вырубило прямо у меня на руках. Слабая, тихая, такая нежная. Я ошибся, когда ее выбрал. Из Еси получилась покорная, но слишком слабая рабыня. И она бунтовщица по натуре. И на аукционе будет то же самое. Если она его и выдержит, то сломается в первую же ночь под Шакиром. Слишком слабая, кажется, для Еси здесь все слишком. Обычная тепличная девочка, но ведь от нее и не требуется больше.

Мне не надо, чтобы Еся была идеальной в постели. Это просто не нужно. Я делаю это для нее. Чтобы она там выжила, чтобы знала хотя бы немного язык, это все для нее. Чтобы ей было проще. Мне бы такие навыки поначалу точно пригодились.

Вхожу в ванную, смотрю на себя в зеркало и ненавижу. Ненавижу то, что я там вижу. Ненавижу твое тело, свой облик, свою внешность и даже голос.

Это мое проклятье, то, благодаря чему я выжил, и в то же время то, что убило во мне все хорошее, что было в маленьком Армане: сострадание, доброту, жалость. Этого ничего нет уже давно.

Удар в зеркало со всей дури. Еще и еще раз. Оно трещит, осыпается на пол, а я дышу тяжело, сжимаю руки в кулаки. Семь лет рабства не стереть ничем, хоть кожу с себя сдери, ни хрена не получится. Я обещал себе. Так надо, блядь, так просто необходимо.

— Черт!

— Не надо! Пожалуйста. Не делай, хозяин.

Вижу маленькую фигурку в дверях. Набросила мою рубашку, смотрит с осторожностью и страхом. Проснулась от звука стекла.

— Тебе лучше?

— Да, хозяин.

— Иди в комнату и снимай одежду. Ложись на живот.

— Хорошо.

Покорная, аж тошно. Молча развернулась и пошла, выхожу следом, вижу, как разделась и легла на кровать.