Моя идеальная

Глава 36

Срывая маски

Забив на боль и страхи, с силой стискиваю руки на плечах Артёма, прижимаясь всем телом. Я греюсь. Я согреваю замёрзшее сердце и заледеневшую душу.

Он здесь. Здесь!

Несёт меня на руках, несмотря на собственные раны, как раньше. Как будто и не было всех этих кошмаров. Всё ещё не верится, что любимый так близко, что я могу не только вдохнуть его запах, но и ощутить жар кожи.

Выйдя на улицу, Тёма ставит меня на ноги, но продолжает крепко притискивать к себе, тяжело дыша. Мои лёгкие тоже работают на износ от переполняющих меня эмоций. От острой боли в ноге морщусь, но ни ему, ни кому-либо другому не показываю этого, уткнувшись носом в сталь грудной клетки. Я отгоняю все мысли и сильнее зажмуриваюсь, потому что не могу смотреть на Тёму, когда он весь покрыт ранами, ссадинами и кровью. Разбитые до мяса руки. Рассечённая бровь. Из носа течёт кровь. Так же, как и из распухших губ. Мне хватило тех пары минут, когда он добил своих демонов и повернулся ко мне.

Я хотела закричать. Я хотела сбежать. Я даже подумывала над тем, чтобы грохнуться в обморок, потому что в последнее время в моей жизни было слишком много крови за невыносимо крошечный период времени. Но я держалась, потому что не могла отвернуться от родного человека, как бы тяжело мне это не давалось.

— Посидишь в машине, малыш, пока я переговорю с ребятами? — сипит Север, цепляя пальцами мой подбородок.

Вынуждаю себя открыть глаза и посмотреть на него. И едва не скулю, когда замечаю глубокую рваную рану над бровью и измазанные красными потёками волосы.

Словно в трансе тянусь рукой к его лицу, но замираю в миллиметрах от этой раны, чтобы не причинить больше боли. Поджимаю губы, вгрызаясь в слизистую, и мотаю головой.

— Тём, твоё лицо… — слишком сложно не только видеть, но и говорить об этом. Знаю же, что он ни за что на свете не вернётся в больницу, а ехать в другую откажется. — Раны… Надо шить, Артём.

Мне всё ещё не удаётся полностью формулировать свои мысли. После того, как я вышла из комы, в голове будто туман и все мысли разлетаются на осколки.

У меня были причины молчать всё это время, хотя я была полностью в сознании. Слишком много странного я видела и слышала, пока была в коматозном состоянии, и мне просто было необходимо время, чтобы понять и разобраться во всей этой путанице.

— Всё нормально, родная. Это мелочи.

Перехватывает моё запястье и прижимается разбитыми губами сначала к ладони, а потом к вене, оставляя на коже кровь.

Вырываю руку и смотрю на бордовые мазки. С такой силой прикусываю язык, что рот заполняется плазмой. Сжимаю веки и остервенело тру ладонь о ткань больничной сорочки, пока её не начинает жечь огнём.

Северов снова хватает моё запястье, дёргая на себя.

— Отпусти. Отпусти. Отпусти. — шепчу, будто в бреду, в попытке вырвать руку, но парень лишь усиливает хватку и притягивает меня в объятия. За закрытыми веками всплывают воспоминания, от которых меня начинает топить паника. — Пусти!!! — ору, заливаясь слезами и давясь всхлипами. — Пусти! Не надо! Нет! Нет! Отпусти!

Сердце тарабанит, как ошалелое, причиняя физическую боль треснувшим костям. Скулю от этой боли между криками.

Не отпускает. Сильнее жмёт, но я лишь глубже проваливаюсь в пропасть истерики и вырываюсь, забыв о боли, которая пронизывает всё тело.

— Тише, малыш. Всё хорошо. Это я. Я, Насть. Не плачь, маленькая. Только не плачь, умоляю. — пробивается тихий, ровный, успокаивающий голос сквозь пелену моих страхов.

Не могу. Я не здесь. Я не с ним. Я в том проклятом лесу вырываюсь из лап бывшего жениха.

Горячие ладони гладят спину. Сбивчивое дыхание опаляет макушку. Крепкое рельефное тело не позволяет упасть.

Боль. Кровь. Хрустящие кости. Страх. Ужас. Понимание, что живой я отсюда не выберусь.

Продолжаю выдираться, не оставляя попыток нанести удар, но все конечности превращаются в вату, неспособные причинить никакого ощутимого вреда.

Я больше не могу бороться. Я не справлюсь с этим снова. Когда ты отпустишь меня? Нет сил. Нет…

— Отпусти!!! — разрываю глотку.

Но вместо свободы взлетаю вверх и чувствую вкус крови на своих губах. Снова.

Нет. Нет. Нет. Не могу. Не надо. Только не это. Не могу. — гремит в голове, перекрывая все наружные звуки.

Сила… Подавляющая. Огромная. Пугающая. Но… Не причиняющая боли.

Почему? Почему он не продолжает меня мучать? Почему просто гладит и что-то шепчет?

Затихаю, поднимая ресницы, и встречаюсь с бирюзовыми глазами.

Осознаю, что всё это время сражалась с воспоминаниями, с которыми невозможно справиться. Их нельзя победить. Их нельзя уничтожить. Мне придётся научиться с ними жить. Вот только я не знаю как.

— Артём. — сиплю дрожащим голосом.

Это не Кирилл.

Господи… Как я могла не заметить разницы? Почему вернулась в ту ужасную ночь, стоило только увидеть кровь на своих ладонях?

Поднимаю тяжёлые руки и провожу пальцами по скулам и губам. Царапаюсь о щетину. Накрываю щёки ладонями и с такой силой сжимаю, что сломанное запястье и пальцы простреливает болью по всем нервным окончаниям.

— Тёма… Тёма… Тёмочка… Тёма… — шепчу и сама тянусь к нему.

Как я могла подумать, что это кто-то другой? Северов совсем не похож на Должанского не только внешне, но и по ощущениям. У него другой запах, вкус, дыхание, кожа, касания. Сердце рядом с ним бьётся иначе.

Прижимаюсь к губам, цепляясь в его волосы. Толкаюсь языком внутрь.

Он нужен мне. Сейчас нужен. Всегда нужен.

Северов не отвечает на мой поцелуй.

Почему? Почему он ничего не делает? Почему просто позволяет мне сходить с ума?

— Тёма? — заглядываю в потемневшие глаза. Боль. Страх. Отчаяние. Всё там. — Извини, любимый.

Просить прощения — всё, что мне остаётся. Я не знаю, что сказать и как объяснить свою паническую атаку.

Я не хочу больше видеть в его глазах эти эмоции. Хочу, чтобы всё было как раньше. До того самого дня Х.

Руки на шею в замок. Пальцы в волосы пробежками. Дыхание в губы рывками. Сердце ударами со сбоями. Слёзы из глаз без остановки.

Блядь. Блядь! Блядь!!! Как я могла поддаться этой панике и сделать любимому человеку ещё больнее?

Он приехал сюда за мной. И пусть я не знала всей истории до сегодняшнего дня, всё же понимала, насколько тяжёлым было для него это решение возвращаться туда, где ты едва не умер. Где над тобой столько лет измывались. Но он всё равно здесь. Столкнулся лоб в лоб с человеком, который на протяжении восемнадцати лет избивал его. Он нырнул в свой собственный Ад ради меня, а я отталкиваю его. Не только физически, но и душевно.

— Прости, родной. Прости. Прости меня, Артём. Прости. — шелещу, покрывая рваными поцелуями его лицо.

Север только сильнее сжимает моё тело и, закрыв глаза, тяжело дышит.

— Что он сделал с тобой, Насть? — хрипит, не поднимая век.

Не отвечаю. Не хочу рассказывать. Не хочу вспоминать. Сложно. Больно. Страшно. В ту ночь я должна была умереть. Но боялась я не этого. Я боялась, что не смогу сдержать своё слово и оставлю своего любимого. Я не могла себе этого позволить. Я обещала, что всегда буду рядом.

— Он изнасиловал тебя? — вырывается задушенный всхлип из его груди. — Ответь, Настя.

Значит, Тёма всё это время думал, что…

Блядь, через какой же Ад ему пришлось пройти? Как он справился со всем этим? Если когда он потерял память, то я могла хотя бы зацепиться за то, что он жив. А у моего любимого человека не было такой возможности.

В нейронных сетях воскресает странный сон, когда он сидел на краю постели с дулом у виска.

Меня не просто передёргивает от этого видения, а физически дрожью пробивает. Трясёт так, что приходится сжимать челюсти, чтобы зубы не клацали друг об друга.

Что это было? Сон? Видение? Наваждение? Реальность?

Зло трясу головой, пока пространство автомобильного салона, в который парень принёс меня, пока я была в истерике, не начинает раскачиваться и плыть перед глазами.

Сосредотачиваюсь на другом, потому что слишком сильно боюсь узнать правду. Собираю все резервные силы и уверенно отсекаю:

— Нет, Артём, он не… — вдох до разрыва лёгких.

— Ребят, я понимаю, что вам есть что обсудить, но Егор предлагает поехать к нему на квартиру и нормально поговорить. — появляется Антон. — К тому же тебе, Север, надо раны обработать. Да и Настя едва ли не в одних трусах и тапочках.

Переводит на меня взгляд, а я могу думать только о том, что как раз таки трусов на мне и нет.

Одёргиваю край сорочки и прячу лицо на шее Артёма, заливаясь краской.

Да, вот так, мать вашу, бывает. Ситуация самая что ни на есть серьёзная, а я краснею, потому что на мне нет трусов!

Северов до боли сжимает руки и сгребает в кулаки ткань на моей спине. Его дыхание настолько тяжёлое и поверхностное, что мне становится страшно. Отрываю голову от его плеча и всматриваюсь в разбитое, окровавленное, осунувшееся, но такое родное лицо.

— Поехали, Тём. Нам всем надо отдохнуть и прийти в себя. — прошу, проводя пальцами по скуле.

— Насть…

Закрываю ему рот ладонью и шепчу так тихо, чтобы только он смог меня услышать:

— Я знаю, что тебе сложно в это поверить, но он меня не насиловал. Собирался, да, но не смог.

Только сейчас он поднимает дрожащие ресницы, и в глубине зрачков я читаю такую муку, что весь кислород с воем покидает мои лёгкие.

Больно… Нам обоим снова больно.

Ну что за, блядь, шутки вселенной? Почему судьба то и дело измывается над нами? Почему бы ей просто не оставить нас в покое? Сколько можно? Сколько ещё нам придётся сражаться за своё счастье и загибаться от боли?

— Правда? — шевелятся его губы, но звуков из них не вылетает.

— Правда, родной. Я расскажу тебе. Всё расскажу, но не сейчас и не здесь. Пожалуйста, Артём, поехали. Твои раны… Я не могу на них смотреть. Не хочу видеть тебя таким. Прошу, Тём.

Он гулко выдыхает и прижимается к моим губам.

— Поехали, малыш. — толкает устало.

Перехватывает моё тело и выбирается с заднего сидения Гелендвагена.

— Тём, я могу ходить. — сообщаю тихо, когда пересаживает меня на переднее пассажирское и занимает водительское.

— Знаю, родная, но… — замолкает и грызёт губы.

Не могу смотреть на то, как он причиняет себе ещё больше боли.

Хватит! Господи, хватит уже нас мучать!

Давлю пальцами на нижнюю губу, стирая новые бисеринки крови, и ныряю ему в рот. Как-то само получается. Просто не хочу, чтобы он кусал губы до крови. Парень громко выпускает воздух и втягивает палец глубже, жадно посасывая. По всему телу не просто мурашки рассыпаются, а такое огненное желание ползёт, что мне приходится сжать бёдра, чтобы хоть немного снизить пульсацию и давление в промежности.

Отключаю в себе блядскую натуру, которая просыпается каждый раз, стоит Тёме просто прикоснуться ко мне, и ловлю его взгляд, возвращая себе свой палец.

— Не делай себе больно, Тём. Не надо.

Он ничего не отвечает, но подаётся вперёд и с таким напором врывается в мой рот, что я начинаю задыхаться. Его язык не просто ласкает, а буквально атакует. Он опускает руки на мои бёдра и с маниакальностью маньяка скользит к их основанию, пока не касается горячих и влажных от смазки половых губ. Несколько раз пробегается по ним пальцами, а потом со стоном возвращается на своё место, жадно забиваясь кислородом так же, как и я.

— Зачем? — всё, что мне удаётся выдохнуть.

— Башню срывает, Насть. — откидывает голову назад и закрывает глаза. Ловит загипсованную руку и гладит кончики пальцев. — От всего. Я не могу не думать о том, что этот уёбок мог сделать с тобой. И о том, что сделал. Я боюсь даже прикоснуться к тебе, потому что не знаю, сколько у тебя ран и где они находятся. И да, блядь, стоит всё же коснуться, как я обо всём на хрен забываю. Слепая похоть, которая отключает голову к хуям.

Он с такой силой сжимает челюсти, что я слышу скрежет. Свободная рука в кулак. Из разбитых костяшек снова течёт кровь.

Понимаю же, что не время сейчас не только для тяжёлого разговора, но и для воспоминаний, которые он обязательно поднимет, поэтому только стискиваю его пальцы настолько сильно, насколько это возможно с переломанными фалангами, и отчаянно выбиваю:

— Он не сделал ничего, что нельзя исправить, Артём. Я жива. Я смогла выбраться из этого кошмара, чтобы вернуться к тебе. Мы вместе, любимый, а это самое главное. — парень поднимает веки и принимает ровное положение, сканируя мои глаза. Я могла бы спрятать бурю эмоций, но вместо этого транслирую в него, чтобы он понял, что мне нечего скрывать. Я понимаю, чего он так сильно боится, поэтому добавляю едва слышно. — Он не насиловал меня. Я скорее умерла бы, чем позволила кому-то, кроме тебя, меня коснуться. И я расскажу тебе всё, что случилось, но мне надо время, любимый. И тебе оно необходимо, потому что если нам придётся снова проходить через это сейчас, мы просто свихнёмся. — опускаю ладонь ему на щёку, избегая прикасаться к царапинам, и прижимаюсь ртом к его разбитым губам. После этой панической атаки кровь не то чтобы не пугает меня, но я справляюсь с этим. Целую мягко и нежно. Обвожу языком раны. Сплетаемся. Жадно и влажно, но с тем же благоговейным трепетом. — Я люблю тебя, Тёма.

— Я люблю тебя, моя девочка.

Мы постоянно говорим эти слова, но каждый раз они влетают прямо в сердце, переполняя его сверх края.

Кладу руку ему на бедро, когда заводит мотор и выезжает вслед за БМВ Егора и Лексусом Антона. Северов накрывает мои пальцы ладонью, но даже сквозь гипс просачивается его тепло.

Пока едем, не произносим ни звука. Нам обоим необходимо привести в порядок и упорядочить наши мысли и чувства.

Я всё пытаюсь понять смысл тех странных снов, которые я видела, пока была в коме. Сны ли это были? Я никогда не верила в душу как в физическое явление, скорее как часть человеческой сущности, но сейчас всерьёз задумываюсь над тем, что пока моё тело валялось, обмотанное проводами, на больничной койке, моя душа всё это время была с любимым человеком. А если это так, то неужели он всерьёз собирался покончить с собой?

Нет. Нет! НЕТ! Не может этого быть.

Наверняка мой воспалённый мозг генерировал в картинки мои самые большие страхи, потому что сама я не смогла бы жить, если бы потеряла Артёма. А смог бы он?

Сгребаю пальцы в кулаки и с шумом выпускаю углекислый газ, что не остаётся незамеченным Севером. Он бросает на меня короткий взгляд, а потом клацает поворотником и съезжает на обочину.

— Что с тобой, родная? — выбивает хрипом, ловя мой потерянный и перепуганный взгляд.

Я знаю, что этого не могло быть. Понимаю, что всё это было нереальным, но не справляюсь с паникой и болью за любимого человека, поэтому вырываю из себя слова, на которые так боюсь услышать ответ:

— Ты собирался покончить с собой?

Из глаз текут слёзы. Соль иссушивает и без того обезвоженную кожу. Я читаю ответ в глубине его зрачков. Я вижу его в сердце, которое не хотело биться.

— Да.

— Неееет! — вою, падая ему на грудь.

Это неправда. Ложь! Всё это было просто сном и не более того.

Мужские руки гладят мою спину и плечи. Пальцы перебирают спутавшиеся пряди. Дыхание обжигает щёку.

— Извини, маленькая, за то, что я оказался таким слабым. Я не мог жить без тебя. Просто не мог, Насть. Я хотел оборвать пустое существование, но ты не дала мне этого сделать.

Даже сквозь рыдания отчётливо слышу каждое слово и, скрипя зубами, вынуждаю посмотреть в любимые бирюзовые глаза.

— Как? — всё, что удаётся из себя выжать.

Сама не знаю, что хочу этим спросить. Как он собирался убить себя? Или как я его остановила?

Не могу смотреть на него, поэтому утыкаюсь лоб в лоб и позволяю векам упасть вниз. Слишком больно. Изнутри на ошмётки полосует это осознание.

Тишина затягивается, но я не готова нарушить её и узнать правду.

Перед глазами снова всплывает страшная картинка: ночь, Артём, пистолет, палец на курке. В глазах отчаяние и такая боль, что я натуральным образом скулю.

Северов сильнее сжимает мои плечи и шепчет:

— Ты была рядом, родная. Всегда рядом. И в ту ночь… — я хочу заткнуть руками уши, чтобы не слышать этого. — Я сдался. Я снова достал ствол, но ты просила меня держаться.

Снова…

Просила держаться…

Я помню это. Господи… Это было на самом деле. Но как? Как?! Разве такое возможно?!

Я не просто плачу. Я реву. Рыдаю. Захлёбываюсь слезами и всхлипами. Я давлюсь звериным воем. Я агонизирую от боли и понимания, что пока я валялась в отключке, мой любимый мужчина не хотел жить. Сколько же ужасного ему пришлось пережить. Сколько страданий и боли. А если бы он сделал это? Что если бы я пришла в себя, а его уже не было бы на этом свете? Я бы отправилась следом за ним. Пока я изо всех сил боролась за жизнь, чтобы вернуться к нему, он собирался оборвать свою.

Все ревущие внутри меня чувства мгновенно перекрывает злость. Вырываюсь из рук Артёма и с такой силой отпускаю ему пощёчину, что из губы снова начинает течь кровь, а хлёсткий звук заполняет всё пространство машины.

Север прикладывает ладонь к щеке и вытирает кровь. Наблюдаю за его действиями, бесконечно хватая ртом горький кислород, который вылетает вместе с животным воем, не усваиваясь в лёгких. Сердце не просто ломает кости, а превращает их в пыль.

Мы ошарашенно смотрим друг на друга, но не предпринимаем никаких действий. Время идёт. Телефон Артёма разрывается звонком, но мы даже не вздрагиваем, убивая друг друга в этом контакте.

А потом…

Потом мы бросаемся навстречу друг другу, не просто целуясь, а вгрызаясь в мягкую плоть. Дико и животно сплетаемся языками. Шарим руками по телам без какой-либо нежности. Мы сгораем в неистовом желании убедиться, что мы живы.

Артём накрывает ладонью мою грудь, сжимая с такой силой, что причиняет боль, но стону я не от боли, а от удовольствия. Ловит двумя пальцами сосок и перекатывает между ними, оттягивает. Разрывает поцелуй и сквозь ткань втягивает его в рот. Выгибаю спину, давая ему лучший доступ. Рукой скользит по внутренней части бедра, размазывая смазку, которой не просто много, у меня между ног целый потоп. Жёстко растирает клитор, но вразрез с общей дикостью, слишком медленно и нежно вводит в меня палец.

Всего один, блядь, палец, а чувство такое, что он разрывает меня на части.

Его движения быстрые и резкие.

Накрываю ладонью его член и с нажимом провожу вниз-вверх, пока не вырываю из его горла стон.

Я хочу почувствовать его внутри. Его жар. Его твёрдость. Его жизнь.

Мне необходимо понять, что мы оба всё ещё живём.

Предпринимаю попытку расстегнуть его джинсы и переползти к нему колени, но Северов осторожно, но твёрдо удерживает меня на месте.

— Я хочу тебя, Тёма. — хнычу, продолжая ласкать его плоть и насаживаться на пальцы.

— Не сейчас, родная. — хрипит парень, вколачивая в меня уже три пальца и растирая большим клитор.

— Поче…му? — выбиваю смазанные, растянутые стонами звуки.

Ответа на следует, но он мне и не нужен, потому что уже через секунды меня накрывает штормовой волной мощнейшего оргазма. Всё тело горит и трясётся. Мандраж по конечностям летит. Я кричу от боли и удовольствия. Я вгоняю зубы в мужское плечо. Неосознанно с такой силой сжимаю член, продолжая водить по нему рукой, что следом за мной и Артём разбивается звериным рычанием, кончая.

Носом отодвигаю ткань его свитера и прижимаюсь губами к месту укуса, а потом утыкаюсь в него лицом. Тёма роняет голову мне на макушку. Мы оба дышим так тяжело и громко, что перекрываем шум машин с улицы.

— Потому, Насть, что ты ранена, а я не способен сейчас не только себя контролировать, но и мыслить адекватно. — влетает в заложенные уши хрипящий, задыхающийся голос любимого человека. Глухо выдыхаю, понимая, что он прав. — И, любимая, — по затянувшейся паузе понимаю, что он ждёт, пока я подниму на него глаза. С огромным трудом, но мне удаётся это сделать. Устанавливаем контакт, и он тихо продолжает, — я не трону тебя, пока не буду уверен, что тебе это не навредит.

Какой бы зависимой от него нимфоманкой я ни была, понимаю, что Северов прав. Я и сама не до конца осознала, какие последствия может иметь физическая активность. Только сейчас, отойдя от шока, страха, злости, возбуждения и оргазма, тело начинает болеть так, что приходится сжимать зубы и не стонать уже от боли.

Тёма осторожно толкает меня на место и, открыв бардачок, что-то ищет.

— Блядь, где они? — рычит, продолжая копаться в куче мелочей. — Выпей. — командует, вручая мне блистер таблеток и бутылку воды.

Он всё так же чувствует меня и интуитивно понимает, что мне больно.

— Спасибо, Тём. — благодарю не только за таблетки, но он и это понимает.

Откидываюсь на спинку сидения и закрываю глаза. Несмотря на девятидневный сон, мой организм ещё не восстановился до конца и не восполнил жизненно необходимые силы.

— Ты как? — сипит парень, выезжая на дорогу.

Отвечаю, не разлепляя век:

— Жить буду.

Улыбка сама расползается по лицу.

— И я буду, Насть. Я почти совершил ужасную ошибку, но больше этого не повторится. Я не шутил, когда говорил, что ты спасла меня. Ты была там. И до этого тоже. Ты указала направление, в котором надо было тебя искать. И всё это время я чувствовал твоё присутствие. Не знаю, как объяснить. Я думал, что свихнулся на хрен, но…

Его слова пробиваются сквозь толщу физической боли.

Это не было сном. Это было по-настоящему.

Открываю глаза и цепляю пальцами лежащую на руле руку.

— Ты не сошёл с ума, Артём. Я была там. Ну, или мы оба сошли с ума.

Он снова останавливает машину, включая аварийку, и поворачивается ко мне.

— Ты хочешь сказать, что… Блядь! Я даже не знаю, как это назвать. Ты же не была там физически. Тогда как?

Если бы я знала… Я и сама ничего не понимаю, поэтому прижимаюсь к нему ближе и шепчу:

— Понимаю, что это невозможно, но… Если всё же это было на самом деле, то я сказала тебе, что никогда не умру ради тебя.

Любимый шумно выдыхает и продолжает:

— Я буду ради тебя жить.