Моя идеальная

Глава 50

Прощай…

Открываю воспалённые глаза, сканируя тёмное пространство моей временной комнаты. После всего произошедшего я просто не могу оставаться в квартире Артёма. Слишком много событий произошло, и слишком больно там находиться. Даже воздух в ней пропитан гнилым ядом смерти.

Замираю без движения, изучая рельефную лепку на потолке, виднеющуюся в слабом предрассветном свете. Почему-то это время сразу напоминает мне о нашем первом свидании, проведённом в лесу, когда мы сидели с Тёмой, закутавшись в плед, поглощая ледяную пиццу и встречая наш первый совместный рассвет.

Какой же глупой и трусливой я тогда была. Как боялась его прикосновений и напористых поцелуев. Как тряслась от страха, что родители узнают о нас.

Если бы я только знала, чем всё это закончится, то сразу бы сделала свой выбор, ещё задолго до той роковой осенней ночи. Если бы кто-то сказал мне два года назад, к чему приведёт наша с Северовым любовь, то я бы никогда не сказала Должанскому "да". Я бы не стала слушать родителей, наплевала на их запреты. Я бы просто отказалась от всего в первый же день, когда увидела нереальные бирюзовые глаза. Я бы утонула в этом омуте, предотвратив ужасные события, к которым привели мои слабость, трусость, незрелость и страх не угодить семье. Я хотела быть идеальной.

Блядь, что вообще значит это сраное слово?

Нельзя быть идеальной для всех. Если я подстраиваюсь под родителей, то от меня отворачиваются обычные люди, такие как Антон и Артём. Если же я тянусь к ним, то теряю родственные связи и свой обычный круг общения. Нельзя быть хорошей для каждого. Мои попытки сделать это привели к тому, что человек лишился жизни. А всё потому, что я недальновидная идиотка, которая не могла решить, чего хочет на самом деле.

Если бы ещё в день знакомства с Киром я воспротивилась маме и папе, то мне сегодня не пришлось бы идти на похороны. Мне бы не пришлось четыре дня жить в доме Ариповых, боясь даже думать о том, что произошло в квартире, которая стала для меня настоящим домом. Спальня, в которой случилось так много хорошего, не была бы сейчас залита кровью. Мне бы не пришлось трястись от страха на кровати за жизнь нашего малыша, на которой он был зачат.

При этой мысли губ касается слабая грустная улыбка.

А может, вовсе и не там… На столе, когда я просила любимого пойти до самого конца, в душе, на диване… Да какая разница, где и как? Главное, что внутри моего тела зародилась новая жизнь, которую мы создали вместе с самым дорогим для меня человеком на свете. Человеком, который похитил моё сердце, а потом поселил под ним ребёнка. Как бы я хотела, чтобы он был похож на Тёму. Те же белоснежные волосы, нереального цвета глаза, такая же ласковая улыбка…

Складываю ладони на животе, как делаю каждый раз, думая об Артёме, ведь это часть него.

Господи, как же мне его не хватает. Я так скучаю.

Едва глаза начинает жечь, схлопываю веки и делаю дыхательные упражнения. Как бы больно мне не было, у меня нет права расклеиваться. Я должна думать о нашем сыне или дочери, а не о себе. И пусть он ещё совсем крошка, но наверняка чувствует переживания матери, поэтому я должна держаться во что бы то ни стало. Я ведь сильная. Я смогла выжить, а значит, смогу бороться и дальше.

Стоит перевернуться на бок, чтобы попробовать уснуть, как на меня накатывает приступ тошноты.

Спрыгиваю с постели и бегу в туалет выворачивать в унитаз вчерашний ужин.

Последние четыре дня меня всё время тошнит ближе к утру.

Умываясь, думаю о том, что стоит сегодня поблагодарить семейство Ариповых не только за то, что приняли меня у себя и дали комнату рядом с гостевым туалетом, но и за то, что никому не рассказали о моём интересном положении. Даже мама и Вика не в курсе. Ещё не время им знать, иначе они убьют меня своей жалостью.

Только сейчас понимаю, почему Северов так ненавидел, когда его жалеют. Когда ты и так на грани отчаяния, то любое, пусть даже самое лёгкое сочувствие со стороны толкает тебя к краю, а мне нельзя падать. Я должна крепко стоять на своих двоих. Мои переживания вредны малышу, а их было слишком много с того самого момента, как я узнала, что беременна.

Возвращаясь в свою комнату, сталкиваюсь в коридоре с Екатериной Владимировной.

— Опять тошнит? — спрашивает участливо.

— Да. — позволяю слабой улыбке коснуться губ, когда добавляю. — Кажется, этот ребёнок решил, что мне пора на диету.

Женщина улыбается ласковой улыбкой и качает головой.

— Никакой диеты, Настя. Вам обоим нужны силы, и не только, чтобы справиться сейчас, но и на будущее. Малышу надо расти, а тебе хорошо питаться. Пойдём, — берёт меня за руку, волоча за собой, — покормлю вас.

Даже не стараюсь сопротивляться, потому что эта женщина — титан. И именно такое отношение мне сейчас необходимо. Мне не нужны сюси-пуси. Мне нравится её ненавязчивая, но всё же строгая забота.

Антону очень повезло с родителями. Если бы моя семья была хоть немного похожа на эту, то не произошло бы всех этих кошмарных событий. Но, как бы сказал Тёма, поздняк метаться. Всё равно ничего нельзя изменить. Всё случилось так, как случилось, и этого не исправить. Я просто должна оставить это в прошлом, закрыв ещё одну дверь, иначе сойду с ума.

Пока Тохина мама варганит незамысловатый завтрак, пробегаюсь взглядом по кухне-гостинной. Здесь так тепло и уютно, что в меня закрадывается лёгкая зависть. Как бы я хотела себе такой же дом, чтобы растить в нём нашего малыша. Понимаю, что чтобы создать такую атмосферу, необходимы годы и огромная любовь, которой мне сейчас так не хватает.

На глаза снова наворачиваются непрошенные слёзы, и мне не удаётся их сдержать, как ни стараюсь.

Я так скучаю по Тёме и нашей квартире…

— Так, что за слёзы? — спохватывается Екатерина Владимировна, ставя передо мной тарелку с варёными яйцами и тостами с мёдом. — Тебе нельзя сейчас плакать. Всё будет хорошо, и ты это знаешь.

— Знаю, но скучаю по нему. — всхлипывая, признаюсь как есть. Просто не могу держать всё в себе, потому что это меня убивает. — Он нужен мне. Нам…

Опускаю ладонь на живот, поглаживая пальцами. Вторую мою кисть, лежащую на столе, она накрывает своей и говорит тихо:

— Я понимаю, девочка, что сейчас тебе сложно, но надо немного больше времени и всё обязательно наладится. Главное помни, что это не конец, а только начало. Это новый путь, и вы должны его пройти. Пусть он начался с ухабов, но впереди обязательно будет лёгкая дорога, надо просто подождать и перетерпеть. Если упадёшь сейчас, то не сможешь идти дальше и никогда не узнаешь, что ждёт тебя за горизонтом. А там, поверь, много прекрасного. Ты очень сильная девушка. Жаль, что наше знакомство началось с таких ужасных событий, но я рада, что узнала тебя. Ты столько трудностей уже преодолела, а это просто одна из них. Не сдавайся сейчас и не опускай руки. Ты не одна. У тебя есть мама. Есть верные друзья. Есть мы с Сергеем и Антоном. У тебя есть твой ребёнок. А самое главное, что у тебя есть любовь. Держись за это и у вас обязательно всё получится.

Я бы хотела хоть что-то ей ответить, но не могу.

Уронив голову на ладони, раздаюсь горькими рыданиями. Женщина нежно обнимает и гладит по голове, давая выплакаться.

Господи… Господи… Что же я натворила? Как мне с этим жить? Как существовать с чувством вины за чужую смерть? Если бы я была хоть чуточку сильнее, то смогла бы справиться с Должанским и вызвать полицию. Но я не смогла. Не смогла… Господи…

— Всё, хватит реветь. Помни, что ты вредишь этим малышу. Даже совсем кроха чувствует переживания мамочки. Бери себя в руки, девочка. Я понимаю, что очень сложно такое пережить, но ты сможешь. Обязательно сможешь.

Даю себе ещё минуту на слабость и отпускаю напряжение вместе с раздробленным выдохом.

Она права. Всё не так ужасно. Я должна идти вперёд, как бы сложно ни было.

— Спасибо. — шепчу дрожащими губами, вскидывая взгляд к её лицу и встречая спокойствие в карих глазах.

— Не за что. — улыбается она и подаёт мне салфетки.

Привожу своё лицо в относительный порядок и принимаюсь за еду. Мне просто необходимы силы, чтобы пережить этот кошмар.

За окном зарождается новый день, а мы ведём с мамой Антона тихую отвлечённую беседу.

На кухне появляются Тоха и Сергей Глебович.

Быстро здороваюсь и поднимаюсь из-за стола, чтобы успеть собраться.

— Антон, сможем выехать через пол часа? — спрашиваю прежде, чем покинуть комнату.

Он матерится беззвучно, но даже за это получает строгий взгляд от отца.

— Сестрёнка, может не стоит тебе туда ехать? В твоём положении…

Указывает глазами на мой абсолютно плоский живот и отводит взгляд, краснея. Я тихо смеюсь, потому что с того момента, как он узнал о моей беременности, ведёт себя так, будто это что-то нереальное. Видеть краснеющего Тоху каждый раз, когда мы с его мамой говорим о ребёнке или он смотрит туда, где тот находится, это что-то с чем-то. Никогда бы не подумала, что он умеет смущаться.

— Я должна поехать. Должна сказать последнее "прощай" и отпустить. Иначе я просто не смогу жить дальше. — толкаю серьёзно с дрожащими интонациями.

— Настя… — начинает Тоха.

— Она права, Антон. — отсекает его отец, сжимая плечо сына. — Как бы сложно не было, некоторые события просто нельзя пропускать. Так надо. Настя, — перебрасывает взгляд на меня, — может, я тебя отвезу?

— Спасибо, Сергей Глебович, но нет. — отрицательно качаю головой. — Я сама.

— Хорошо. Сын, давай жуй и собирайся.

Вернувшись в своё временное прибежище, скидываю махровый халат и вытаскиваю из шкафа чёрное строгое платье ниже колен. Натягиваю бюстгальтер, уплотнённые капроновые колготки, платье. Расчёсываю спутанные волосы и затягиваю в тугой конский хвост. Смотрю на своё отражение и едва сдерживаюсь, чтобы не завалиться лицом на постель и не поддаться истерике.

Я еду на похороны. Господи… Я только один раз в жизни была на таком мероприятии, когда умер дедушка. Я так явственно помню царящую на кладбище атмосферу отчаяния и горя, что спина покрывается липким холодным потом, а в пальцах зарождается нервная дрожь.

Как я справлюсь с этим? Как? Как, мать вашу, я подойду к гробу человека, причиной смерти которого стала?

Упираюсь ладонями в край трюмо, закрыв глаза, и часто дышу, втягивая кислород через нос и выпуская углекислый газ через свёрнутые трубочкой губы. Приказываю себе успокоиться и собраться.

Я должна быть там. У меня нет выбора. Я просто не могу не поехать.

Поднимаю ресницы, всё так же облокачиваясь на поверхность, и смотрю на своё отражение.

На лице ни грамма макияжа, под глазами чёрные круги, горестно опущенные вниз уголки губ, пустые безжизненные глаза.

— Отличный видок. — бубню тихо, коротко хмыкнув.

Завязываю на шее шарф и беру чёрное длинное пальто. На улице слишком холодно, а я должна думать о малыше. В последнюю секунду возвращаюсь к шкафу и натягиваю тёплые носки.

Встречаюсь с Ариповыми уже у входной двери и тут же отвожу взгляд, потому что в глазах начинает рябить от чёрного.

Почему его так много? Ужасный цвет. Больше никогда его не надену.

Сергей Глебович снова предлагает поехать на его машине, но я отказываюсь. Сама не знаю почему. Просто с Тохой мне как-то спокойнее, что ли.

Едва сажусь в автомобиль, он заводит двигатель и поворачивается ко мне.

— А теперь серьёзно, Настя, тебе не стоит ехать на эти ёбанные похороны. Ты, блядь, должна думать о ребёнке. О ребёнке моего друга, мать твою! Тёмыч в жизни не позволил бы тебе этого и свернул мне шею за такую херню!

— Антон, — шиплю, на секунды прикрыв глаза. Громко перевожу дыхание и зло отрезаю, — можешь не ехать со мной. Я тебя об этом не просила. Но я там буду, чего бы мне это не стоило. Я пройду через это, чтобы иметь возможность двигаться дальше. Если ты думаешь, что мне это решение далось просто, то это нихрена не так. Но я не могу поступить иначе.

Не знаю, что именно так действует на Арипова: мои слова и тон, взгляд или выражение лица, но он глубоко вздыхает и выруливает машину со двора.

Примерно на середине пути толкает тихо:

— Блядь, я всё ещё не могу поверить в твою беременность. Как это возможно?

Даже весь кошмар этого дня не мешает мне рассмеяться.

— Блин, Тоха, ты серьёзно? — выбиваю сквозь смех. — Не знаешь, как дети делаются?

— Не в этом дело, просто… Всё, что происходит… Весь этот пиздец… Как вы вообще решились на такое?

Смех обрывается так же резко, как и появился.

— Мы не собирались, но так вышло. Иногда так бывает. Артём сказал, что мечтает о настоящей семье, но я была не готова. — сжимаю пальцы на животе. — Когда увидела две полоски, то чуть с ума не сошла. Я испугалась. Но когда явился Должанский, я поняла, что должна любой ценой спасти ребёнка Тёмы. Я была готова абсолютно на все. Я…

Голос срывается, потому что воспоминая об этом приносят слишком много боли.

Когда Кир вынудил меня раздеться, я даже была готова к тому, что он меня изнасилует, и как бы трудно не было, я должна была это вытерпеть, потому что иначе он просто убил бы меня вместе с малышом. Но потом появился Северов. Когда он сказал, чтобы Должанский убил его, а не меня… Когда заявил, что у нас не будет детей, потому что он готов понести ответственность за убийство… Когда обернулся на меня в последнее мгновение перед выстрелом… Когда я…

— Сестрёнка, только не реви. — сипит Арипов, накрывая мои сцепленные руки ладонью. — Всё будет хорошо.

Коротко киваю и сжимаю зубы.

Я должна это пережить. Я это обязательно переживу.

Когда Лексус тормозит у ворот кладбища, где собралось уже огромное количество машин, делаю глубокий вдох, забираю с заднего сидения букет красных роз и выхожу на мороз, который тут же щипает за щёки и нос, но я едва замечаю это. Я вижу только бесконечный поток людей, направляющихся к месту погребения. Не давая себе времени на слабости и сомнения, гордо вскидываю голову и прохожу мимо всех уверенным шагом.

Нельзя сейчас ломаться. Я должна быть сильной. Ради нас всех.

Замираю всего в паре метров от открытого гроба, и веки сами опадают вниз. Тяжело сглатываю. Дышу. Шаг. Слышу рыдания женщины и ещё чьи-то тихие всхлипы, но себе не позволяю ни одной лишней эмоции. Я пришла попрощаться, а не реветь.

Большинство людей, собравшихся здесь, окатывают меня не просто презрением, а нескрываемой ненавистью, ведь я стала причиной его смерти.

Но они не знают, что в этой истории каждый сделал свой выбор сам. Выбор, который привёл к такому финалу.

Если бы я пошла против родителей раньше… Если бы Кирилл просто отпустил меня… Если бы Артём не перевёлся в нашу академию и не поцеловал меня на той вечеринке…

Всё могло бы быть иначе, но теперь глупо об этом рассуждать. Прошлое есть прошлое, и в него нельзя вернуться, чтобы принять другие решения. Все сделали свой выбор. Возможно, не все они были верными, но сейчас уже потеряли свою важность. Есть только этот момент. Есть сейчас, есть кладбище, есть человек, лежащий в гробу, которого я убила своими руками. И мне плевать, кто и что обо мне думает. У меня не просто есть причины жить, но и силы бороться.

Не обращая ни на кого внимания, опускаю розы рядом с деревянным ящиком. Я даже не слышу проклятий, которые сыпятся мне в спину, когда отхожу в сторону.

Отстранённо слушаю молитвы. Смотрю, как накрывают крышкой гроб и опускают в трёхметровую яму, чтобы навсегда оставить его там.

Так просто, оказывается, умереть. Всего одно мгновение, отделяющее жизнь от небытия. Ещё вчера он смеялся, дышал, жил, а сегодня его закапывают в мёрзлую землю.

Дыхание срывается, а слёзы замерзают на щеках, но я вынуждаю себя оставаться на месте. Вижу Егора, который следит за процессом, сведя брови на переносице. Вижу семейство Ариповых, разговаривающих с какими-то незнакомцами. Вижу, как находящиеся здесь люди бросают жмени земли на деревянную крышку.

— Я же просил тебя не приезжать сюда. — долетает сзади мужской голос, от которого я вздрагиваю.

— Я должна была сказать последнее "прощай". — шепчу, не оборачиваясь.

Мужская рука опускается мне на плечо, а затем сползает на талию.

— Почему ты такая упрямая?

— Потому что иначе нас бы здесь не было.

— Как малыш? — сипит, переводя ладонь на живот.

Опускаю свою руку вниз и накрываю его, сплетая наши пальцы.

— Отлично. Он сильный.

— Как его мама.

Улыбаюсь, потому что эти слова очень важны для меня.

— И как его папа. — не остаюсь в долгу.

— Поехали домой, моя идеальная девочка?

Оборачиваюсь всем телом и встречаюсь с бирюзовыми глазами. Обнимаю руками за шею, не задевая перебинтованной руки на подвязке, и выталкиваю ему в рот вместе с дыханием:

— Поехали домой, любимый.