Иду вперёд без оглядки на прошлое
Закончив рассказ, Настя замолкает, уткнувшись глазами в напольное покрытие.
А меня так коноёбит, что по замершему в тишине пространству летит стук металлических ножек стула о ламинат.
Моя девочка всё ведь рассказала. Не только о том, что произошло во время похищения, но и о своих снах и о том, почему молчала, чего боялась. Всё наружу вывалила.
Мысленно отпускаю себе сотый подзатыльник за то, что так и не рассказал любимой своей истории. Помню же, что сама слушать не захотела, но надо было хоть маленькими дозами пустить, чтобы ей не пришлось корить себя за то, что дала номер Егору. Блядь, понимаю, насколько сильно я ей нужен был, а она даже позвонить не решалась, чтобы мне не пришлось возвращаться в свой личный Ад. И даже о разговоре с братом не умолчала.
Тяжело поднимаясь на ноги, подхожу к Насте и без слов вынуждаю встать со стула. Едва взглядами встречаемся, тысячевольтным зарядом прошибает. Так же молча обнимаю, водя ладонями по наряжённой спине и дрожащим рукам. Прижимаясь губами к влажным волосам, целую макушку.
Дышу. Дышу ей. Надышаться не могу.
Даже если бы у меня и были слова, которыми можно описать свои чувства, то выдавить всё равно ничего не выходит.
Обоих трясёт.
Я ведь вместе с ней в этом ебаном лесу был. Ощущал, как и мои кости ломаются. Вместе выживали. Мы — единое целое. Не можем друг без друга существовать. И все чувства у нас напополам.
Мотор с такой одурью хуярит, что рёбра трещат. Дыхалка на износ пашет.
— Ты не злишься, Тём? — шуршит Настя, вскидывая голову.
Хватаю ладонями за лицо, фиксируя.
— За что мне злиться на тебя, родная? — едва рот открывает, сам ответить не даю, губами припечатываю. — Только если за то, что не позвонила сразу. Больше не за что, маленькая.
Глажу большими пальцами скулы. Выдохи рваные ловлю. Сильнее с каждой секундой нутро колошматит, на кровавые полосы рвёт.
— Если бы я не ушла тогда…
— Ты не виновата, Насть. — перебиваю уверенно, ведь так и есть.
— И ты не виноват, Артём. — шепчет сипло, опуская глаза на долю секунды, а потом опять контакт устанавливаем. — Никто из нас не виноват.
— Знаю, любимая. — и это правда. Однажды она просила никогда не винить себя, но только сейчас я понимаю, что это значит. — Дерьмо случается, девочка моя. — её ощутимо перетряхивает, и она сильнее ткань футболки в пальцах сжимает. — Я не могу находиться рядом с тобой каждую секунду. А ты не должна сидеть в четырёх стенах. Даже если бы мы не поссорились в тот день, то он мог подкараулить тебя у магазина, академии или работы. Мы не властны над судьбой, малыш. Не всегда можно всё контролировать.
Девушка всхлипывает, зарываясь лицом между плечом и шеей, тяжело гоняя воздух. Притискиваю крепче справа, едва касаясь рёбер на левой стороне.
Сука, там вообще живого места нет. А шрам…
Зубами скриплю, но продолжаю гладить её тело кончиками пальцев, не выдавая яростного потока, что внутри топит.
Отрываю расплывающийся взгляд от любимой девочки и перевожу на брата.
Я ненавидел себя за то, что оставил его с отцом. Но и Егор, оказывается, винил себя в том, что тот со мной сделал.
— Прости меня. — выбиваем одновременно.
Настя отрывает голову от моего плеча и растягивает губы в слабой улыбке.
— Ничего, что я рассказала о твоих словах, Егор?
Брат напрягается всего на мгновение, а потом начинает хохотать как припадочный.
— Блядь, братиш, у тебя не невеста, а Халк прям! Ты где её нашёл?
— В Питере. Но других таких нет, так что обломись. — улыбаюсь в ответ.
— Сто процентов нет. Не просто пробиться через пекло, но ещё и рассказать об этом не только тебе, но и незнакомому человеку… Это же какая сила нужна? — рубит, сменяя веселье на серьёзность. А потом подходит к нам и обнимает Настю, говоря тихо. — Спасибо, сестрёна. За то, что полюбила моего брата. Он заслуживает этого. Самую лучшую девушку заслуживает. Такую же сильную, как и он сам.
Я бы мог сейчас врубить ревнивого мудака, но вместо этого убираю лапу с её талии, позволяя обнять Егора в ответ.
— Эй, чё это за обнимашки и без меня? — врывается Тоха, подскакивая и выдирая мою девочку из рук брата, сам обнимает. — Ты молодчинка, сестрёнка. И ты тоже, Тёмыч. — переводит взгляд на меня, отпуская Настю.
Знал бы он, что я был готов сдаться, не говорил бы сейчас этого.
Любимая ведь обо всём рассказала, кроме того, что я сломался и опустил руки.
Спасибо, малыш.
Опираюсь спиной на кухонный гарнитур, пока друг поёт дифирамбы моей девочке, и улыбаюсь.
Сердце облегчением затапливает. Сверх края переполняет.
Моя девочка не просто смогла выжить, но и ещё сильнее стала. Пусть я и понимаю, что эти её панические атаки так просто не исчезнут, но теперь хотя бы знаю их причину. Бороться с ними практически невозможно, по себе знаю, но, по крайней мере, у меня есть понимание, что с ними делать и как помочь любимой.
Отталкиваюсь от столешницы, когда Настя, смеясь, подходит ко мне. Развожу руки в стороны, сам шагая навстречу своей жизни. Малышка обнимает за торс и шепчет, цепляя взглядом:
— Я хочу домой, Тёма. Соскучилась по нашей постели.
Вдох-выдох. Вдох-выдох.
Мотор кости прошибает. Блядь, знала бы она, как я хочу забрать её отсюда, но вместо этого отсекаю:
— А я соскучился по тебе в нашей постели, но нам обоим нужен отдых, маленькая. Утром поедем. Хорошо?
— Конечно, родной. Я не тороплю тебя. К тому же тебе многое надо обсудить с братом. — выбивает на одном дыхании и поднимается на носочки, прикасаясь губами к щетине на подбородке. — Колется. — смеётся, растирая губы.
Улыбаюсь на её замечание и оставляю быстрый поцелуй на сладких губах своей девочки.
— Пойду побреюсь и искупаться не помешает. Ничего, если оставлю тебя с этими кретинами? — разрезаю, косясь на дурачащихся Тоху и Егора.
Только сейчас до меня доходит, почему Арипов заменил мне брата. Они очень по характерам схожи. Возможно ли, пусть и неосознанно, что я искал замену братишке, которого потерял так тупо?
Любимая следит за моим взглядом и гулко выдыхает, сжимая тонкими пальчиками мою ладонь.
— Как ты, Артём? — шелестит, когда взглядами встречаемся.
Моя очередь тяжело выпускать воздух.
— Честно?
Любимая отбивает напряжённо:
— Честно.
— Не знаю, Насть. Столько всего произошло. Не только в голове, но и внутри всё перемешалось. Блядь, малыш, — сиплю, утыкаясь лицом в её шею, чтобы никто больше не услышал моих слов, — когда я потерял тебя, то чуть не свихнулся. Потом Егор позвонил. Меня, сука, на части рвало между вами. Я и с ним поговорить хотел, и к тебе рвался. Я вообще нихуя не понимаю. Я запутался, Насть. Я не знаю, что делать.
— Зато я понимаю, Тём. — толкает едва слышно, вынуждая оторвать голову от её шеи. — Егор — твой брат. Вы много лет не виделись, особенно учитывая то, как вы расстались, то неудивительно, что тебя так растаскивало.
— Как тебе это удаётся, маленькая? Ты понимаешь меня лучше, чем я сам. — бомблю с хрипом, утыкаясь лоб в лоб.
— А тебе, Северов? — тянет эту свою мозговъебательную улыбку, и я, сука, в очередной раз плыву.
Всё дерьмо исчезает. Вся боль растворяется. Все сомнения тают. Все страхи испаряются.
Когда я только забрал Настю из больницы, и она говорила, что этот уёбок не насиловал её, то не мог поверить её словам, как бы, сука, не старался. Каждое слово Должанского помню о том, что он с ней сделал. Боялся, что она просто успокоить меня хочет, но теперь… Когда она всё рассказала, я понимаю, что ложью были его слова.
Блядь, когда моя девочка упомянула, что он ей член в рот засунул, едва сдержался, не только чтобы не завыть, но и не слететь с катушек.
Как моя малышка выдержала весь этот Ад? И то, как он избивал её… Сука, скованную беззащитную девушку. Мою, мать вашу, девочку. Мою невесту!
Убью эту мразоту, как только найду. Тоха с отцом уже связался. По всей России поиски начнут.
Я ему череп нахуй вскрою. Зубами вены вырывать буду, пока кровью не истечёт. Никогда больше не позволю любимой даже думать о нём. Эта мразь не приблизится к ней и на сотню шагов.
Башкой соображаю, что не могу каждую секунду быть рядом с Настей, но если придётся, то охрану найму. Блядь, я готов на коленях по всему миру ползать, лишь бы она была в безопасности.
— Я так сильно люблю тебя, родная. — шепчу хрипло, завладевая её податливыми губами. — Так горжусь и восхищаюсь твоей силой и смелостью. Ты не сдалась, любимая. Спасибо тебе за это. — рассекаю сипом, задевая её губы и глотая тяжёлое дыхание.
Настя слегка отстраняется и кладёт ладонь мне на грудь, туда, где колошматит по рёбрам сердце.
— Как я могла сдаться, Артём? А бы не оставила тебя. Никогда-никогда. Я же обещала, что тебе всю жизнь придётся со мной страдать, так что привыкай. — обрубает с лёгкой нежной улыбкой.
Ни один синяк или порез не может испортить её красоту. Провожу большими пальцами по скулам и щекам, прижимаясь к губам. Проталкиваю язык в её ротовую, но лишь мягко касаюсь её. Глажу и ласкаю. Ладонями шею мну.
Любимая то же самое делает, а потом сжимает моё плечо и отодвигается, жадно хватая воздух сквозь влажные от моей слюны губы.
— Что случилось, родная? Всё хорошо? — бомблю неуверенно, ведь всё ещё боюсь сделать что-то не так.
Наверняка же не знаю, как она на мои ласки отреагировать может после того, через что прошла.
— Ты колючий. — опять смеётся, растирая подбородок и губы.
Улыбаюсь искренне, прижимая к себе самого дорогого человечка на свете. Она кладёт голову мне на плечо, обжигая дыханием шею.
Провожу свободной рукой по подбородку и морщусь. Из-за моей генетики бриться приходится каждый день, чтобы не выглядеть пугалом. А я десять дней этого не делал. Неудивительно, что люди в больнице так на меня косились.
— Егор, — окликаю брата. — шмотьё какое-нибудь подкинешь? И бритва не помешает.
— Ноу проблем, братиш. — высекает, ставя на плиту чайник. — Бритву мою возьми. Тряпки принесу.
Когда выходит за дверь, опускаю глаза на Настю. Она будто чувствует это и поднимает свои.
— Иди, Тём. А я пойду прилягу.
— Устала? — спрашиваю обеспокоенно.
— Немного. И нога болит. — отбивает тихо, хмуря лоб.
— Блядь! — рявкаю зло. Совсем мозги отшибло. Я даже забыл, что ей нужны лекарства и перевязки. — Сильно болит, малыш? — дожидаюсь, пока она отрицательно качнёт головой, хоть и вижу, что привирает. — Сейчас скатаюсь в аптеку и привезу колёса. — перебрасываю взгляд на вернувшегося брата. — Егор, какие колёса нужны?
— Я сам съезжу. А ты пока в порядок себя приведи. Смотреть на тебя стрёмно. — режет с улыбкой. — Только сначала ногу твоему Халку перебинтую.
До скрипа челюсти жму. Нет, я, конечно, понимаю, что он не просто ничего лишнего себе не позволит, но даже пялиться на неё как на девушку не станет, но ревность — дерьмовое чувство, и бороться с ней у меня до сих пор не выходит.
— Сестрёнка не Халк, а Терминатор. — отсекает Тоха, перехватывая инициативу.
— Может, хватит уже моей невесте прозвища придумывать? — бурчу достаточно громко, но сдержанно.
— Всё в порядке, Артём. — тихо смеётся Настя, вставая на носочки и прижимаясь к щеке лёгким касанием губ. — Я не обижаюсь. Пусть на Халка не очень-то и похожа.
Все заходятся смехом, и я в том числе.
Пусть медленно, но напряжение всё же начинает отпускать.
С улыбкой иду в душ, пока брат обрабатывает раны моей девочки. Если быть откровенным, то тупо сбегаю, потому что не могу смотреть на рваный красный рубец и расползшиеся по всей левой стороне её тела синяки.
Это больно. Слишком, мать вашу, больно сознавать, что она каждую секунду испытывает от них боль, а я даже помочь ничем не могу.
Блядь, мне так нестерпимо хочется сжать её до хруста, но, сука, нельзя этого делать.
Воду в ванну даже не набираю. Скидываю шмотки и встаю под душ. Напряжение из тела никуда не уходит, а голова начинает болеть сильнее. После сотряса любое неосторожное движение имеет для меня последствия, а после стычки с отцом досталось мне нехило. Должен признать, что даже в его возрасте удары не потеряли силу.
При этой мысли меня физически дрожью прошибает. Так перетряхивает, что нога скользит по эмали и приходится опереться о стену, чтобы не наебнуться.
Я думал, что после сегодняшнего смогу, наконец, отпустить своё дерьмовое прошлое. Но, видимо, времени всё же больше надо.
Пока бреюсь, стараюсь не обращать внимание на синяки, ссадины и рассечённую бровь. Хватит уже. Никаких больше слабостей. Я нужен своей маленькой девочке сильным, а не слабаком.
Обтеревшись полотенцем, натягивая одежду брата, с удивлением осознавая, что она мне как раз.
Сука, как можно привыкнуть к тому, что брат всего на пару сантиметров ниже меня? Да и мускулы накачал нихреново. Всё ещё четырнадцатилетним пиздюком его не только помню, но и вижу.
С тяжёлым вдохом вхожу на кухню, сразу замечая, что Насти нет. Егор с Тохой сидят за столом, распивая кофе, и разговаривают, кто бы сомневался, обо мне.
— Не помешаю? — бурчу, направляясь к шкафу с кружками и насыпая себе растворимый кофе. Никто ничего мне не отвечает, поэтому заливаю в чашку кипяток и занимаю место за столом. — Как Настя? — спрашиваю едва слышно, бросая взгляд на братишку.
— Держится молодцом. Ногу ей перевязал, а она даже не пискнула. Сильная девчонка. Тебе реально с ней повезло, братиш.
Киваю, отпивая напиток.
— Не просто повезло, Егор. Она стала смыслом моей жизни. Кому, как не вам двоим знать, как мало в моей жизни было чего-то хорошего. — перевожу взгляд с одного брата на другого, тяжело выдыхая, и утыкаюсь глазами в тёмную жидкость. — Даже после той ночи, Егор, я не мог нормально жить, пока не встретил Настю. — снова глухой вдох-выдох. — Она стала моим светом. Моей путеводной звездой. Знаешь, после того, что отец столько лет вбивал нам в головы о любви и о женщинах, я два года боялся даже себе признаться, что люблю её, но потом… Короче, все его слова были бредом. — устало подвожу итог.
— Главное, что в итоге ты это понял. — бубнит Антон. — Я даже ревновал тебя поначалу. — выбивает со смехом. — Думал, что ты совсем свихнулся, но теперь понимаю, Тёмыч. Она того стоит. То, что происходит между вами — это что-то нереальное. Не каждому такое дано. И я, блядь, реально рад за вас обоих.
— Спасибо, Тох. — отбиваю тихо и обращаюсь к брату. — Может, расскажешь, как сам жил все эти годы с отцом.
Он сжимает челюсти, а потом рвано выпускает воздух через нос, расслабляясь.
— Терпимо. — бросает зло. — Пришлось подстраиваться. И ему, блядь, тоже. Потому что после той уебанской ночи он понял, что может остаться совсем один, если не сбавит обороты. Мы научились как-то сосуществовать. Честно говоря, я не думал, что он рискнёт наброситься на тебя. Соррянчик, что не вмешался, но это был твой бой.
— Хорошо, что ты этого не сделал. — выбиваю ровно, понимая, что иначе мне не удалось бы справиться со своими демонами. — Я должен был разобраться с ним раз и навсегда.
Брат кивает и продолжает рассказывать о своей жизни. В конце повествования отводит взгляд и высекает:
— Прости, братиш, что тогда наговорил всего этого дерьмища. Я, блядь, не знаю, что на меня нашло. Я хотел тебя найти, но…
— Забудь об этом, Егор. Ты не виноват. И в том, что я не ушёл раньше, тоже. Теперь это в прошлом. Мне не хватало тебя, брат.
— Мне тебя тоже. — бомбит он, поднимаясь с места.
Делаю то же самое и обнимаю брата, закрывая ещё одну дверь. Дверь, за которой остаётся моя вина перед ним.
— Эй, и снова обнимашки без меня. — хохочет Арипов, закидывая лапы нам на плечи.
— Блядь, Тоха, меня иногда реально пугают твои пидарские замашки. — ржу, делая пару шагов назад.
— Пошёл ты, Север. — отбивает, растягивая лыбу от уха до уха. — Так какие у вас тут достопримечательности можно посмотреть среди ночи?
— Ночью только самые лучшие. Клубы и бары. — бросает Егор.
— Это мне подходит. Ты с нами? — переводит взгляд на меня.
Возможно, мне и хотелось бы согласиться, чтобы провести с братом больше времени, но не могу оставить Настю. Хотя кому я вру? Не хочу я её оставлять.
— Это без меня. И вы не перебарщивайте с бухлом и девочками. — кидаю уже вдогонку, когда выходят из квартиры.
Тихо, чтобы не разбудить любимую, открываю дверь и вхожу в спальню.
Моя малышка лежит на спине, глядя в потолок.
Не спит. Но почему тогда не вышла к нам? Даёт мне время?
Быстро подхожу к ней, присаживаясь на край кровати. Она смотрит на меня, несколько раз моргая, и приподнимается на локтях. Зависаем, тупо глядя друг на друга. Не знаю, отчего мотор так заходится, но даже дыхание срывается. Пошевелиться не могу. Тишину в итоге разрушает Настя.
— Всё хорошо, Артём? — едва слышно вопрос задаёт.
Только сейчас выдыхаю, понимая, почему она молчала. Опять ведь за меня беспокоится.
Закидываю ноги на постель и раскрываю объятия. Любимая без промедления прижимается ко мне, кладя голову на плечо. От её рваного дыхания по коже мурахи бегут. Крепче сжимаю её плечи, касаясь голодными губами виска.
— Всё отлично, малыш. Ты не просто вернулась ко мне, но и вернула мне брата. Это всё так странно, что я до сих пор поверить не могу, что тебя нашли именно они. Да, и мои видения, и твои сны… Как это возможно? — сиплю потерянно, гладя её спину и волосы.
— Не знаю, Тём. Я тоже ничего не понимаю, но всё равно, — переводит тяжёлое дыхание и продолжает, — я рада, что всё случилось именно так. Что если это судьба? Ты бы не смог спокойно жить, пока не победил всех своих демонов и не избавился от чувства вины перед братом.
Все жилы на разрыв от её слов. Кислота по венам. На коже холодный пот выступает.
Как это может быть к лучшему? Она через грёбанный Ад прошла.
Беру себя в руки, выравнивая подрагивающий голос, и выдавливаю из скрутившего горла:
— Какой ценой, Насть? Тебе не кажется, что нам пришлось заплатить за это слишком дорого?
Подтягиваюсь выше, принимая сидячее положение, и смотрю на свою девочку сверху вниз, ныряя в глубину её зелёных глаз.
— Оно того стоило.
— Блядь, Настя, что ты несёшь?! — рычу взбешённо, но она спокойно закрывает мне рот пальцами и, поднимаясь, целует и шепчет прямо в губы.
— Если для того, чтобы ты смог жить без призраков прошлого, мне пришлось пройти через всё это, то я готова заплатить любую цену, Тём. Я люблю тебя. Ты самый дорогой и важный человек в моей жизни. Ради тебя я готова пойти на всё. Ты и сам такой же, Артём. Не заботишься о себе, когда дело касается меня. Поэтому не вини меня за мои мысли и выводы. Если ты не думаешь о себе, то это буду делать я.
Сууукааа. — рычу мысленно.
Знаю же, что она права. Всегда, блядь, права.
Отпускаю глухой выдох и прижимаюсь к губам, а потом утыкаюсь своим лбом в её и шепчу:
— Понимаю, маленькая, но сделать с собой нихуя не могу. — усиливаю нажим на её плечи, прижимая мягкое тело крепче. — Но больше никогда так меня не пугай. Ещё один такой поворот я просто не переживу. Вылечу нахуй с трассы.
— Обещаю, любимый. — шуршит едва слышно и подцепляет пальцами край моей футболки. — Сними её. — бубнит, когда попытка стащить с меня одежду заканчивается в районе грудины.
— Зачем, малыш? — хриплю, поддаваясь её умоляющему взгляду, и приподнимаюсь, позволяя ей избавить меня от футболки.
Любимая проводит ладошкой по грудной клетке, разгоняя не только новую толпу мурашек, но и волны жара по всему телу. Ловлю её тонкие пальчики внизу живота, когда подбирается к поясу штанов. Она вскидывает на меня взгляд и шепчет:
— Я так скучала по тебе, Тём. Хочу просто обнять тебя без преград. Как раньше.
Блядь. Я отлично понимаю, что если мы сейчас разденемся, то моё возбуждённое состояние сразу станет очевидным. Несмотря на весь кошмар, события, страхи и переживания, одно присутствие моей девочки рядом вызывает у меня похотливое желание. Уверен, что сдержусь, даже если мы оба останемся без одежды, потому что не рискну прикоснуться к ней и причинить боль. Но вот беда в том, что я улавливаю в её глазах такой знакомый блеск, что, сука, боюсь не утерпеть, если она начнёт меня провоцировать.
Соскакиваю с кровати и спускаю вниз штаны, оставаясь в боксерах. Настя молча встаёт на колени и снимает майку. Стягивает с задницы огромные штаны Егора и падает обратно, вытягивая ноги. Без слов понимаю, чего она от меня ждёт. Подцепляю ткань и медленно избавляю её от шмоток и тут же слюной давлюсь, потому что трусов на ней нет.
Блядь, я уже и забыл об этом.
Ложусь в кровать и укрываю нас обоих одеялом. На самом деле избавляю себя от соблазна, который вызывает её обнажённое тело. Даже синяки его не уродуют. Только вызывают новый приступ злости и даже бешенства. Глушу на подходе и обнимаю свою девочку. От касания голой горячей кожи к моему телу, член до такой степени перекачивает кровью, что, сука, больно становится, но я терплю, легкими касаниями гладя любимую.
Прижимаюсь ртом к волосам, но в этот момент она поднимает голову, подставляя лицо, и мы встречаемся губами.
Срываюсь…
Срываюсь на хрен, когда сама языком мне в рот толкается. Ягодицы ладонями сжимаю, сильнее в себя втискивая любимую. Членом в лобок упираюсь, ощущая лёгкую поросль. И это ещё сильнее, блядь, заводит. Она всегда и везде гладкая, но сейчас вызывает какие-то новые ощущения. Только силой воли вынуждаю себя разорвать поцелуй и отодвинуться от Насти.
— Тёма… — шепчет страстно, с затуманенными похотью глазами.
Вашу ж, блядь, мать.
Не стоило мне недооценивать уровень её "соскучилась". Знаю же, блядь, что она заводится с пол оборота, но всё равно поддался. Думал, что после всего этого кошмара, через который прошла, то не возбудится так быстро и сильно. Нет, я, конечно, пиздец как счастлив, что те ужасные события не вызывают у неё отвращения к сексу, но сейчас не могу позволить большего нам обоим, только…
— Раздвинь ноги, родная. — сиплю, придвигаясь ближе и накрывая ладонью промежность.
Она без раздумий разводит бёдра в стороны, и я скольжу пальцами по мокрым разбухшим лепесткам, раздвигая их.
Моя девочка стонет, когда толкаюсь в неё двумя пальцами, большим лаская налитый желанием клитор. Нахожу сладкие губы и впиваюсь в них поцелуем, наваливаясь сверху. Ползу ниже, оставляя мокрые дорожки на шее. Втягиваю в рот твёрдый сморщенный сосок, но не прикусываю, как делаю всегда, а только посасываю и глажу языком. Наращиваю темп. Её стоны тоже набирают обороты.
— Я хочу… Тёма… Хочу… — шипит, сильнее выгибая спину в пояснице.
— Блядь, малыш… — хриплю убито. — Пока только так…
Сука! Понимаю, что если бы она испытывала боль, то не просила бы о большем, но не могу в данный момент ей дать то, чего мы оба так хотим. К тому же она сейчас на обезболах, а потом ей эта активность вдвойне аукнется.
— Артём… Прошу… Тёма… — стонет, сжимая ладонью эрекцию.
Тут уже и я разрываю грудную клетку гортанным рычанием. Вынимая из неё пальцы, стягиваю трусы. Моя девочка следит за моими действиями, медленно соскальзывая глазами от лица к члену, и облизывает губы.
Вашу мать!
Ложусь на бок, опираясь на локоть, и возобновляю ласки, а её пальцы сжимаются на стволе с такой силой, что я стону от боли и удовольствия одновременно.
— Полегче, малыш. — выбиваю хрипом, когда она увеличивает скорость, но хватку не ослабляет. — Я понимаю, что ты соскучилась, но если ты мне сейчас оторвёшь член, скучать придётся ещё больше. — смеюсь, целуя любимые губы.
— Извини. — шелестит, ослабляя нажим и сбавляя ритм. — Я с ума схожу рядом с тобой, Тём. — вынимаю из неё пальцы и ими же обвожу горошины сосков, смачивая её же соками. — Блядь… — сипит, когда дую на них и втягиваю в ротовую полость. Срываю себе последние предохранители, ощущая её терпкий вкус. — Любимый… Только не останавливайся.
— Не остановлюсь, маленькая. Не сомневайся…
Ползу вниз, покрывая её тело влажными голодными поцелуями. Осторожно провожу языком по рёбрам на левой стороне, закрыв глаза.
Не могу, сука, видеть эти чёрно-жёлтые пятна.
Егор сказал, что одно ребро у неё сломано, а на двух трещины. Я эту мразь Должанского точно убью. Из-под земли суку достану.
Отпускаю тяжёлый выдох, тормозя ярость, и спускаюсь ниже, пока моя голова не оказывается между её раздвинутых ног. Несколько раз прохожусь слюнявым языком по бёдрам, а потом и по складкам. Втягиваю в рот клитор, возобновляя движения пальцами внутри её влагалища.
Её влажные стоны мне чердак дробят. Реально из последних держусь, понимая, что если войду в неё членом, то медленно и нежно заняться любовью не выйдет. Мы же с ней, блядь, на всю голову ебанутые.
Любимая подрывает бёдра, упираясь пятками в матрац. Мягко, но настойчиво толкаю её обратно на постель, отрываясь от её жемчужины, и твёрдо высекаю:
— Настя, не двигайся. Ты сейчас на обезболах, но потом хуже будет.
— Не могу, Тём. — хнычет, цепляясь пальцами в волосы и толкая мою голову обратно, вынуждая продолжать. Вот только я не поддаюсь. — Пожалуйста…
— Блядь, родная, просто расслабься и получай удовольствие. — рычу с улыбкой и размашисто пробегаю языком от клитора к анусу и обратно.
Моя девочка опять подаётся навстречу.
— Блядь, Настя, мать твою, не двигайся! — гаркаю, опять поднимая башку и заглядывая в её лицо. — Иначе я остановлюсь. — наверное, это единственное, что может сейчас удержать на месте.
— Я стараюсь, но не получается, Артём. — сипит рвано, но задницу опускает обратно.
Блядь, я её до одури хочу. Но ещё больше хочу дать ей разрядку и стереть на хрен все её, да и свои воспоминания о той страшной ночи.
Осторожно подтягиваю её бёдра, избегая прикасаться к бинту, и закидываю ноги себе на плечи.
Так хоть дёргаться перестанет.
Быстро, но при этом без лишнего напора довожу любимую до оргазма, трахая её то языком, то пальцами. Она вскрикивает, зажимая ногами мою голову. Продлеваю её удовольствие, покусывая пульсирующий клитор. Это первый укус, который я себе позволяю за половой акт. Знаю ведь, что они её ещё сильнее заводят. Выпиваю её оргазм и осторожно снимаю её ноги с себя. Поднимаюсь вверх и падаю рядом с ней, прижимая свою любимую девочку к груди. Она мелко дрожит и царапает ногтями плечи и грудную клетку.
— Люблю тебя, родная. — сипло шепчу ей в волосы.
Она только крепче жмётся ко мне, ничего не отвечая. Но мне это и не надо. И без того знаю, насколько сильно и она меня любит. Мы давно уже не нуждаемся в этих признаниях, доказывая свои чувства действиями, но всё равно постоянно продолжаем их произносить просто потому, что нам этого хочется.
— Тёмочка, — шелестит, когда рваное дыхание становится относительно ровным, — хочу, чтобы и тебе было хорошо.
Блядь, и я хочу, вот только вариантов у меня не много. Ловлю её руку и опускаю к члену, смыкая пальцы на стволе. Моя девочка несколько раз проводит ими по всей длине, а потом ловит мой взгляд и, установив контакт, просит:
— Хочу доставить тебе удовольствие, как только что ты мне.
Весь воздух со свистом лёгкие покидает. Меня аж перетряхивает, когда понимаю, о чём она просит. После её рассказа о том, что сделал этот уёбок, думал, у неё отвращение к такому виду секса появилось. К тому же…
— Родная, тебе надо отдыхать. Не напрягайся. Сломанные рёбра, зашитая артерия… Как ты себе это представляешь?
Вместо ответа она лишь сильнее стискивает пальцы на эрекции и тянет вверх. Понимаю, что собирается делать, поэтому встаю на колени и продвигаюсь вверх, пока член не оказывается на уровне её лица. Настя крепко зажмуривает глаза и тяжело сглатывает. Кроме этого звука в комнате только надо сорванное дыхание и слышится. Несмотря на то, что глаза её закрыты, я всё же успел увидеть в них страх.
Блядь!
— Плохая идея. — буркаю хрипловато, делая рывок вниз, но моя девочка хватает рукой член и поднимает ресницы.
— Не плохая, Тём. — отбивает полушёпотом и прижимается губами к головке, а потом всасывает её в рот.
— Ммм… Блядь… Блядь… Девочка моя… — выдыхаю сипом, пока Настя сосёт и облизывает, вызывая во всём теле дрожь нестерпимого удовольствия. — Вот так… Моя хорошая… Ммм… Охуенная… Блядь… Пиздец, какая охуенная… — бомблю матами, прикрывая веки от дичайшего кайфа.
Она не загоняет хер глубоко в глотку, её ласки только поверхностные, но мне, сука, и этого хватает. Я не просто перевозбуждён, я у последнее черты стою. Ощущаю лёгкое царапанье зубов на гладкой коже ствола.
Малышка нежно сжимает ладошкой мошонку и и ускоряется.
— Подожди. — выбиваю сквозь сжатые до скрежета челюсти, выдёргивая член из её рта. Она только непонимающе смотрит. Перекидываю ногу через её тело, потому что когда она берёт в рот сбоку, постоянно зубами задевает, причиняя пусть и слабую, но всё же ощутимую боль. — Давай так.
Любимая растягивает пухлые губы в улыбке и отползает немного вверх, принимая полусидящее положение. Более удобную позицию занимает, и я подтягиваюсь за ней, как, сука, намагниченный. Сам прижимаю шляпу к её губам, и она с готовностью принимает в рот. Понимаю, что двигаться ей в таком положении неудобно, поэтому начинаю медленно раскачиваться взад-вперёд, но как бы ни хотелось, глубоко она мне вбиваться не позволяет, сжимая основание пальцами каждый раз, когда предпринимаю попытку это сделать.
Второй рукой продолжает яйца ласкать, а потом опускает её вниз и тянется к клитору. Едва касается себя, оба стонами пространство разрываем. С завидной периодичностью воздух хватаем, но всё равно задыхаемся. Девочка моя сама ритм наращивает, начиная двигать головой. Её стоны из-за заполненного рта больше похожи на хриплое рычание. Сука, таскает меня от этого знатно.
Опускаю руку назад, накрывая её кисть, и сам касаюсь истекающей соками желания жемчужины.
Дыхание становится тяжелее и чаще. Стоны наращивают децибелы. Двусторонне.
Мои пальцы ускоряют движения и напор.
Настя полностью расслабляется, и я, наконец, вхожу в её горячий сладкий рот до конца, утыкаясь головкой в стенку гортани. Реально уже кончить готов, но держусь, пока по моему телу не пролетает вибрациями дрожь её оргазма.
И всё… Происходит извержение.
Едва чувствую, как сперма продвигается по семенному каналу, вынимаю член и подаюсь назад, заливая её грудь и шею. Пиздец, как хотелось кончить ей в рот, но почему-то тормознул в последний момент.
Возможно, в том проблема, что после того, что моей маленькой девочке пришлось пережить, я не хочу снова "опускать её в грязь".
По спальне пролетает стон, больше похожий на звериное рычание, но я с трудом догоняю, что он мне принадлежит.
Упираюсь подрагивающими руками в спинку кровати, опустив голову вниз. Стараюсь сфокусировать взгляд на лице любимой, но оно размывается. Опускаю веки, жадно хватая кислород. В нереальном ритме лёгкие пашут. И коноёбит как припадочного.
— Бляяядь… — тяну рвано, когда чувствую горячие мягкие губы и влажный язычок на головке. С трудом открываю глаза и вижу, как моя порочная девочка слизывает оставшиеся капли спермы, сжимая ствол ладонью. — Малыш… — хриплю сбивчиво. Громко сглатываю, когда по кругу языком проходится. — Любимая… Что ты… — от срывающего башню кайфа даже говорить не выходит нормально.
— Вкусный. — улыбается Настя с мозговъебательными ямочками на щеках, на которые тоже попали капли семенной жидкости. — Очень вкусный.
— Ведьма. — режу сипом, перетаскивая ногу через неё и падая рядом. С силой к себе жму и с жадностью целую. — Сладкая, соблазнительная, похотливая ведьма.
Смеётся моя зеленоглазая, облизывая мои губы. И я с ней смеюсь.
— Я жива, Тём. — шепчет, обрывая смех. Из глаз всё веселье и возбуждение исчезают. — И ты жив, Артём.
Она говорит странные слова, будто сомневалась в этом до настоящего момента.
Подбиваю пальцами её подбородок. Зрительный контакт устанавливаем.
Понимаю ведь, что это значит. Пусть наш путь ещё не закончен, но…
— Конечно, любимая, живы. Не могло быть иначе. Знаешь, Насть, — рассекаю так тихо, что сам себя едва слышу. Вдох-выдох, — я ведь тоже только ради тебя живу. Знаю, что это ненормально, но не могу иначе.
— И не надо иначе, Тёма. — шуршит не громче моего, прикладывая руку к моей грудине, туда, где для неё стук раздаётся.
— Для тебя стучит. — отбиваю напряженно, накрывая её грудь, и чувствую сбивчивые, но уверенные удары сердца.
Она накрывает мою руку своей и шепчет:
— А моё для тебя.