(Не)желанная. Я тебя не отпущу

Глава 18

Отец появляется возле бассейна и мы затихаем. Кажется, даже птицы уже поют не так громко, как раньше.

Невысокий, опрятный, в белоснежной рубашке и брюках. Лицо приветливое, на губах — легкая улыбка. Но это обман. Если заглянуть в его глаза, вся мягкость меркнет и тонет в жесткости. Взгляд прямой, цепкий, расчетливый. Пробирается в самую душу и выворачивает ее наизнанку.

— Что за вид, девочки? — когда отец подходит к нам, маска добродушности сползает с его лица. — Вы, обе, — он обводит взглядом Марину и Леру, — одевайтесь немедленно. Скоро приедет Раевский. Смотреть он должен только на свою жену. Причем с обожанием, — а теперь его взгляд достается мне, — да, Вероника?

Я проглатываю ком в горле.

— Да.

— Отлично, — кивает отец, — накинь что-нибудь и за мной. Надо поговорить.

Я переглядываюсь с сестрами и, накинув на плечи полотенце, шагаю следом за ним, как провинившаяся школьница.

В голове быстро-быстро путаются шальные мысли. Как в детстве.

«Накажет или нет? Накажет или нет?»

Сейчас я уже взрослая. Но эти мысли возникают в голове сами собой. Я нервничаю, абсолютно не зная, как контролировать свой эмоции. Не могу оставаться спокойной. Отец давит тяжелой энергетикой даже когда просто идет впереди меня.

Мы заходим в дом. Кутаясь в полотенце, я прохожу было в сторону зала, но папа останавливает меня.

— Мы пойдем наверх, — заявляет он. И улыбается уголками губ. — Должен же я знать, в конце концов, как устроилась моя дочь.

Как будто ему не все равно.

Вздохнув, я киваю. И мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Открыв дверь своей комнаты, я жду, когда отец пройдёт вперед. И захожу следом.

Окинув комнату внимательным взглядом, он медленно прохаживается по ней, заложив руки за спину. Наблюдая за ним, я кусаю губы и кручу в руках край полотенца. Сердце бьется, будто дурное.

Я не боюсь отца. Я боюсь неизвестности. Потому что никогда не знаю, чего от него ожидать.

— Неплохо, — повернувшись ко мне, заключает он. — Очень даже неплохо. Вадим постарался. Не пожалел денег.

Я снова киваю. И жду, когда отец уйдет. После этого я открою все окна в комнате, чтобы выветрить запах его тяжелых, восточных духов. Он пользуются ими постоянно. И этот парфюм… ассоциируется у меня не с самыми лучшими моментами. Я не хочу о них вспоминать. Но они въедаются в кожу вместе с запахом отца.

— Ты меня радуешь, Вероника, — продолжает он, все еще бродя зорким взглядом по моей спальне, — я видел ваши фото. Это прекрасно. Раевский купился на твою юность и красоту.

Отец делает шаг ко мне. Улыбнувшись, поправляет мои влажные волосы. А я замираю, не дыша.

— Жаль, тебе не досталось моей сообразительности и хитрости, — досадливо вздыхает он, — ты такая же, как твоя мать. Наивная и глупая.

— Что-то… не так, папа? — осторожно спрашиваю я.

Его глаза тут же вспыхивают тихой яростью.

— Я сотню раз говорил наедине не называть меня так, — цедит отец, сильнее, чем нужно, натянув одну из моих прядей, — у тебя память отшибло, Вероника?

— Петр, — тут же исправляюсь я. — Прости.

— Повтори свой вопрос, — командует он. И тон его меняется. Из приторно-мягкого становится ледяным.

— Что-то… — я судорожно вздыхаю, стойко терпя боль, — не так?

— Да, не так, — кивает отец. И снова улыбается. Это ужасная улыбка. Когда он вот так улыбается, это не сулит мне ничего хорошего. — Я ненавижу, просто терпеть не могу, когда меня держат за идиота.

— Что? — спрашиваю одними губами.

— То, — рычит он, оттянув мои волосы так, что перед глазами вспыхивают искры, — ты думаешь, я глупый? Думаешь, не пойму, что ты водишь меня за нос?

Я судорожно вздыхаю. Из глаз льются слезы. Но не от обиды, а от боли.

— Не реви, — сурово велит отец и, наконец, отпускает меня. Его глаза пылают злостью. — Вытри слезы. И ответь мне на простой вопрос. Один простой вопрос. Готова?

Я киваю, торопливо вытирая слезы с щек.

— Я говорил тебе соблазнить мужа? — спрашивает он.

— Да, — еле слышно отвечаю я.

— Да, — кивнув, повторяет отец. — Ты решила, что можешь меня ослушаться, верно? Думаешь, если съехала из моего дома, можешь делать все, что захочешь?

Я отрицательно качаю головой. Слова застряли где-то в горле.

— Тогда почему у тебя все еще отдельная спальня?! — вдруг орет он. — Не смей отрицать! Тут кругом твои шмотки! Ни намека на присутствие мужчины в твоей постели! Ты все ещё спишь в своей спальне!

— Но… — начинаю было я.

— Даже не думай меня обманывать, — предупреждает отец, — ты никогда не умела врать, Вероника. Я вижу тебя насквозь. Последний раз говорю, — и снова шаг ко мне. Резкий, пугающий, — оставь в стороне свою тупость. Перестань быть робкой идиоткой. Сделай так, как я велел! Иначе… — его рука ложится на мою шею и я леденею. Превращаюсь в статую. — Тебе уже ничего не поможет.

Я чувствую, как пальцы отца сжимаются на моей шее. Мне становится тяжело дышать. Но как только сзади меня открывается дверь, отец убирает руку и с предупреждением заглядывает мне в глаза.

— Вот вы где, — раздается за спиной голос Вадима.

И я чувствую такое облегчение, что начинает кружиться голова. Обернувшись, кидаю короткий взгляд на мужа и отхожу в сторону.

— Добрый вечер, дорогой зять, — улыбается отец, пожимая ему руку.

— Добрый, — задумчиво отзывается Раевский.

Но смотрит при этом на меня. Внимательно, пристально. Особенно на шею.

Отец хмурит брови и морщится, пытается вырвать руку из хватки Вадима, но у него не получается.

— Выйди, женушка, — притворно-ласково велит мне Раевский. Но его взгляд при этом тяжелеет, не терпит никаких возражений.

Я торопливо киваю и ухожу, закрыв за собой дверь. Прислонившись к стене, делаю глубокий вздох. И ещё один. Затем закрываю глаза и считаю до десяти. Сердце все ещё бьется, как сумасшедшее. Оглушает меня своим стуком.

О чем говорят Вадим и отец я не слышу. И соображаю сейчас плохо. Видимо отвыкла от поведения отца. Расслабилась вдали от его гнетущей ауры.

— Ника, — меня находят сестры.

Лера выразительно смотрит на мою шею и выругивается. Марина качает головой и, подхватив меня под локоть, уводит.

— Сейчас, погоди, — успокаивает, спускаясь вместе со мной по лестнице, — попьешь воды и отойдешь. На тебе лица нет.

— Чего ему не так? — сердится Лера. — Опять вышел из себя?

— Да тише ты, — оборачивается на нее Марина, — услышит, потом дома ещё и нам устроит!

— Ну и плевать, — пожимает плечами Лера, — нашла, чем пугать.

Но как бы она не храбрилась, ей всегда доставалось больше всех. Потому что у нее волосы рыжие. Как у мамы.

Наконец, мы спускаемся на кухню. Марина наливает мне воды и я пью ее частыми, большими глотками. Руку потряхивает. Из нас троих мне всегда было тяжелее выдержать гнев отца.

— Что случилось? — наклонившись, Лера упирается ладонями в свои колени и вопросительно смотрит на меня. — Неужели бил?

— Нет, — отрицательно качаю головой я. — Ты же знаешь, он не бьет.

— Лучше бы бил, — недовольно говорит Марина, — давит так, что дышать страшно.

— Это точно, — соглашаюсь я. И, снова наткнувшись на обеспокоенные взгляды сестер, добавляю: — все нормально. Ничего страшного не случилось.

— Ага, оно и видно, — закатывает глаза Лера.

— Я потом расскажу, — вздыхаю я. — Не могу сейчас. В голове каша какая-то.

Марина меня обнимает и гладит по голове, как маленькую. На меня это действует успокаивающе. Я чувствую тепло ее ладони и мне становится легче.

— Вадим с ним в одной комнате? — спрашивает сестра.

— Да, — отвечаю я. И снова напрягаюсь. — Сказал мне, чтобы я вышла.

— Божечки, — выпрямившись, округляет глаза Лера, — я ведь не одна думаю, что он…

Она поражено замолкает и обводит нас своим взглядом. Мы с Мариной понимаем, о чем говорит сестра. И удивляемся вместе с ней. Потому что ни за кого из нас ещё никто не заступался. Нас никогда никто не защищал.

От отца.