Вадим
Чтобы найти Нику, мне пришлось потратить немало нервов и времени. Ее смогли отследить, но не сразу. Вышла путаница с больницей, потому что в ней данных о моей жене не оказалось.
Совесть жрет меня огромными кусками, впивается зубищами в плоть и нещадно терзает. Потому что… это из-за меня Ника попала в больницу. Как я понимаю, она перенервничала и упала в обморок — на записях с камер было видно, как женушка падает и как ее окружает толпа людей, пытаясь привести в чувство.
Одно не ясно — почему она лежала в больнице так долго? Это что-то серьезное? У нее нашли какое-то заболевание? В нашем разговоре эти вопросы займут не последнее место. Мне нужно так много сказать жене… но я не знаю даже, с чего начать.
Мы подъезжаем к дому и как только Ника видит его, сразу же напрягается.
— Нет! — бледнеет, прижавшись спиной к сидению. — Не сюда! Нет-нет!
— В доме пусто, я всех разогнал, — пытаюсь успокоить ее.
Схватившись за живот, она качает головой.
— Неважно. Я не буду… не буду говорить в стенах этого дома. Не хочу снова… переживать все, что было.
Услышав это, я на секунду сжимаю губы в тонкую линию, затем кладу свою руку на ладонь Ники, которую она по-прежнему держит на животе. Но как только я прикасаюсь к ней, женушка вздрагивает и смотрит на меня испуганными глазами.
Боится? Но почему? Меня или… чего-то другого?
— Хорошо, как скажешь, — выдыхаю я. И, убрав от нее руку, снова завожу машину. — Уедем в другое место. Я продам этот чертов дом, хочешь? Потом купим другой.
— Ничего не хочу, — отзывается Ника, отвернувшись к окну. — Мы могли бы поговорить и в машине…
— Я не хочу в машине, — отрезаю я. И почему-то начинаю злиться. — О таком не разговаривают в машине. Это важно, Ника. Для меня, по крайней мере, точно.
Развернувшись, я отъезжаю от ворот и еду, куда глаза глядят. Между нами повисает молчание. Долгое, тяжелое, с витающей в воздухе недосказанностью.
За окнами Мерса пролетают улицы города. Я ищу место, где мы с Никой могли бы остаться вдвоем, но другая недвижимость находится за чертой города. Туда долго ехать, а я хочу говорить сейчас. Меня на части рвет от того, что происходит между нами.
Башка кипит от сотни мыслей, которые не дают покоя. Крепко удерживая руль, я поглядываю на Нику. Но она на меня даже не смотрит. Похудела за эти дни. И сейчас, рядом со мной, Ника выглядит слишком напряженной. Больше не доверяет мне. Это-то и добивает меня ещё сильнее.
Не выдержав, я торможу прямо в поле — как мы выехали за город, я даже не заметил. Хлопнув дверью, выхожу из машины, кидаю взгляд на бескрайнее, золотисто-зеленое поле с редкими деревьями вдали и открываю дверь для Ники.
— Прошу, — говорю ей ровным голосом, пытаясь унять волнение, которое мне вообще не свойственно. — Здесь относительно тихо. Нет лишних ушей. И это не мой дом. Подойдет?
Жена кивает и выходит из машины. Осмотревшись, покусывает нижнюю губу и опускает взгляд перед собой. Ее темные, волнистые волосы приподнимаются от лёгкого ветра, открывая лицо с заострившимися чертами.
Я скучал по ней. Все эти дни безумно скучал. А сейчас, когда она рядом со мной, не знаю даже, как к ней подступиться. Не знаю, как все исправить.
Поэтому начинаю с самого основного и важного:
— Прости меня, — не сводя с Ники напряженного взгляда, говорю я. — Я был не прав. Сильно не прав. Я не должен был…
— Выгонять меня? — поднимает на меня свои глаза она. И я вижу в них легкую издевку. — Орать на глазах у охраны? Или оскорблять?
Я тру переносицу и тяжело вздыхаю.
— Да, да. Ты права. Я мразь. Поступил с тобой, мягко говоря, ужасно. Я признаю это, Ника. Но у меня была причина… так поступить.
— Ты поверил, верно? — слабо усмехается она. — Поверил, что я хочу обмануть тебя?
— Поверил, да, — отводя взгляд, признаю я. И, взмахнув рукой, снова смотрю на нее: — я слышал ваш разговор. В том числе слова твоего отца про представление с удушением и о плане забеременеть. Что я должен был подумать, а?
Ника молчит. Поймав пряди своих волос, укладывает их себе на плечи.
— Ты должен был поговорить со мной, Вадим, — заглядывая мне в глаза, отвечает она. И голос ее начинает дрожать. — Разве сложно было… просто поговорить?
— Мне было сложно, — признаюсь я. — Из-за слов твоего папаши я все понял не так. Взбесился и посчитал, что ты предала меня. От злости наговорил тебе гадости.
Ника ничего не отвечает мне. Смотрит в сторону поля, по которому бродят лучи солнца, выглядывающие из-за тяжелых облаков.
— Любой, абсолютно любой человек подумал бы так же, — продолжаю я, осторожно положив свои ладони на плечи жены. — Твой отец в этом разговоре все перевернул. Так перевернул, что я подумал, что даже душил он тебя специально. Для дела.
— Специально, — кивает Ника, вытирая слезинку, что быстро скатывалась по ее щеке. — Так и было.
— Ты скрыла это от меня? — изумляюсь я. — Но почему? Разве я не достаточно тебя защищал от Петра?
— Не скрыла! — вдруг повышает голос она. И, гневно взглянув на меня, добавляет: — я тоже не знала! Веришь мне? Не знала! Он специально запугивал меня в тот день и следы на шее оставил тоже специально! Чтобы ты наверняка их увидел! Чтобы посмотреть, как ты относишься ко мне! Ведь я… я должна была забеременеть, потому что этого хотел отец. Но я даже не знала, зачем ему это.
— Чтобы забрать все, что принадлежит мне, — после небольшой паузы сообщаю я. — Он бы заставил тебя со мной развестись сразу после родов. И практически все мои акции перешли бы тебе. Он бы управлял компанией твоими руками.
Ника приоткрывает рот. Часто хлопая ресницами, смотрит на меня искренне и удивленно. И я в которой раз понимаю, каким был уродом. Она не могла врать. И сейчас не врет. Потому что просто не способна на это.
— Я не знала, — шокировано признается женушка. — Я думала, причины были другими. Отец не говорил мне.
— Ты хотела выполнить его план? — устало вздыхаю я.
Ника отрицательно качает головой.
— Ты ведь не дослушал разговор до конца, — бесцветным голосом говорит мне она. — Если бы дослушал, то не пришлось бы меня выгонять.
— Я не знал, Ника, — провожу резким движением ладонью по волосам и продолжаю: — услышал разговор и понял все по-своему. Мне… паршиво было, ясно? Я не мог дальше слушать. Ушел и напился. Потому что люблю. А не любил бы — выгнал бы сразу и здесь бы не стоял. Просто забыл и все, ясно? — склонившись к ней, я впиваюсь сосредоточенным взглядом в ее глаза. — А тебя не смог забыть, даже если бы захотел. Все эти дни были адом, Ника.
— Мои тоже, — с долей обиды и боли сообщает она. — Не одному тебе было плохо, Вадим.
Не выдержав, я притягиваю ее к себе и обнимаю. Крепко, как самую главную ценность в жизни.
— Я знаю. Знаю, что из-за меня ты пострадала. Я виноват. Не мог себя контролировать. Извини. Я исправлю, обещаю тебе. И отца твоего… больше никогда к тебе не подпущу.
Ника меня не отталкивает и от этого у меня в груди разливается заветное тепло. Я кладу подбородок на ее голову и закрываю глаза, подставляя лицо встречному ветру.
Впервые за столько дней мне становится легче. И ей — тоже. Я чувствую это. Знаю, она меня не простит так быстро, между нами все еще остаются сложности. Но я не отступлю, пока Ника не доверится мне снова.