(не) Моя доярушка

Глава 14

Марко

Лёгкий ветерок обдувал мою обнажённую кожу, испаряя оставшиеся на ней капли воды. Я стремительно шёл к дому в одних трусах, можно сказать, бежал, держа в руках мокрую одежду.

Еще пару секунд, и я накинулся бы на Машу, как дикий зверь, абсолютно неконтролируемый. Это было невозможно — вести себя спокойно, как пай-мальчик, когда внутри бушевали страсти. Какие разговоры и лазанья? Вцепиться в её белоснежную шею и кусать, пожирать её. Стащить её брюки и притянуть к себе, сжимать её большую задницу в руках и резко входить в мягкое, тёплое женское тело.

Остановился и завыл. Йопти, я действительно стоял и выл, как одичавший волк. Merda! Porco cane!

Я не мог так поступить с ней. Вместе с животным желанием поиметь своё во мне жило другое чувство — защитить её, беспокоиться о ней, переживать за неё, помочь ей. И это дурацкое раздвоение личности разрывало меня изнутри. Я не знал, что делать. Пытался прощупать себя, но всё в пустую. Не могу опознать свои чувства. Я словно отупел. Ничего не знаю, не понимаю. Как прибор, который выдернули из розетки.

Но знаю точно одно: во мне сегодня что-то изменилось, появилось что-то важное и неуловимое.

Я ворвался в свой дом быстро, без промедления. Если остановлюсь, то отключусь, а мне нужно понять, что произошло сегодня. Зашел в свою комнату, бросил мокрые вещи на пол и запустил руки в почти высохшие волосы. «Думай, Марко, думай», — твердил я себе. Вспоминал взгляды, прикосновения, дрожь. Я не понимаю, нравлюсь ли я Маше. Все внутри меня кричит «да», но я не уверен. Обычно такие вопросы не возникают: всегда чувствуешь, когда девушка готова быть с тобой или хотя бы симпатизирует. Привычные признаки флирта: моргание глазками, легкие касания, игривость — сегодня все было по-настоящему, искренне. Она не играла, но, возможно, даже не осознавала, какие чувства вызывает своими действиями.

Мой член снова напрягся, и в этот момент открылась дверь, вошла Алинка. На ней была легкая кофточка, под которой виднелся обтягивающий топик без бюстгальтера и короткая юбочка.

— Ой, ты в трусах, — попыталась выдавить из себя смущенный тон, но глаз не отвела. Наоборот, начала пристально смотреть на мою выпуклость в штанах.

Любопытно, а что же Борис? Мне казалось, что между ними была взаимная симпатия. Но сейчас я буквально кожей чувствую, как девушка хочет запрыгнуть на меня. Или мне это только кажется? После Маши я уже ни в чём не уверен. Нужно понять, не растерял ли я сноровку, и сейчас — самый подходящий момент. Я выпрямляюсь, словно футболист на поле, готовый принять мяч.

— Хочешь со мной лазанью сделать? — спрашиваю с улыбкой на лице.

Алина ловит мои слова, как глоток воздуха. Видимо, она только и ждала этого момента. Начинает снимать верхнюю кофту. Я ухмыляюсь, со мной всё в порядке. Я не дебил и ещё могу почувствовать, когда меня хотят. Но что тогда с Машей? Всё равно не понимаю. Смотрю на Алину, и мой член тут же успокаивается и возвращается в прежнее состояние. Игнорирую девушку, отворачиваюсь и иду к своей кровати. Мысли мечутся в голове. Сажусь и снова вспоминаю всё, что произошло в бане. Может, Маша не случайно водила своей ручкой и дышала мне в спину? Стопудово пыталась прожечь мою душу. Моя пышечка... Закрываю глаза и нежданно падаю головой на простынь.

Резко открываю глаза и офигеваю. Алина расположилась на мне, она в нижнем белье и пытается снять с себя топик. Останавливаю её и со злостью отталкиваю. Но когда понимаю, что она может удариться головой, принимаюсь ловить. Хватаю её за руку и поднимаю вверх, а затем встаю, беру с пола её юбку и бросаю Алине.

— Ты что делаешь? С ума сошла? — причитаю я.

— Так лазанью позвал делать… — шокированно сообщает девочка и добавляет: — Итальянскую. Я же всё поняла, — смотрит на мои трусы, в которых уже давно нет того, чего бы она хотела.

Закрываю глаза рукой. Все-таки я дебил. Забыл, что этой мадам только повод надо дать. Проверщик нашелся. Сейчас главное подобрать слова, чтобы не выглядеть чудовищем. Потому что желание схватить за волосы и выгнать её в зашей. Откуда вообще во мне такое, я не знаю? И меня начинает потряхивать от того, что я вообще так могу. Как будто началась моя трансформация, и я за ней не успеваю. Вместо человека-паука, человек-деревня, кажется.

— Алина, паста для лазаньи закончилась вроде, но есть маникотти, томаты, фарш.

— Маникотти?

— Ну, макароны, круглые трубочки такие, — говорю я, пока девчонка продолжает сидеть в трусах на моей кровати и смотреть на меня удивлённо-яростно.

— Ты серьёзно? — надевает она юбку и становится в позу ядовитой змеи.

Молчу. Сам виноват, решил проверить на свою голову. Алине будто крышу сорвало. Смотрю на неё с грустью, как на родную дочь. И хочется сказать: «Беги уже от меня, потому что ничего хорошего в жизни не получишь. Найди себе того, кто полюбит и будет ценить тебя. Может, с Борисом тебе повезёт, он хотя бы смотрит на тебя с интересом».

— Алин, слушай, нам не по пути, вот вообще никак… Ты хорошая, но…

— Молчи, — злится она.

И я затыкаюсь. Девчонка встает и бежит к двери. Я подхватываю с пола ее кофту и только хочу ей передать, как дверь открывается и заходит веселый Толик.

— Оу, а я что, помешал? Сорян.

Алинка смотрит на него свирепо, я передаю ей кофту, она берет с каким-то остервенением и кидается в проход, сшибая своей тоненькой фигуркой Толика. Тот даже попятиться не успевает, как ударяется об дверь косяком. Да уж, дружок, прости, этот удар должен достаться мне, но ты сам приперся.

— Это что, ей так секс с тобой не понравился? Или ты сказал, что его больше не будет? — ржет Толик.

— У нас ничего не было и не будет.

— А зря. Ты какой-то напряженный, лучше бы пар сбросил. Алинка никому не дает, тебя все ждет. Ну, если не вариант, то Катька есть внизу, главное — побольше бухла, — выдвигает дрыщ.

— Свали. У меня есть Маша, — говорю я, пытаясь закрыть дверь, при этом выталкивая Толика из комнаты. Жгучее давление в руках начинает беспокоить.

— Карузо! Ты че, сбрендил? Вообще-то она не твоя. Чтобы ты знал, я сегодня позову Машу в город к себе в гости. Деревенские о таком мечтают. Так что не смей мне мешать, — напряженно выдает Толик-гандолик.

— Деревенские мечтают, чтобы на такого, как ты, не наткнуться, — рычу я.

Глаза краснеют, и я всё-таки прихлопываю худосочного дверью. В попытке высказать мне, какой я гад, Толик получает закрытую дверь перед носом. Противно. Что они тут устроили? Пока я тут бегаю на два дома и слежу за Машей.

Надеюсь, Изабелла не участвует в этом. Вот это я поборник морали, твою мать. И смешно, и грустно. Да ещё Толик прав, Маша пока что не моя. Никаких прав, свободная женщина. И это ещё сильнее распыляет меня, я как вскипевшая вода, которая уже выплескивается из-под крышки.

Быстро переодеваюсь и бегу на второй этаж к уникальному человеку, который, кажется, всегда знал и видел больше, чем мы все вместе взятые. Тому, кто ждёт одну единственную. Влетаю в комнату к Сереже. Он сидит на своём чердаке и смотрит в своё любимое круглое окошко. И что оно ему далось?

Я мечусь по его комнате, словно в припадке. Пульс разогнался, и я выдаю всё:

— Сереженька, ты мне объясни, что это за содом и гоморра в моём доме устроили. Кролики недотраханные, — выдыхаю я. — Ты за Беллой смотришь? Убью, если узнаю, что хоть кто-нибудь к ней притронется, сразу в загс потащу. Уведоми всех, — хожу по чердаку красный и напряжённый.

Понимаю, что моя сестра — это вообще-то моя проблема, но сейчас просто хочется выговариваться и злиться. Ох, Серёжа, прости.

— Толик вообще охренел! — очень громко возмущаюсь я.

Сережа оборачивается и жестом приглашает меня сесть рядом. Как будто на сеанс к психологу попал. Опускаюсь на мягкий диван рядом с ним. Мы сидим в тишине и смотрим в круглое окно. Это помогает мне немного расслабиться.

— Марко, ты изменился.

— Почему?

— Ну, обычно ты не заморачиваешься, а тут каждый шаг и действие продумываешь. Даже Толик продолжает жить своей жизнью, а ты будто бы уже семью создал и детьми обзавелся. Мне тоже не нравится, что у многих людей низкая социальная ответственность, но ты, когда звал девочек и мальчиков, должен же был понимать, что они могут заниматься не только общением.

И я понимаю, что он прав. Я и сам так думал, но сейчас всё изменилось. Я изменился.

— Да что за девчонки пошли, им что, совсем не хочется любви, чтобы их добивались, сражались, весь мир к их ногам клали? — трепещу я.

Сережа поднимает бровь. Мы оба понимаем, что это значит.

Твою мать! Я весь горю. Попал. Просто пипец как попал. Вставляет не по-детски. Сердце рвет. Вот это да! Как же так получилось? Я и не думал, что такое возможно. Сука, да как так-то, за три дня я не просто поплыл от девчонки, а влюбился! Впервые в жизни! Да нет, так не бывает! Люди годами общаются, узнают друг друга. А я просто взял и отдал своё сердце за такой короткий срок. И мне не жаль. Я бы возвращался и отдавал его снова и снова. Моя пышечка.

И дело уже не только в её больших сиськах или моём первоначальном желании овладеть ею и поглотить. Хотя это никуда не делось, стало только сильнее и острее. Мне нужно довести её до сладких стонов, срывать с её губ поцелуи и жадно поглощать их. Но самое важное — это она.

Мне хорошо рядом и спокойно. Я чувствую себя рядом с ней как дома. Все вокруг нее родное, близкое, даже дед Коля, Митяй и корова Буренка. С ней я на своем месте.

У меня есть Маша. Эти слова, сказанные Толику, играют по-новому.

Моя булочка, бомбита, пышечка… Мне становится так просто и легко. Вот она, истина. У меня есть она. И меня начинает трясти.

— Маркуша, успокойся.

Как так? Я же просто хотел секса. И теперь хочу только с серенадой под луной и признаниями.

— Сережа, а что делать, если ты влюбился?

— Радоваться.

— А ты не влюблялся раньше?

— Нет, но очень хочу встретить ту самую.

— Но ты бы мог встречаться с другими, спать и искать ту самую, как ты понял, что это не принесет счастья?

— Зачем тратить время на тех, с кем не хочешь связать свою жизнь? Зачем целовать и понимать тех, кто не даст и доли тех эмоций, что даст тебе твоя любимая девушка? Но это просто я такой, мой папа такой, мой дед. У нас такое семейное, — уверенным тоном произносит друг.

А я впервые понимаю, о чем говорит Сережа, о чем говорил всегда мой отец. Когда убеждал, что мужчина, который полюбил, — счастливый мужчина. Вставляет только от своей. Та, которая запала внутрь. Никого, кроме Маши, больше не хочу ни видеть, ни слышать, ни обнимать. Только ее, ту, которую люблю.

— А ты в первый раз влюбился? — спрашивает Сережа.

— Во втором классе нравилась девочка, но она сдала меня, что я жвачки под стол клеил, и любовь прошла, — смеюсь я.

— Ну а сейчас? Какого это?

— А сейчас... Если бы Маша захотела бы меня сдать за клеение жвачек, я бы простил. Даже внимание на это не обратил бы. Но если бы она перестала со мной после этого общаться, то просил бы еще и прощения, лишь бы снова разрешила рядом сидеть.