(не) Моя доярушка

Глава 37

Мария

Мы заходим в отделение, как раз из палаты выходит молодая полноватая медсестра. Увидев нас, она строго поднимает бровь.

— Вы куда?

— К Анатолию Тучкову, — отвечает за всех Марко.

— К Толику?.. А, проходите, — вдруг смущается девушка и быстро ретируется.

В палате стоял запах антисептика и медикаментов. Толик лежит на кровати, его взгляд устремлён в потолок. Лицо парня изрезано царапинами, а одна рука в гипсе. Несмотря на это, он выглядит невредимым. Увидев парней, он пытается улыбнуться, но улыбка выходит грустной.

— Тебя выписывают? — спрашивает Марко.

— Пока нет. Невролог говорит, еще полежать надо. Сильно тогда приложился, — он постукивает здоровой рукой по виску.

Сережа с Марко встают у кровати, как два мрачных изваяния. Молчание затягивается, становится тягучим и невыносимым. Кажется, каждый хочет сказать что-то важное, но слова застревают в горле.

Первым не выдерживает Толик.

— Спасибо, что приехали... Помогли тогда. Мама меня заберет, я уже с ней созвонился. Можете больше не приезжать, — он сглатывает.

— А мы и не собираемся, — грубо выпаливает Сережа. Марко лишь стискивает челюсти.

Мы с Беллой переглядываемся.

— Так, мальчики, — начинаю я, — выходите-ка отсюда. Нам с Толиком нужно поговорить.

— Да, свалите на пять минут, — поддерживает Белла и решительно направляется к кровати. Я присаживаюсь на стул, она устраивается на краешке кровати.

— Давайте-давайте, — машет она рукой, прогоняя их.

— Нет, — хором отвечают Марко и Сережа.

— Пацаны, дайте мне с ними поговорить, — тихо, но твердо говорит Толик. — Им есть что сказать, и мне... — Он смотрит на них умоляюще. — Я инвалид, — поднимает загипсованную руку. — Приставать ни к кому не могу. — Он пытается улыбнуться, но получается нервно и жалко.

Мы с Беллой снова переглядываемся. Видимо, кому-то нужно ломать язык, а не руку.

— Пожалуйста, — тихо прошу я, глядя на Марко.

Тот тяжело вздыхает, но сдается.

— Серега, пошли. Мы за дверью, — он берет друга за плечо и выводит из палаты.

Толик ерзает, поправляет одеяло, пытается привстать и болезненно кривится.

— Да лежи ты, — успокаивает его Белла. — Не дергайся.

— Девочки, я не знаю, как извиняться... Короче, простите. Я не прав. На вашем месте я бы не простил.

— Хорошо, что ты не на нашем месте, да? — съязвила Белла.

— Толик, завязывай пить, тебя это до добра не доведет, — вступаю я.

— Маш, я тогда просто ляпнул со злости... А оно так получилось. Марко из-за меня страдал.

— А я, значит, радовалась? — поднимаю бровь.

— Нет... Ты тоже.

— Вы там закончили? — в дверь просовывается голова Сережи.

— Нет! Успокойся, — рявкает на него Белла, и дверь захлопывается.

— Белочка, ты мне всегда как сестра была. Я не хотел тебя обижать, я бы ничего не сделал... Ты всегда ко мне по-особенному относилась, а я был пьян... Черт.

— Я люблю Сережу, — отрезает она.

— Да люби на здоровье... — насупливается Толик. — Я не хочу оправдываться, поступил как последнее дерьмо. Пацаны такое не прощают. Но чтобы вы знали — мне стыдно.

— Принято, — говорю я. Белла молча кивает.

— Но запоминай, — продолжает она. — Еще один такой косяк с нами или с кем-то другим, то ты не дорожишь семьей, а значит, будешь навсегда из нее изгнан.

— Вы серьезно?

— Чтобы ты понимал, наше прощение — это еще не все. Парни тебя прощать не собираются.

— Имеют право. Спасибо, что вы меня простили.

— Ну и что за медсестра? — резко меняет тему Белла.

— Ну... Она выходила, вы ее видели... Хорошая, — Толик краснеет.

— Ой, ей-ей, кому-то нравятся женщины в теле, — фыркает Белла, смотрит на меня, я на нее, и мы одновременно начинаем смеяться. Толик сидит багровый.

— Да ну вас.

— Что тут происходит? — в дверь снова просовывается голова, теперь Марко. — Вы в порядке?

— Да, да, проходите, — выдыхаю я, давясь смехом.

— И что вы тут решали? — спрашивает Сережа, окидывая подозрительным взглядом нас и смущенного Толика.

— Ну, мы его прощаем, — заявляет Белла. — Но предупредили: еще один косяк — и мы закажем киллера, чтобы убил его, а то у самого плохо получается. — Она подмигивает Толику.

— Черный юмор, но в целом — да, — усмехаюсь я.

— Ладно, едем. Боря ждет, ему Алинка звонит, требует его и банку икры, — говорит Марко.

— Толь, там в пакете еда. Хлеб, колбаса, оливье, — тихо говорю я на прощание.

— Спасибо, — голос Толика дрожит, и я вижу, что его глаза влажнеют.

Мне его становится дико жалко. Да, он сам виноват во всем, что произошло. Но кто мы такие, чтобы судить его? Жизнь сама все расставит по местам. Доверие между парнями уже не будет прежним, это факт. Но и добивать человека, который искренне раскаивается, — дело мерзкое. Любой может оказаться на его месте. Прощая Толика, мы в первую очередь освобождаем самих себя от груза обиды и злобы. А дальше — уже его выбор. Сможет ли он измениться, встать на путь исправления, понять свои ошибки? Это даже важнее, чем просто мстить и вычеркивать его из жизни. Так у него есть шанс. А у нас — жизнь, полная любви, а не вечной злобы.

Так я рассуждаю, пока мы едем обратно. Машина останавливается у моего дома. Я выхожу. Марко выходит следом.

— Мне нужно домой, гостей провожать, — говорит он.

— Да, понимаю. Давай, — я неловко улыбаюсь.

— Маш, — он берет меня за руку. — Я попозже прийду. Жди меня, ладно?

— Да ладно, давай до завтра. Тебе там правда разбираться нужно. Я бы помогла, но голова еще раскалывается, да и козленка проверить нужно.

— Просто жди меня. Хорошо? — его взгляд становится настойчивым.

— Хорошо, — сдаюсь я.

Он наклоняется и тепло, чуть слышно шепчет на ухо: «Я люблю тебя». Разворачивается и прыгает в машину.

А я... А я остаюсь стоять на морозе с горящими щеками и одним-единственным вопросом в голове, на который у меня пока нет ответа. Что будет дальше?