Марко
Интересно, в какой момент желание обнять и поддержать мою пышечку стало сильнее стремления снять с неё платье и уткнуться всем лицом в её выдающиеся сиськи? Она смотрела на меня своими большими голубыми глазами, полными неуверенности и неловкости. Да еще и выдумала глупость какую-то про свои маленькие аккуратные ножки. Другой на моём месте мог бы и не заметить, что Маша просто стесняется... Но я, как старший брат вечно недовольной своей внешностью итальянки, знаю всё про девчачьи глупости.
Моя мама постоянно выпрашивает у папы комплименты. Помню, подошла она к нему и стала причитать:
— Ох, Габриэль, у меня руки какие-то старые стали. Ты как думаешь?
Папа напрягся, а мама руки ему пихает свои и ждет от него слов. Раньше бы он просто сказал: «Нормальные руки», но после парочки скандалов с фразой, что «ты меня не любишь», теперь мой папа — эксперт в женской психологии. Он учил меня, что комплименты должны быть конкретными.
— Bella dona, посмотри, какие у тебя маленькие и аккуратные пальчики, а какая кожа гладкая!
Чем больше прилагательных, тем быстрее мама от него отстает. И все равно, папа говорит, что каждый раз как по подвесному мосту идешь, не знаешь, когда оступишься и упадешь. Вот и тогда он все-таки слишком конкретно разошелся и добавил:
— Только вот указательный у тебя чуть кривоватый.
В тот день он остался ночевать у нас с Белой и пробыл несколько дней, пока не подобрал кольцо для указательного пальца. Так, говоря, и перед мамой, и перед пальцем извинился.
Вот и Машка, с одной стороны, дерзкая и сильная, а с другой — как малышка. Моя булочка с корицей. Наверное, стоит оставить свои поползновения в её сторону и просто общаться, быть рядом. Всё-таки она не такая, как все, а особенная. Не хочу лишний раз ранить её или обидеть.
Выйдя из калитки, я направился к дому. Хотелось лишь добраться до кровати и уснуть. Работа в саду, самогон и поход на речку меня изрядно утомили. Если в городе днем я не мог спать, то теперь готов был отдать все за прохладную постельку. Эта мысль придала мне сил, и я ускорил шаг, несмотря на мозоль от новых тапок. Мечтам не суждено было сбыться: рядом с моим домом стоял дед Маши и кричал на берёзу:
— Хватит уже мозг щимить, слезай, дубина ты стоеросовая!
Я взглянул на дерево и увидел пожилого мужчину в синих спортивных штанах с тремя полосками, тельняшке и потертом сером пиджаке. Он цеплялся за ствол одной рукой, а в другой держал секатор. Его взгляд был безумным, словно он не понимал, где находится.
— Что у вас случилось? — задал я вопрос Николаю Степановичу.
— Да дурень этот залез, а слезти не может. Ноги не двигаются, — спокойно сказал мне дед, а затем громко крикнул:
— Митя-яй, а всё потому, что балдой надо было думать, а не пятками! Прыгай давай, Марио тебя поймает, не ссы.
Поймаю? Серьёзно? Вот это вера в меня у деда! Надо было бы отказаться, но я обратился к его другу:
— Давайте по чуть-чуть спускайтесь, а я на подхвате, если вдруг что, я буду вас ловить.
— Здравствуйте, молодой человек. Вы так любезны, но я пока что не могу собраться с мыслями, — произнес пожилой мужчина. Я понял, что передо мной самый настоящий интеллигент. Приятный такой, образованный, чем-то Сережу напоминает.
— Дубина! Говорил я тебе, молодую надо наклонять, а ты на старую полез! Жеребец, итить твою мать! — протяжно голосил дед, пока я удивленно смотрел на него.
Это они что, про женщин? Да уж, дедульки-то время зря не теряют. Интересно девки пляшут.
— А вы где молодых-то находите? — полюбопытствовал я.
— Марио, ты что, белены объелся? Вон по сторонам посмотри, на дороге же стоят. Выбирай любую. Ух, старый, — дед показал кулак Митяю. — Давай двигай ногой, а то я залезу и как хлобыстну тебя!
Смотрю по сторонам, это что, получается, они женщин лёгкого поведения снимают? Интересно, где у нас такие места? Странно как-то, может, я неправильно понял?
— Дед Коль, а какие они вообще? Можешь рассказать? — спрашиваю я смущенно. — Просто интересно. Слышал о них, а видеть не приходилось. Да еще они прям молодые, а как же вы с ними? Или им совсем без разницы?
Он прекращает кричать на Митяя, который наконец-то пытается переставлять ноги, и смотрит на меня с недоумением, как будто я идиот, который жизни не знает.
— Нет, я, конечно, знал, что вы, заморские, шибко чудные, но чтобы не знать, как выглядит берёза… Зенки открой и увидишь, что Митяй на берёзе сидит.
— А вдоль дороги тоже берёзы стоят? — уточняю я, всё ещё не понимая. Но дед, кажется, записал меня в отстающие.
— Марио, шел бы ты отсюдово… Но после того как Митяя поймаешь, и веник нам сделаешь.
— Я Марко, а не Марио. А веник мы из берёзы сделаем? — снова спрашиваю я. Уточнять про ночных жриц любви я не решаюсь, но выводы делаю однозначные, и не в мою пользу.
— Из молодой березы только надо было, её нагнул и всё, а этот полез. Ой, всё, Марио, завязывай давай вопросы тут тупые раздавать. Лезь давай на дерево, снимай горемычного, мне уже пора дрова подкладывать в баню. Митяй, кидай сюда ветки, поймаю, — дед толкает меня вперёд.
Делать нечего, залезаю на дерево, обдирая ноги. Вот семейка, связался на свою голову. Хватаю Митяя за ногу и помогаю ему спуститься на следующую ветку. Он держит секатор и, извиняясь, говорит: «Спасибо вам большое, молодой человек». Спускаемся дальше. Слышу, как его нога снова опускается и что-то хрустит. Он отпускает руки и, хватаясь за спину, начинает падать. Еле успеваю толкнуть его вперёд, чтобы он упёрся в ствол. Вот это стресс! Не хочу больше тусить с дедами, у них какие-то нездоровые развлечения. Слезаем с горем пополам, ну, точнее, я спускаюсь, а Митяя уже на руки беру и опускаю на землю. Тот кряхтит и отряхивается. Интеллигент, твою мать, точно как Толик, беспомощный.
— За удачную спасательную операцию нужно выпить, а то Митяй так бы и куковал на берёзе. Глядишь, птицы за своего приняли бы, да и гнездо бы на тебе свили. Марио, пошли с нами, — хохочет дед, и усы у него в разные стороны задорно разлетаются.
Я пытаюсь отдышаться и оглядываюсь по сторонам. К деду сзади подходит знакомый мне Игорёк.
— Я Марко, — говорю я грозно, и дед Коля замолкает.
Становится неловко, но Игорёк вызывает у меня странное желание придраться к нему. Хочу снять стресс и унять злость за сегодняшний день, а дед еще без уважения со мной говорит. Что со мной делает деревенский воздух? Подхожу к деду ближе, Игорёк внимательно смотрит на меня. Я напряжён, поэтому невольно выдвигаю плечи вперёд, а с лица не сходит оскал. Кажется, Николай Степанович чувствует накаленную обстановку, поэтому впервые называет моё имя правильно:
— Марко, ты молодец, снял этого остолопа. Пойдём, научу веник вязать.
— Пойдёмте.
— А у вас сегодня баня? — спрашивает Игорёк.
— Так у вас тоже есть, вы ж построились, — хитро отвечает дед. — Хотя бабку свою зови к нам, я ей кости помою.
Игорёк хмурится и выдает:
— Зайду, с Машкой лясы поточу, чтоб шашни поменьше развозила, а то вошкается со всякими приезжими. Да и вы, дед Коль, бы присмотрелись, а то окажется под кем не надо.
Всё, я пропал. Перед глазами туман, я бросаюсь на этого здоровяка и валю его на траву. Он пытается ударить меня в челюсть, но я успеваю увернуться. Откатываюсь в сторону и, пошатываясь, встаю на ноги, собирая глаза в кучу. Игорек поднимается, смотрит на меня с яростью, глаза красные, сопит, идёт на меня. Бац, удар в грудь, я сгибаюсь. Он снова прет, а я кидаюсь ему под ноги и ору: «А-а-а!» Валю его на землю, чувствую, как что-то хрустит у него. Хочу ударить его по лицу, но получаю сам, только не от Игорька, а от деда Коли, который огревает меня берёзовым веником. Вижу, как Николай Степанович снова замахивается и хлещет моего соперника, надо сказать, что сильнее, чем меня, тот даже руками закрывается.
— Разошлись! — гаркает он, и мы останавливаемся, тяжело дыша.
Игорь поднимается, отряхивается, и тут на него налетает с криками дед Митяй, размахивая секатором:
— У-у-у... Ну, ты попал! Наших бьют! Никто, кроме нас!
Смотрю на парня, а у него в глазах страх. Серьезно? Он этого дохлого деда испугался? Непонятно, может, я чего-то не знаю. Дед вроде интеллигентный, мягкий. Но вот Игорек уже бежит, пятки сверкают.
— По кой пес ты полез? — Николай хлопнул Митяя по плечу. — Итак, парень страх имеет после кирпича.
Какого кирпича? Надо быть настороже с Митяем, не буду спрашивать лишнего, потом разберусь. Он же меня записал в свои, так что просто говорю:
— Спасибо.
— Обращайся, сынок! Ты меня с дерева снял, а я с детства неуверенно там себя чувствую, — говорит Митяй.
— Это говорит человек, который на учебке прыгал с парашютом 29 раз, — весело сообщает Николай Степанович.
— Ты не сравнивай, дерево — это выживешь и будешь поломанный ходить, а там если что, то сразу наверх пойдешь, — заявляет Митяй, и я чуть не спотыкаюсь. Он подхватывает меня за руку и продолжает: — Все мы, Марко, когда-нибудь умрём, такова жизнь.
— Ну ты мрачный, парня-то не шугай, он только начал мужиком становиться. Хорошо, что Игорьку вмазал, за Машку заступился. Этот гад её в прошлом году обидел, так девка моя всё в подушку рыдала. Но я просто так это дело не оставил, самогону палёного наделал и семейке их отдал. Вот срались-то они, — улыбается довольный дед и усы свои поглаживает.
— Вот Витька дед у них хороший был, да сгубили его, особенно эта тощая его Катька. Баба видная была, но жиденькая. Я всё шастал к ней, ну там шуры-муры водили, а она взяла и кинула меня. Я тогда, конечно, расстроился и пошёл к Вальке, она вот как раз дородная была, ну и меня приняла, да обогрела, — усы деда опустились вниз, видно, что воспоминания грустные в нём проснулись.
— Эх, хорошо, что Катька меня кинула, и я с Валькой поженился, а то бы как Витька раньше бы умер.
— Так, может, не будешь снова к Катьке ходить? — спросил Митяй, а я, кажется, понял, что у меня вообще никаких историй-то интересных и нет, в отличие от этих двоих. Скучно живу.
— Так я что? Она сама мне постоянно закрутки свои тащит и жамкаться даёт. А я вот как кину её, так будет знать.
Ёкорный бабай! Откуда я вообще это выражение знаю? Точно, меня деревенские покусали. Пора завязывать общаться с местными, потому что чувствую, проникаться начинаю, даже самогону захотелось с закрутками.
Мы вышли на дорогу, а навстречу идут мои друзья. Белла повисла на Толике, Серёжа недовольно шагает рядом, а Алинка — на местном авторитете Борисе. Вот это поворот! Он ещё и смотрит на неё с интересом. Остальные плетутся сзади.
Увидев меня, они машут. Белла, кажется, включила реактивный двигатель — бежит ко мне изо всех сил. Сестрёнка моя, после утреннего происшествия с Машей я даже стал переживать за неё. Она, наверно, тоже нуждается в тёплых словах. Не зря же всё у зеркала крутится и повторяет, что выглядит не очень хорошо.
— Белочка! — кричу я и обнимаю её.
— Марко, как Маша? — спрашивает она, а я поворачиваюсь и вижу, что Николай настороженно смотрит на меня.
— Хорошо, рану обработал, она отдыхает дома, — отвечаю я и добавляю: — На речке порезалась, я помог ей дойти до дома.
— Ой, да он её на себе как герой тащил! — говорит Белка, а я начинаю краснеть. Вот только дедам это говорить не нужно. Потому что они начинают подсвистывать и лыбятся во все свои неполные десять зубов на двоих.
— Привет, — здоровается Борис с дедами и пожимает мне руку. Всё-таки еще помнит после вчерашнего, становится приятно.
— Марко, сегодня всех соберешь, и жду вас в баню, — сообщает Николай Степанович и хлопает меня по плечу. Митяй обнимает меня, и они уходят, а я стою и радуюсь, сам не понимая почему. Может, потому что меня признали, и я теперь свой.