Машенька
Конец октября выдался на редкость тёплым. Бабье лето никак не заканчивалось. Эти солнечные лучи вместо дождя и слякоти — настоящий подарок на моё день рождение. Отмечать буду с девчонками в общаге: я уже накрутила салатиков, купила бутылочку шампанского. Привет, мои девятнадцать лет.
Я тороплюсь на занятия, сильно опаздываю. Всё потому, что сегодня, в кои-то веки, решила привести себя в порядок: укладка, стрелки, даже туфли одолжила у Инки. В руках — стопка тетрадей и реферат, который вот-вот выскользнет из пальцев. Бегу, повторяя в уме задания, но ветер резко усиливается, и мои непокорные кудри взмывают вверх, закрывая весь обзор.
Отчаянно трясу головой, пытаясь сбросить мешающие пряди, но руки заняты. Каблук предательски скользит по асфальту — и я едва удерживаю равновесие, делая неуклюжий шаг вперёд. Тетради падают.
— Блин, — шиплю сквозь зубы, наспех подбирая листы. Время горит, а я уже вся взмокла. Вот и вся моя красота — не продержалась и часа.
Тянусь к последней тетради — и вдруг чьи-то пальцы опережают меня.
— Спасибо… — бормочу, хватаясь за тетради, и случайно задеваю мужские руки. Поднимаю глаза.
Марко?
Если бы не преграда из разлетевшихся тетрадей, мы стояли бы почти вплотную. Его рука касается моей, и взгляд такой тяжёлый, неотрывный.
Он изменился. Длинных кудрей больше нет — только короткие, упрямые завитки, подчёркивающие резкие скулы. Лицо стало жёстче, взрослее. Плечи, кажется, вдвое шире. Сейчас он не очень похож на изящного парня, ходящего по подиумам, скорее уж на опасного мужчину рекламы бойцовского клуба.
Он не улыбается. Взгляд сканирует меня, будто ищет слабые места. Губы сжаты, зубы слегка впиваются в щёку. Молчит.
Я сглатываю, чувствуя, как жар поднимается к вискам.
— С-спасибо… — повторяю, и голос звучит неестественно высоко.
Снова тишина. Выдавливаю из себя дурацкую улыбку и машу всей пятернёй:
— При-вет. Как дела? У меня всё отлично!
Он хмыкает, но уголки губ даже не дрогнут. Проваливаюсь в панику и начинаю нести околесицу, хотя логичнее было бы развернуться и бежать. Бежать без оглядки.
— Как тебе варенье? А молоко? — лепечу. — Кстати, я козу завела…
— И козла, — сухо бросает он.
Я теряюсь и замолкаю. Маме Марко довелось услышать, как мой дед орал на всю деревню на моего козла. А обращался он к нему по имени: «Марко, ты козёл! Сколько можно? Весь двор загадил. Больше не видать тебе арбузных корок!»
Ох, что же делать? Надо было козла по-другому назвать. Надеюсь, мама не проболталась об этом недоразумении.
Всё случилось как-то не вовремя. Вообще у деда с козлом сейчас хорошие отношения, но сначала дедуля не хотел признавать козла. Ну не сошлись они характерами, что поделать.
Козёл всё смотрел на деда и, клоня свою рогатую голову, бил копытом о землю, вызывая его на бой. Дедуля же в ответ стучал палкой по земле и хрипел:
— Не подходи, зараза, убью!
Так и жили — на ножах.
А потом случилось то, что должно было случиться. Дед с Митяем напились. И, как это обычно бывает у наших мужиков после третьей, решили, а не сходить ли им искупаться? И зачем-то взяли с собой моего козла.
Я искала их весь день. Оббежала огород, заглянула в сарай — ни души. Встретила бабу Катю. Она всегда всё знает, даже то, чего не было.
— Твой-то с Митяем на речку пошли, — сказала она, причмокивая. — Да ещё с козлом. Говорят, утопят его, как Герасим утопил свою Муму.
У меня кровь в жилах похолодела.
Потому что пьяный дед — это одно. А пьяный дед, который вдруг решил стать Герасимом — это уже совсем другое. Я побежала. Бежала так, будто от этого зависела чья-то жизнь. А она, возможно, и зависела.
Прибежала на речку и вижу картину маслом. На скользком берегу козёл, весь напрягшись, вцепился зубами в дедову рубаху и тянет изо всех сил. А дед — по пояс в воде, бледный как мел, барахтается, но вылезти не может.
Рядом Митяй, красный как рак, на четвереньках ползёт, тянет деда за руку и хрипит:
— Давай, старик, шевелись. А то козёл нас обоих переживёт.
Я тогда бросилась в воду, схватила деда под мышки, а козёл мне помогает: рвёт рубаху и сопит, будто говорит: «Тащи, дурня старого. Я тут подстрахую».
Выволокли на берег деда. Козёл выдохнул и тут же обмяк, тонкие ноги подкосились, и он беспомощно рухнул на траву. Дед медленно задышал, я его для большего выздоровления по щекам похлестала. Он пришёл в себя и первое, что сказал:
— Козлик-то… Он меня… спас.
Оказалось, дед поскользнулся, ударился головой о землю — и бухнулся в воду. А козёл, вместо того чтобы радоваться своему торжеству, кинулся его вытаскивать, как собака.
С тех пор у них мир.
Дед теперь косит ему самую сочную траву, яблоки из своего сада носит. А вот козёл… Он больше не бодается, но ему очень нравится ходить в туалет рядом с лавкой деда. Вот и поэтому дедуля орал на него.
Улыбаюсь, вспомнив эту историю, но тут же беру себя в руки, потому что передо мной продолжает стоять напряжённый и недовольный Марко.
— Ну как тебе козье молоко? — увожу тему в другую сторону.
— Не знаю, не пробовал, — скрещивает руки на груди.
— Ладно, — надуваю губы.
Стало так неприятно, что решаю уйти. Двигаюсь вперёд, но Марко загораживает мне дорогу.
— Куда тебе отнести банки?
— А ты их помыл? — спрашиваю я с насмешкой в голосе.
— Да, помыл, — передразнивает меня.
В этот момент между нами возникает та самая невидимая тёплая связь. Захотелось ущипнуть его и предложить поиграть в догонялки.
— Не надо, мне некуда их поставить, — вру я, краснея от стыда.
— Хорошо, отвезём в деревню, там деду передадим.
— Ладно, — опускаю глаза и снова пытаюсь пройти вперёд, но крепкая мужская фигура встаёт на пути.
— Что ещё? — злюсь.
Он засовывает руку в карман куртки и достает оттуда какой-то непонятный предмет, быстрым движением запихивая мне в карман.
— С днём рождения, Маша, — хмуро говорит и отворачивается от меня.
Интересно, что он там сунул? Записку? Конфетку? Потянулась в карман, но сзади раздался знакомый голос Серёжи:
— Марко, вот ты где...
Парень подходит ближе и оценивающим взглядом смотрит на итальянца, а потом переводит глаза на меня. Напряжение висит в воздухе. Становится стыдно. Серёжа же всегда такой правильный, и если знает про наш с Марко прошлый конфликт, наверняка уже записал меня в гулящие девки. Но парень удивляет. Широко улыбается и хлопает меня по плечу:
— Машуня, рад видеть, как твои дела?
— Хорошо... — растерянно моргаю. — Вот в институте учусь.
— Ничего себе! Мы тут тоже грызём гранит науки. Если что, обращайся, поможем, — говорит он так искренне, что я на секунду теряю дар речи.
Косо смотрю на Марко, а тот стоит, стиснув зубы, и глазами сверлит асфальт.
— Спасибо, но у меня и так всё получается, — улыбаюсь я.
— Машкааа, вот ты где! — раздаётся визг Инны и Арины.
Девчонки буквально раздвигают парней плечами, втискиваясь между ними, и набрасываются на меня.
— А вы здесь что делаете? — удивляюсь.
— Так ведь первую пару отменили, — отвечает Аринка, игриво перебрасывая волосы и бросая двусмысленный взгляд на Серёжу. Инна же буквально пожирает глазами Марко, и от этого у меня сжимается живот.
Чувствую укол ревности.
— Привет, мальчики! — хором выпаливают подружки, и Серёжа любезно здоровается в ответ. Марко расплывается в той самой улыбке — беспечной, мальчишеской, с хитринкой в уголках глаз — точно такой, с которой когда-то подошёл ко мне. И сейчас он дарит её им, а не мне. Меня это раздражает, внутри всё кипит, хочется дать ему затрещину или кинуть в голову что-нибудь тяжёлое. Уже готовлюсь нанести удар своей сумкой по его самодовольной физиономии.
— Маша, может, позовём ребят на твой день рождения? А то мы будем одни, — предлагает Инна, продолжая флиртовать с Марко.
— У тебя сегодня день рождения? Поздравляю, — искренне улыбается Серёжа.
А я в это время буквально рычу в сторону Инны:
— Они не могут. У них свои дела. Спасибо за поздравления, пока, ребят, — резко заканчиваю разговор и делаю шаг назад, пытаясь уйти.
— Ну, может, тогда хоть Володьку с Кириллом позовём? — вроде бы вполголоса, но нарочито громко бубнит Арина, прощаясь с парнями.
— Мы, вообще-то, можем. Ненадолго, — неожиданно вставляет Марко.
Серёжа удивлённо смотрит на него — видно, что сам он совсем не в восторге от этой идеи. Но итальяшка лишь хлопает его по плечу, а Инна тут же вцепляется в Марко под руку, сияя:
— Вот это правильный выбор. С нами очень весело будет.
У меня всё внутри обрывается. Зачем он это делает? Чтобы досадить мне? Или просто насладиться моей реакцией?
— Только если ненадолго, — сухо соглашается Серёжа, не сводя строгого взгляда с Марко.
— Маша, Машулечка! — раздаётся громкий, радостный голос того самого Володи, который никак не может от меня отстать.
Он несётся к нам с огромным букетом цветов, одновременно выкрикивая на весь институт:
— Маша-солнце, с днём рождения!
Подлетает ко мне, пытается поцеловать в щёку — и неожиданно спотыкается!
Серёжа ловит его в последний момент, при этом не сводя тяжелого взгляда с Марко, который выдыхает так шумно, что ноздри дрожат. Смотрю вниз и вижу, как он убирает ногу. Это же не то, о чём я думаю? Да нет, зачем ему ставить подножку. Однако между Марко и Серёжей происходит молчаливый спор.
Володя, с высоты своего роста отряхнувшись, наклоняется ко мне и торжественно вручает мне букет. Поправляя свои вечно взъерошенные волосы.
— Володька, хватит уже за Машкой бегать! — смеётся Инна. — Пойдём на день рождение. У нас оливье. И каждой паре будет по твари, — подмигивает девушка и смеётся.
Мы с Аринкой кривимся от её сравнений, но Инку это особо не волнует. Она, кажется, полностью поглощена вниманием к моему бывшему парню.
— Приду обязательно. Поесть-то я люблю, — радостно соглашается Володя и смотрит на меня, будто облизываясь.
— Машуня, вот и компания собралась, — торжествующе объявляет Арина. — Хорошо отметим. Правда, у нас только бутылка шампанского… Надо ещё докупить будет. Вы что пьёте?
— Я самогон принесу, — неожиданно предлагает Марко, продолжает улыбаться Инне.
Сжимаю букет так, что стебли хрустят. Просто класс, теперь у меня на празднике будет пьяный Володя, флиртующая Инна с Ариной, напряжённый Серёжа и этот… этот козлище Марко, который, кажется, специально сводит меня с ума.
Парни уходят, а девчонки тут же облепляют меня и шепчутся:
— Это кто такие?
— Мой бывший. И его друг, — выдаю сухо, без предисловий.
Девчонки аж розовеют, лепечут что-то про «ой, мы не знали». Я только машу рукой, мол, бывает, успокойтесь.
— Ой, ну тогда я Володю на себя возьму, — быстро говорит Инка. — Или… может, Марко? Он все равно твой бывший. У вас же все несерьезно было? Иначе бы вряд ли общались, ну и он красавчик такой. А он прям из Италии?
— Делайте что хотите, — сквозь зубы бросаю я.
Алинка с Инкой снова скулят, виновато жмутся, умоляюще заглядывают в глаза. Успокаиваю их и убеждаю себя, что ничего страшного не случится. Всего пара часов. Может, хотя бы расстанемся как люди или поговорим... Но почему-то именно этого я боюсь больше всего.
Не думала, что встречу его вот так — неожиданно, на улице, с тетрадями в руках и дрожащими коленями. А теперь не могу прийти в себя.
Девчонки срываются в соседний магазин за настойкой. Я опускаюсь на ближайшую лавку, дрожащими пальцами ковыряюсь в кармане. Хочу посмотреть подарок. Мысли путаются: значит, я его тогда действительно видела? Это не галлюцинация? Он... вспомнил про мой день рождения? Подошёл...
Что же он мне сунул в карман?
Извлекаю маленький оранжевый брелок. Присматриваюсь — долька апельсина.
Марко... Ну ты и...
Моё лицо заливает краска, а внутри всё сжимается, грудь предательски твердеет, как и всё тело. Ну и как я теперь буду находиться рядом с ним эти пару часов?! Он специально так поступил, хотел мне напомнить, и у него это прекрасно получилось.
Потому что эта дурацкая долька. Складки, изгиб, мягкая выемка, углубление… Слишком напоминает...
Закрываю глаза и проваливаюсь в запретную зону. Туда, куда запретила себе заглядывать, думать и желать. Его руки, гладящие меня нежно, сжимающие и исследующие каждый изгиб моего тела. Неторопливые поцелуи, касания горячего языка, его напор. Наши стоны, прерывистое дыхание, слившееся в один ритм.
Как же я хочу провести пальцами по его широким плечам, вцепиться в эти короткие, упрямые кудри. Любопытство накрывает меня, он стал намного больше, сильнее, хочется раздеть, ощутить каждую мышцу, провести ладонью по загорелой коже, почувствовать его твердость.
Вою вслух, открываю глаза и вижу, как от меня шарахается какая-то престарелая преподавательница.
— Извините, — бормочу, сжимая в кулаке брелок.
Ненавижу.
Ненавижу тебя, Марко.
За свою реакцию.
За то, что разбил все мои мечты.
За то, что продолжает напоминать о том, чего я сама себя лишила.
Глубоко вдыхаю.
— Ты мне сегодня за это ответишь. Будешь гореть так же, как и я.