Я проснулась от звука подъезжающих машин. В половине седьмого утра. Какая же сволочь приехала так рано под мои окна?
— Машину подгони ближе к воротам! — доносится знакомый властный голос. — И аккуратнее с досками, мать твою!
Руслан? В семь утра? В рабочий день?
Выглядываю в окно спальни и охреневаю. Во дворе стоят две машины — одна служебная с логотипом "ГрандСтрой", вторая — какая-то допотопная газель с кучей рабочих в касках. А около моего дома прямо под окнами они деловито расставляют строительные козлы.
— Что за чёрт? — шепчу я, быстро натягивая халат.
Руслан стоит посреди этого балагана в дорогом костюме, с планшетом в руках, и командует, как генерал на поле боя.
— Ты охренел, что ли?! — ору я в окно, высунувшись по пояс.
Руслан поднимает голову и холодно улыбается:
— Доброе утро, дорогая. Начинаем ремонт фасада.
— Какой к чёрту ремонт?! Убирайся отсюда!
— Не кричи так, Златочка, — он говорит нарочито спокойно. — Разбудишь соседей.
Соседи, между прочим, уже высыпали на балконы и с любопытством наблюдают за происходящим. Миронова из дома напротив даже телефон достала — снимает этот праздник жизни, зараза.
Натягиваю первый попавшийся халат и лечу вниз. Только на лестнице соображаю, что на мне тонкая ночная рубашка, халат нараспашку, волосы как у ведьмы, а на ногах домашние тапочки с ушками зайчика. Подарок от сына Савелия на прошлый день рождения. Не хватает только метлы и колдовской шляпы.
Наплевать! Пусть весь район видит, какая я растрепанная. Зато все поймут, что мой муженёк — полное мудило.
Выскакиваю из дверей дома и оказываюсь в эпицентре стройки.
— Убирайтесь с моей территории! — кричу я, размахивая руками. — Всем сматываться отсюда!
Рабочие оборачиваются, смотрят на меня, потом переводят взгляд на Руслана. Ждут, что скажет хозяин. Господи, у меня аж в глазах темнеет от ярости.
— Ребята, продолжайте, у нас плотный график — невозмутимо говорит он, — Доброе утро, дорогая, — Руслан поворачивается ко мне с ледяной улыбкой. — Надеюсь, мы тебя не разбудили?
— Не разбудили? — Я чувствую, как голос срывается на визг. — Ты что, совсем охренел? Какого лешего ты тут делаешь с этими... этими...
Я машу рукой в сторону рабочих, которые разгружают какие-то инструменты.
— Эти люди будут делать ремонт фасада моего дома, — спокойно отвечает Руслан, разворачивая документы. — У меня есть полное право на проведение строительных работ. Дом оформлен на меня, — говорит он таким тоном, каким объясняют что-то особенно тупому ребенку. — Я собственник. И имею полное право проводить здесь любые работы.
Он протягивает мне документы, и я машинально беру их. Свидетельство о праве собственности на дом. На его имя.
Мозг будто перегорел и сейчас заполняет черепушку густым дымом недоумения. Я стою на пороге в домашних тапочках, волосы растрёпаны, халат нараспашку, а этот ублюдок преподносит мне документы, как будто я его секретарша.
— Твоего дома? — Я почти задыхаюсь от возмущения. — Ты забыл, что я здесь живу? Что у тебя есть сын, который спит в своей комнате?
— Сын может продолжать спать, — пожимает плечами Руслан. — Мы не будем шуметь в доме. Только снаружи.
— Ах ты, сукин сын, — шепчу я, и моя тихая ярость пугает даже меня саму.
— Злата, давай без оскорблений при рабочих, — холодно произносит Руслан. — Они не должны слышать наши семейные разборки.
— Семейные разборки? — Я смеюсь, и этот смех больше похож на истерику. — Ты же сам объявил, что у нас больше нет семьи!
— Я просто защищаю свои права, — пожимает плечами Руслан. — Ребята, начинайте с восточной стены. Там больше всего облупилась краска.
Рабочие переминаются с ноги на ногу, явно чувствуя себя неловко. Один из них, пожилой мужик в спецовке, кашляет и обращается к Руслану:
— Руслан Дмитриевич, может, все-таки с женой договоритесь сначала? А то как-то неудобно получается...
— Виктор Палыч, — голос Руслана становится жёстким, — Никого не будем обсуждать! Кто здесь платит зарплату? Я или моя супруга?
Дядька опускает глаза:
— Вы, конечно...
— Вот и работайте. А семейные проблемы мы с женой решим сами.
Я понимаю, что стою здесь, как последняя дура, в халате и тапочках, а эти люди смотрят на меня, как на истеричку. И самое поганое — они правы. Я действительно выгляжу как сумасшедшая.
— Стойте! — кричу я рабочим. — Вы не имеете права работать без согласия всех собственников!
— А кто ещё собственник? — усмехается Руслан. — Дом оформлен на меня. Единолично.
Меня начинает трясти. Не от холода, хотя утро в конце августа довольно прохладное. От бессилия и ярости.
— Я прожила в этом доме двенадцать лет! — Мой голос становится пронзительным. — Двенадцать лет! Я здесь родила твоего сына!
— И что это меняет юридически? — Руслан складывает документы обратно в папку. — Ты можешь продолжать здесь жить. Пока.
Это "пока" режет хуже ножа. Я цепляюсь мозгами за любую соломинку, лишь бы не дать ему полностью взять ситуацию под контроль.
— Хорошо, — выдавливаю я из себя. — Работайте. Но у меня есть права жильца. И я буду их отстаивать.
Я разворачиваюсь и захлопываю дверь. Руки дрожат так, что я с трудом поворачиваю ключ. Опершись о дверь спиной, я медленно сползаю по ней на пол.
Что за игру он затеял? Неужели думает, что я сдамся просто так? Ладно, Руслан, посмотрим, кто кого переиграет.
Первым делом звоню в управляющую компанию.
— Алло, это Громова из дома на Берёзовой аллее, — стараюсь говорить максимально официально. — У меня во дворе ведутся несанкционированные строительные работы без согласования с соседями.
— Сейчас выясним, — отвечает дежурная. — А кто проводит работы?
— Мой... — я запинаюсь, — мой муж. Без моего согласия.
— Понятно. Если дом в частной собственности, то мы ничем помочь не можем.
Чёрт. Тогда попробую по-другому.
Звоню в пожарную инспекцию.
— Здравствуйте, беспокоит жительница дома на Берёзовой аллее. У меня соседи проводят сварочные работы в непосредственной близости от газопровода. Боюсь за безопасность.
— Сейчас направим инспектора, — обещают мне.
Отлично. Следующий звонок — в санэпидемстанцию.
— Добрый день, хочу сообщить о нарушении санитарных норм. Строительные работы начались в половине седьмого утра, что нарушает закон о тишине.
— Примем заявление. В течение дня выедет специалист.
Я набираю номер за номером. Роспотребнадзор, экологическая инспекция, даже налоговая — пусть проверят, есть ли у рабочих все документы.
Через окно наблюдаю, как Руслан руководит процессом. Он снял пиджак, засучил рукава дорогой рубашки. Выглядит уверенно и спокойно. Сволочь.
В этот момент просыпается Савелий.
— Мам, что за шум? — Он спускается по лестнице, потирая глаза.
— Это папа решил сделать ремонт, — стараюсь я говорить спокойно. — Иди завтракать.
— А почему он ночевал не дома? — Сын смотрит на меня внимательно, и я понимаю, что не смогу долго скрывать правду.
— У нас с папой... сложный период, — осторожно говорю я. — Но это не значит, что мы тебя меньше любим.
Савелий молчит, наливает себе сок. Потом вдруг спрашивает:
— Вы разводитесь?
Мне хочется сказать "нет", но ложь застревает в горле.
— Мы пытаемся разобраться в наших отношениях, — уклончиво отвечаю я.
— Понятно, — кивает сын. — А дом останется с нами?
Вот это вопрос в самую точку. Я не знаю, что ответить.
— Пока да, — говорю я неуверенно.
Савелий кивает и уходит собираться в школу. Господи, как же больно видеть, что моя война с Русланом ранит нашего мальчика.
В половине девятого во дворе начинается настоящий цирк. Приезжает пожарная инспекция — молодой парень в форме с кожаной папкой. Через полчаса подъезжает санэпидемстанция — строгая тётка средних лет. Потом экологи, потом ещё кто-то.
Я выглядываю в окно и вижу, как Руслан разговаривает с очередным инспектором. По его лицу понятно — он начинает злиться.
Отлично.
Звонок в дверь. Открываю — стоит та самая строгая тётка из санэпидемстанции.
— Вы подавали жалобу на нарушение санитарных норм?
— Да, это я, — киваю.
— Тогда пройдёмте, оформим протокол.
Мы садимся за кухонный стол, и я рассказываю, как меня разбудили в половине седьмого утра строительным шумом.
— А кто является заказчиком работ? — спрашивает инспектор.
— Мой муж, — отвечаю я. — Но он не предупредил меня об этом. И не получил моего согласия как жильца.
— Понятно. А вы зарегистрированы в этом доме?
— Конечно.
Женщина что-то записывает, потом поднимает голову:
— Вы понимаете, что подаёте жалобу на собственного мужа?
— Понимаю, — твёрдо отвечаю я. — И это мой осознанный выбор.
Через час двор напоминает место военных действий. Инспекторы с бумагами, рабочие в касках, соседи, высунувшиеся из окон с телефонами, снимают происходящее на видео.
Руслан ходит между всеми этими людьми, отвечает на вопросы, показывает документы. Я вижу, как напрягаются мышцы на его челюсти. Значит, план работает.
В обед звонит моя подружка Лена.
— Златочка, что у тебя творится? Мне Светка с вашей улицы написала, что у тебя во дворе пол города собралось.
— Руслан решил меня достать, — коротко объясняю я. — А я решила ему ответить.
— Ого. А что дальше-то будешь делать?
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Импровизирую.
К четырём часам дня большинство инспекторов разъезжается. Рабочие сидят на козлах, курят и ждут указаний. Руслан стоит посреди двора, держит телефон в руке и смотрит на мой дом.
Я выхожу на крыльцо. У меня мурашки по коже от его взгляда — холодного, жёсткого.
Он медленно идёт ко мне, и каждый его шаг отдаётся в моём сердце тревожным стуком.
— Молодец, — тихо говорит он, останавливаясь в двух метрах от крыльца. — Очень умно.
— Что именно? — Я скрещиваю руки на груди, стараясь казаться увереннее, чем есть на самом деле.
— Ты вызвала всех, кого только могла вспомнить, — в его голосе звучит что-то опасное. — Пожарных, санитаров, экологов. Даже налоговую.
— И что? — Я поднимаю подбородок. — Я имею право защищать свои интересы.
Руслан делает ещё шаг ближе. Теперь он стоит прямо у ступенек крыльца, и я чувствую этот знакомый запах его парфюма. Чёрт, почему сердце начинает биться быстрее?
— Ты не знаешь, с кем связалась, — произносит он медленно, глядя мне прямо в глаза.
В его взгляде что-то такое, от чего у меня по спине пробегает холодок. Но отступать я не собираюсь.
— А ты не знаешь, на что способна женщина, которую предали в день годовщины свадьбы, — отвечаю я, и в моём голосе звучит сталь. — Ты, видимо, так увлечённо изучал горизонты своего счастливого одиночества, что забыл: это не просто разозлённая женушка с ножом для торта. Это стихийное бедствие, у которого в руках целая коллекция твоих тайных кошмаров.
Мы стоим и смотрим друг другу в глаза. Между нами повисает тяжёлая тишина, полная невысказанных угроз и старых обид.
— Я могу быть очень неприятным противником, — добавляет он тихо, но в его словах столько холодной решимости, что у меня сразу возникает желание взять отбойный молоток и раздолбать ему лоб до основания.
— Посмотрим, — отвечаю я, хотя внутри всё сжимается от страха.
Он поворачивается к рабочим:
— Сворачиваемся, на сегодня хватит. Завтра продолжим.
— А как же инспекторы? — спрашивает тот самый пожилой мужик. — Они же запретили работы до выяснения...
— Завтра у меня будут все нужные бумаги, — жёстко обрывает Руслан. — Грузитесь.
Рабочие начинают собирать инструменты. Я стою на крыльце и наблюдаю, как они убирают доски, строительные козлы, сворачивают провода. Победа? Или это только начало?
Руслан садится в машину, но не уезжает. Опускает стекло и смотрит на меня.
— Злата, — зовёт он.
Я не отвечаю, но и в дом не ухожу.
— Ты думаешь, что победила сегодня? — В его голосе звучит что-то вроде сожаления. — Ты ошибаешься. Это была только разминка.
— Угрожаешь? — Я спускаюсь со ступенек и подхожу ближе к машине.
— Предупреждаю, — поправляет он. — У меня есть ресурсы, связи, деньги. А у тебя есть что?
— У меня есть правда, — отвечаю я, и сама удивляюсь, как твёрдо это прозвучало.
Руслан усмехается:
— Правда? Какая правда, Злата? Что мы последние годы жили как чужие? Что ты сбегала от меня в свою студию? Что мы занимались сексом по расписанию?
Его слова бьют больно, потому что в них есть доля истины. Но я не дам ему переложить всю вину на меня.
— А что ты делал все эти годы? — Я кладу руки на крышу его машины и наклоняюсь к открытому окну. — Работал до ночи! Приезжал домой уставший и злой! Я пыталась тебе рассказывать о своих картинах, а ты отмахивался от меня, как от назойливой мухи!
— Я зарабатывал на всю эту красивую жизнь! — повышает голос Руслан. — На этот дом, на твою мастерскую, на частную школу для Савелия!
— А я что делала? — Теперь я кричу громче него. — Воспитывала твоего сына! Вела хозяйство! Ждала тебя каждый вечер с ужином!
— Ждала, — кивает он. — И делала при этом лицо, как будто я тебе должен за это спасибо сказать.
Боже, как же он умеет ранить в самое сердце. Я отстраняюсь от машины, чувствуя, как слёзы подступают к глазам.
— Ты мерзавец, — шепчу я.
— Нет, Злата. Я просто мужик, который устал жить с женщиной, которая его не любит.
— Не люблю? — Я смотрю на него с недоверием. — Ты серьёзно так думаешь?
— А разве не так? — В его глазах мелькает что-то уязвимое. — Когда ты в последний раз смотрела на меня с желанием? Когда обнимала просто так, без повода? Когда интересовалась моими делами?
Я открываю рот, чтобы возразить, но слова не идут. Потому что он прав. Когда это случилось? Когда мы превратились в соседей по квартире?
— Видишь? — говорит Руслан. — Ты даже ответить не можешь.
— А ты? — Я нахожу в себе силы дать отпор. — Когда ты последний раз говорил мне, что я красивая? Когда дарил цветы не на праздники? Когда мы с тобой просто разговаривали?
Он молчит, и я понимаю, что задела за живое.
— То-то же, — говорю я. — Мы оба виноваты в том, что наш брак развалился. Но ты решил свалить всю вину на меня и сбежать.
— Я не сбегаю, — тихо отвечает Руслан. — Я просто больше не могу так жить.
— А я могла? — Мой голос срывается. — Ты думаешь, мне было легко? Каждый день ждать, когда ты, наконец, заметишь, что я существую?
Мы смотрим друг на друга, и в этой тишине столько боли, что хочется кричать.
— Тогда зачем ты борешься за этот дом? — спрашивает он. — Зачем тебе всё это, если мы оба были несчастны?
— Потому что у нас есть сын, — отвечаю я. — Потому что я не хочу, чтобы он думал, что любовь — это что-то, от чего можно просто отказаться, когда становится трудно.
— Но ведь любви между нами уже нет, — произносит Руслан, и каждое его слово — как удар ножом.
— Откуда ты знаешь? — спрашиваю я. — Может, она просто заблудилась среди наших обид и усталости?
Он долго молчит, потом заводит машину.
— А ведь я действительно могу завтра вернуться, — говорит он. — И тогда у меня будут все нужные разрешения. Подумай об этом.
Машина отъезжает, а я стою посреди пустого двора и чувствую себя полностью опустошённой. Что за маразм с нами происходит? Ещё утром я была полна решимости бороться, а сейчас...
Сейчас я просто устала. Устала злиться, устала доказывать свою правоту, устала жить в этой войне.
Захожу в дом и сажусь на кухне с чашкой чая. Руки дрожат, и я не могу понять — от злости или от того разговора, который у нас только что был.
В половине шестого приезжает Савелий.
— Мам, а что у папы случилось? — спрашивает он, снимая рюкзак, — Почему он уехал?
— Наверное, какие-то дела, — уклончиво отвечаю я.
Савелий молча идёт к холодильнику, достаёт молоко. Потом вдруг поворачивается ко мне:
— Мам, а вы с папой когда-нибудь были счастливы?
Вопрос застаёт меня врасплох. Как объяснить одиннадцатилетнему ребёнку то, что я сама до конца не понимаю?
— Были, — говорю я после паузы. — В самом начале мы были очень счастливы.
— А что случилось потом?
— Потом... — Я ищу правильные слова. — Потом жизнь стала сложнее. Работа, заботы, усталость. И мы забыли, как быть счастливыми.
Савелий кивает, как будто это объяснение его устраивает.
— А можно это вспомнить? — спрашивает он.
— Не знаю, сынок, — честно отвечаю я. — Может быть, можно. А может быть, уже поздно.
Он обнимает меня, и я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слёзы.
— Я не хочу, чтобы вы расходились, — шепчет Савелий.
— Я тоже не хочу, — признаюсь я. — Но иногда люди не могут жить вместе, даже если они этого не хотят.
Вечером, когда сын ложится спать, я сижу в гостиной и думаю о сегодняшнем дне. Его слова — "Ты не знаешь, с кем связалась" — ещё висят в воздухе, как неприятный запах.
Но почему-то внутри меня зарождается что-то новое: не страх, не ярость, а холодная, расчётливая решимость. Я не просто защищаюсь — я готовлюсь к атаке.
Руслан прав — я не знаю, с кем связалась. Но он тоже не знает, на что способна женщина, которая в одно мгновенье потеряла всё.
Завтра он вернётся с новыми попытками меня сломить. А я буду готова. Потому что это не просто война за дом. Это война за мою жизнь, за будущее моего сына, за то, чтобы не сдаться без боя.
И если Руслан думает, что сегодняшняя суета с инспекторами — это всё, на что я способна, то он очень сильно ошибается. Я только начинаю.
Война разгорается — и я не намерена её проигрывать.
Внезапно в кармане завибрировал телефон. Незнакомый номер. Я отвечаю, и серьёзный голос на другом конце скребёт ледяными пальцами по моей спине: "Злата Владиславовна? Вам нужно поговорить с адвокатом. Срочно". Кто это? И почему у меня вдруг возникло ощущение, что Руслан уже сделал свой новый ход первым — только не там, где я ожидала?