Не развод, а война

Глава 32: Я готова попробовать снова

Полдень пробивается сквозь кухонные занавески тусклыми серыми лучами. За окном холодный декабрьский свет заливает двор, а капли от вчерашнего дождя ещё блестят на ветках, как забытые слёзы. Всё вокруг застыло в ожидании зимы — и мы тоже.

После разговора с Савелием мы сидим за кухонным столом, где час назад я почти согласилась дать нашему браку последний шанс. Почти.

Руслан допивает уже остывший кофе, его пальцы барабанят по кружке нервным ритмом. Я смотрю на эти руки — когда-то они знали каждый сантиметр моего тела, а теперь кажутся чужими. Господи, как же всё изменилось.

— Злата, — его голос тихий, осторожный, словно он боится спугнуть меня одним неверным словом. — О чём ты думаешь?

— О том, что мы идиоты, — выдыхаю я, откидываясь на спинку стула. — Сидим тут, как два дурака, и пытаемся склеить разбитую вдребезги чашку.

— А может, не склеить, а купить новую? — в его глазах мелькает что-то похожее на надежду. — Начать с чистого листа?

Я смеюсь, но звук получается скрипучий, надломленный:

— Руслан, у нас есть сын. У нас есть двенадцать лет общей истории. Тут не получится просто взять и стереть всё, как мел с доски.

— Я и не предлагаю стирать. — Он наклоняется ко мне через стол, и я чувствую знакомый запах его дыхания. — Я предлагаю... переосмыслить. Взять то, что было хорошего, и построить на этом что-то новое.

Господи, как же он изменился. Где тот самоуверенный мужик, который четыре месяца назад заявил мне о разводе прямо перед гостями? Этот Руслан смотрит на меня с такой болью в глазах, что у меня перехватывает дыхание.

— А что было хорошего, Руслан? — спрашиваю я, и голос мой дрожит. — Давай честно. Что из наших двенадцати лет ты готов взять в новую жизнь?

Он молчит долго, слишком долго. Я уже готова встать и уйти — ну вот, опять тишина, опять он не может найти слов. Но потом он говорит:

— Помнишь, как мы выбирали обои для детской, когда ты была беременна Савелием?

Я киваю. Конечно, помню. Мы целый день мотались по магазинам, спорили из-за каждого рисунка.

— Ты хотела в полоску, а я настаивал на звёздочках. — Руслан улыбается, и на лице у него появляются те морщинки возле глаз, которые я когда-то так любила. — И мы в итоге купили обои с кораблями, потому что продавщица сказала, что они универсальные.

— И что с того? — буркаю я, хотя в груди уже что-то теплеет.

— А то, что мы тогда были командой. — Его голос становится серьёзным. — Мы спорили, да. Но мы искали решение вместе. А потом...

— Потом ты стал принимать все решения сам, — заканчиваю я за него. — Даже о том, что наш брак окончен.

Он вздрагивает, словно я дала ему пощёчину.

— Да, — говорит он тихо. — И это была моя самая большая ошибка.

Я резко встаю из-за стола, стул скрипит по полу. Мне нужно двигаться, а то задохнусь от этой давящей атмосферы признаний и надежд.

— Знаешь, что самое смешное? — говорю я, подходя к окну. — Я до сих пор злюсь на тебя не за то, что ты хотел развестись. А за то, как ты это сделал.

— Злата...

— Нет, дай мне договорить! — разворачиваюсь я к нему лицом, и все накопившиеся за месяцы эмоции прорываются наружу. — Ты решил за нас двоих! Ты даже не дал мне шанса понять, что происходит, что не так, что можно исправить!

— Я думал, что так будет лучше...

— Для кого лучше?! — говорю я. — Для тебя? Да, наверное, так проще — рубануть с плеча и свалить всю ответственность на меня!

Руслан встаёт тоже, его лицо становится жёстким:

— Я не сваливал на тебя ответственность!

— Не сваливал? — смеюсь я истерично. — "Ты мне больше не нужна", "Я хочу другую женщину" — это что, по-твоему? Это честный разговор двух взрослых людей?

— Я пытался быть честным!

— Честным?! — мой голос чуть не срывается, но я вспоминаю, что мы пообещали Савелию. — Честно было бы сказать: "Злата, у нас проблемы, давай их обсудим". Честно было бы дать мне шанс что-то изменить!

Мы стоим друг напротив друга в этой проклятой кухне, и между нами висит тишина, тяжёлая, как грозовое облако. Я задыхаюсь от собственных слов, от боли, которую так долго пыталась заглушить.

— Ты права, — говорит он, наконец, сломанным голосом. — Я был трус. Мне было легче разрушить всё одним ударом, чем... чем признаться, что я просто не знаю, как быть мужем.

Что? Я моргаю, не понимая. Это что за новый поворот?

— Не знаешь, как быть мужем? — переспрашиваю я. — Руслан, мы прожили вместе двенадцать лет!

— Да, прожили. — Он садится обратно, опускает голову в ладони. — И все эти годы я играл роль. Успешного мужчины, заботливого отца, надёжного мужа. А внутри...

Он замолкает, и я вижу, как дрожат его плечи.

— А внутри что? — спрашиваю я тише.

— А внутри я до сих пор тот испуганный мальчишка, который боится подвести единственного человека, которого любит.

Я опускаюсь на стул напротив него. Мне кажется, что пол уходит из-под ног. Этого Руслана я не знаю. Этот Руслан не кричит, не требует, не приказывает. Этот Руслан... уязвим.

— Подвести? — шепчу я. — Каким образом?

Он поднимает голову, смотрит на меня глазами, полными такой боли, что у меня перехватывает дыхание.

— Не оправдать твоих ожиданий. Не быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь. — Его голос дрожит. — Ты такая... яркая, талантливая, живая. А я всего лишь строитель, который умеет только работать и зарабатывать деньги.

— Руслан, ты идиот, — говорю я, и сама не знаю, плачу я или смеюсь. — Полный идиот.

— Спасибо, очень утешительно.

— Да нет же! — Я тянусь к нему через стол, накрываю его руки своими. — Ты идиот, потому что не понимаешь самого главного.

— Чего?

— Я влюбилась не в твои деньги и не в твою "успешность". — Слова вырываются из меня, как будто прорвало плотину. — Я влюбилась в того мужчину, который час возился со сломанным краном в моей студии, потому что не мог вынести, что у меня что-то не работает. В того, кто читал Савелию сказки, делая разные голоса для всех персонажей. В того, кто...

Я замолкаю, потому что слёзы подступают к горлу.

— В того, кто что? — спрашивает он тихо.

— В того, кто плакал, когда родился наш сын, — шепчу я. — И думал, что я не видела.

Руслан смотрит на меня, и в его глазах что-то меняется. Словно он только сейчас понимает что-то очень важное.

— Злата... — начинает он, но я перебиваю:

— Но потом ты стал прятать от меня этого настоящего Руслана. — Я отпускаю его руки, откидываюсь на спинку стула. — Ты надел маску успешного бизнесмена и больше её не снимал. Даже дома.

— Я думал, что так правильно...

— Правильно для кого? — Я вытираю слёзы тыльной стороной ладони. — Мне не нужен был идеальный муж, Руслан. Мне нужен был ты. Настоящий.

Мы сидим в тишине, и я слышу, как тикают часы на стене. За окном начинает светлеть по-настоящему, серое небо постепенно светлеет.

— А теперь что? — спрашиваю я, наконец. — Что мы делаем с этим пониманием?

Руслан медленно встаёт, подходит ко мне. Опускается на колени рядом с моим стулом, и я вижу его лицо совсем близко. Без масок, без игры. Просто мой муж, которого я когда-то любила больше жизни.

— А теперь я прошу у тебя ещё один шанс, — говорит он, и голос у него хриплый от эмоций. — Не для Руслана Громова, владельца "ГрандСтроя". А для того идиота, который до сих пор плачет, когда смотрит, как спит наш сын.

Я смотрю на него и чувствую, как внутри меня что-то оттаивает. Что-то, что я считала мёртвым и похороненным.

— Один шанс, — повторяю я. — А что, если мы опять всё испортим?

— Тогда хотя бы будем знать, что пытались по-честному, — отвечает он. — Без масок, без игр, без попыток быть идеальными.

Я закрываю глаза, пытаясь привести мысли в порядок. Господи, как же страшно — довериться человеку, который однажды уже разбил тебе сердце.

— У меня есть условия, — говорю я, открывая глаза.

— Любые.

— Никаких решений за меня. О чём бы ни шла речь — мы обсуждаем вместе.

— Согласен.

— Никакой лжи. Даже если правда болезненная.

— Согласен.

— И если ты хоть раз, хоть на секунду почувствуешь, что хочешь сбежать — говори мне об этом сразу. Не жди, пока я сама всё пойму.

Руслан кивает:

— И ещё одно условие?

Я морщу лоб:

— Какое ещё условие?

— Ты должна дать мне знать, если почувствуешь, что я опять надеваю маску, — говорит он серьёзно. — Останавливай меня. Бей по рукам, кричи, делай что угодно. Только не давай мне снова превратиться в того холодного типа.

Я почти улыбаюсь:

— Это я умею.

— Знаю. Поэтому и прошу.

Мы смотрим друг на друга, и я понимаю, что мы стоим на краю. Можно сделать шаг назад — и остаться в безопасном, но пустом одиночестве. А можно шагнуть вперёд — и либо упасть, либо научиться летать.

— Хорошо, — говорю я тихо. — Попробуем.

Руслан закрывает глаза, и я вижу, как напряжение уходит с его лица.

— Спасибо, — шепчет он.

— Не благодари, ещё рано. — Я встаю, отхожу от него на шаг. — Это будет нелегко.

— Знаю.

— Мы будем ссориться.

— Наверняка.

— И я не обещаю, что смогу простить всё сразу.

— А я не прошу прощения сразу. — Он тоже встаёт, смотрит мне в глаза. — Я готов заслужить его.

Я киваю, не доверяя собственному голосу. За окном выглянуло солнце, и я слышу, как сверху доносятся звуки шагов Савелия.

— Мне нужно приготовить обед, — говорю я. — Сына нужно покормить, да и нас тоже.

— Конечно. — Руслан делает шаг назад, давая мне пространство. — А я... я потом поеду домой. К себе. На съёмную квартиру.

— Да. Пока что так будет лучше.

Я иду к двери, но на пороге оборачиваюсь:

— Руслан?

— Да?

— Когда мы начнём? Этот наш... эксперимент?

Он улыбается, и в этой улыбке столько надежды, что у меня щемит сердце:

— А мы уже начали, разве нет?

Я выхожу из кухни, но не ухожу далеко. Остаюсь в коридоре, прислонившись спиной к стене. Сердце колотится так, словно я пробежала марафон. Господи, что я наделала? Только что согласилась дать шанс человеку, который четыре месяца назад разнёс мою жизнь в пух и прах.

Слышу, как Руслан двигается на кухне — моет чашки, ставит их в сушилку.

Сверху доносится топот — Савелий спускается по лестнице. Через минуту он появляется в коридоре, растрёпанный и с динозаврами.

— Мам, а кто это в кухне? — спрашивает он, зевая.

— Папа, — отвечаю я тихо.

Глаза у сына округляются:

— А он теперь от нас не уедет?

— Мы разговаривали, — говорю я осторожно. — О... о нашей семье.

— И что? — в голосе Савелия звучит осторожная надежда, которая разрывает мне сердце.

— И мы решили попробовать ещё раз.

Сын молчит несколько секунд, переваривая информацию. Потом тихо спрашивает:

— Попробовать быть семьёй?

— Да.

Он кидается ко мне, обхватывает руками за талию так крепко, что у меня перехватывает дыхание.

— Мам, это правда? — шепчет он мне в живот. — Вы больше не будете ругаться?

Я глажу его по взъерошенным волосам:

— Не знаю, сынок. Может, и будем. Но мы постараемся решать проблемы по-другому.

— Как?

— Разговаривать. Объяснять друг другу, что не нравится, вместо того чтобы кричать.

Савелий поднимает на меня глаза:

— А папа будет жить дома?

Вопрос, которого я боялась. Потому что сама не знаю ответа.

— Пока нет, — говорю я честно. — Мы будем жить отдельно, но встречаться. Узнавать друг друга заново.

— Как будто вы знакомитесь?

Из уст младенца... Точно, именно так.

— Именно так.

Из кухни выходит Руслан. Видит нас с Савелием, и лицо у него становится мягким.

— Выспался, — Спрашивает Руслан сына.

— Да, пап. — Савелий не отпускает меня, но поворачивается к отцу. — Мама сказала, что вы решили попробовать ещё раз быть семьёй.

— Да. — Руслан присаживается на корточки, оказываясь на одном уровне с сыном. — Как ты к этому относишься?

— Хорошо! — выпаливает Савелий. — Только... только не ругайтесь больше так, как раньше. Мне было страшно.

Я чувствую, как Руслан смотрит на меня поверх головы сына. В его взгляде вина и боль.

— Обещаем, — говорит он тихо. — Если будем ругаться, то не при тебе. И не так... разрушительно.

— А можно я иногда буду ночевать у тебя на новой квартире? — спрашивает Савелий. — Как в гостях.

Руслан улыбается:

— Конечно можно. Даже нужно. Ты же мой сын.

После обеда Савелий поднимается к себе в комнату, оставляя нас наедине. Мы сидим в гостиной, и атмосфера между нами всё ещё напряжённая, но уже не враждебная. Скорее... осторожная. Как будто мы ходим по тонкому льду.

— Итак, — Руслан откашливается, поправляет манжеты рубашки. — Все условия принимаются. С чего начинаем?

Я смотрю на него, на этого мужчину, который ещё утром был моим врагом, а теперь просит о шансе. Господи, как всё быстро меняется.

— С твоего возвращения домой и поиска семейного психолога, — отвечаю я твёрдо.

— Домой? — он поднимает брови. — То есть...

— То есть если мы действительно хотим восстановить семью, то должны жить как семья. В одном доме. — Я делаю паузу. — Но пока в разных комнатах.

Руслан кивает:

— Понятно. А психолог...

В этот момент его телефон начинает звонить. Мелодия резкая, настойчивая. Руслан смотрит на экран и морщится.

— Милослава, — говорит он мне. — Можно я отвечу? Она не отстанет, если не возьму трубку.

— Конечно.

Руслан проводит пальцем по экрану:

— Алло, Милослава.

Даже с того места, где сижу я, слышен голос его сестры — громкий, раздражённый:

— Руслан, какого чёрта ты творишь?

— О чём ты? — он встаёт, отходит к окну.

— О том, что ты опять мучаешь эту женщину! — голос Милославы звучит так, словно она готова приехать и надавать брату по шее. — Савелий звонил мне только что, рассказывал, что вы с мамой "попробуете ещё раз"!

Я вздрагиваю. Сын позвонил тёте? Когда он успел?

— Милослава, успокойся...

— Не говори мне успокоиться! — она явно не собирается снижать тон. — Ты представляешь, что творишь с психикой ребёнка? То развод, то примирение! У мальчика крыша поедет от ваших игр!

Руслан смотрит на меня извиняющимся взглядом:

— Мы не играем. Мы серьёзно...

— Серьёзно? — смех Милославы звучит как лай. — Четыре месяца назад ты тоже был "серьёзен", когда объявлял о разводе перед гостями! А теперь что, опять "серьёзен"?

— Я не могу жить без неё. Без сына. Без дома.

— Ты уверен? Потому что если ты опять всё испортишь, эта женщина окончательно сойдёт с ума. И я её не виню.

Руслан зажмуривается:

— Я понимаю.

— Нет, не понимаешь! — взрывается Милослава. — Ты думаешь, что можешь играть с человеческими сердцами, как с конструктором? Разобрал, собрал, опять разобрал?

— Милослава...

— Посмотрим, на что ты способен, — перебивает она его. — Если снова всё испортишь, я первая подам Злате идею, как тебя наказать.

— Не испорчу, — говорит Руслан, и в голосе у него такая усталость, что сестра понимает: он серьёзен как никогда. — Не могу больше.

Я встаю с дивана, подхожу к Руслану. Протягиваю руку:

— Дай мне телефон.

Он удивлённо смотрит на меня:

— Злата...

— Дай мне телефон, — повторяю я твёрдо.

Руслан передаёт мне трубку. Я подношу её к уху:

— Милослава, это Злата.

Тишина. Потом осторожный голос:

— Злата? А... привет дорогая.

— Привет. Слушай, я понимаю твоё беспокойство. Но решения о нашей семье принимаем мы с Русланом, а не ты.

— Но Савелий...

— Савелий — наш сын, — перебиваю я её. — И мы с отцом будем решать, что для него лучше. Вместе.

Снова тишина. Потом Милослава говорит тише:

— Злата, я просто боюсь за вас всех. Мой брат... он может быть идиотом.

— Может, — соглашаюсь я, глядя на Руслана. — Но идиотом может быть каждый. Важно то, готов ли он работать над собой.

— А ты? Готова ли ты ему довериться?

Вопрос попадает точно в цель. Я молчу несколько секунд, обдумывая ответ:

— Я готова попробовать. На определённых условиях.

— Каких?

— Это уже наши с Русланом дела, — отвечаю я мягко, но твёрдо.

Милослава вздыхает:

— Ладно дорогая. Но если он опять всё испортит...

— Если он испортит, я сама с ним разберусь, — говорю я, и в голосе моём звучит такая уверенность, что Руслан поднимает брови. — Без твоей помощи.

— Хорошо, — Милослава смеётся. — Тогда удачи вам. И берегите Савелия.

— Обязательно.

Я заканчиваю разговор и протягиваю телефон обратно Руслану.

— Спасибо, — говорит он тихо.

— За что?

— За то, что защитила меня. От неё. От... всех.

Я пожимаю плечами:

— Мы семья, Руслан. Пока что. И мы защищаем друг друга от внешних угроз. Даже если эта угроза — родная сестра с благими намерениями.

Он смотрит на меня так, словно видит впервые:

— Ты изменилась.

— Мы все изменились, — отвечаю я. — Вопрос в том, в лучшую сторону или в худшую.

Руслан медленно кивает:

— Значит, завтра я перееду домой?

— Завтра? — я задумываюсь. — Приезжай сегодня. Собирай вещи и приезжай. А завтра с утра поедешь на работу уже из дома. — Я иду к двери, останавливаюсь на пороге и протягиваю ему ключ от входной двери. — И Руслан?

— Да?

— Найди хорошего семейного психолога. Нам есть над чем работать.

— Найду, — обещает он. — Обязательно найду.

Руслан уезжает собирать вещи на съёмной квартире. Савелий уходит в школу. А я весь оставшийся день хожу как в тумане, пытаясь понять, что, чёрт возьми, я наделала. То я злюсь на себя за слабость, то представляю, как мы будем жить дальше, и становится страшно.

А что, если не получится? Что, если мы опять причиним боль друг другу и Савелию?

К вечеру я совсем извожу себя сомнениями. А чтобы хоть как-то отвлечься решаю испечь на ужин яблочный пирог с корицей.

После девяти укладываю сына спать и сажусь в гостиной с чашкой чая, пытаясь привести свои беспокойные мысли в порядок. Вдруг слышу знакомый шум колёс подъезжающей машины. Выглядываю в окно.

Руслан берёт сумку, выходит из машины и медленно идёт к двери. У порога останавливается, достаёт ключи. Находит на связке тот, который я дала ему сегодня, вставляет его в замок, поворачивает. Дверь открывается тихо, без скрипа. Руслан переступает порог и замирает.

Дома пахнет ванилью и корицей. Пахнет жизнью, семьёй, тем, что он чуть было не потерял навсегда.

— Я вернулся, — шепчет он, увидев меня.

И впервые за много месяцев у меня приятное чувство, что мой муж наконец-то дома.