Не развод, а война

Глава 4: Мой адвокат съест твоего на завтрак

Когда я захожу в офис адвоката Тихона Мензурова, моё сердце колотится так, будто я иду на операцию. И в каком-то смысле так и есть — сегодня будут резать по живому.

— Злата Владиславовна, — Тихон встает из-за стола, протягивая мне руку. — Готовы к битве?

— Готова к войне, — отвечаю я, и мой голос звучит увереннее, чем я себя чувствую.

Господи, как же я нервничаю. Руки дрожат, и я сжимаю их в кулаки, чтобы это не было заметно. Мензуров — мужчина лет пятидесяти, худощавый, в очках, с проницательным взглядом. Говорят, он может вытащить из грязи любое дело. Надеюсь, и моё тоже.

— Садитесь, — он указывает на кресло напротив. — Через пять минут придёт ваш муж со своим адвокатом. Скобеев, кажется?

— Модест Скобеев, — киваю я. — Тяжеловес. Говорят, беспринципный, но эффективный.

— О, знаю его, — усмехается Тихон. — Агрессивный переговорщик. Любит с места в карьер. Но у меня двадцать лет опыта бракоразводных процессов, так что не волнуйтесь.

Я смотрю на него и думаю: "А если я волнуюсь? Если трясусь как осиновый лист?" Но вслух говорю только:

— Мой муж не из тех, кто сдаётся легко.

— И вы не из таких, судя по всему, — отвечает он, поправляя очки.

В этот момент дверь открывается, и в кабинет входит Руслан. Чёрт, как же он хорошо выглядит в этом темно-синем костюме. Всегда умел одеваться со вкусом. За ним следует высокий представительный мужчина в дорогом костюме — это, должно быть, Скобеев.

— Здравствуйте, — холодно говорит Руслан, даже не глядя в мою сторону.

— Модест Валерьевич Скобеев, — представляется его адвокат, пожимая руку Мензурову. — Приятно познакомиться, коллега.

Мы рассаживаемся по разные стороны стола. Я в своём строгом чёрном костюме, волосы убраны в элегантный пучок — боевой раскрас на лице. Руслан напротив, руки сжаты в кулаки, челюсти напряжены. Взгляды встречаются на секунду, и я вижу в его глазах что-то похожее на сожаление. Или мне кажется?

— Итак, господа, — начинает Мензуров, — попробуем решить всё мирным путем. Моя клиентка готова к разумному компромиссу.

— Мой клиент тоже, — отвечает Скобеев, однако его тон говорит об обратном. — Но только на справедливых условиях.

— Справедливые условия — это когда жена после двенадцати лет брака получает половину совместно нажитого имущества, — парирует Тихон.

— Половину?! — усмехается Скобеев. — За что? За то, что сидела дома и тратила деньги мужа?

Меня будто пощечиной ударили. Кровь приливает к лицу, и я чувствую, как щёки горят.

— Я не сидела дома! — вскакиваю я со стула. — У меня своя студия, своя работа!

— Которая приносит копейки, — холодно замечает Руслан. — Твоя арт-студия — это хобби, а не бизнес.

— Хобби?! — голос дрожит от возмущения. — Я работаю с утра до вечера! Веду мастер-классы, продаю картины, учу детей!

— На аренду едва хватает, — отрезает он.

Господи, какой же он стал жестокий. Когда успел так измениться? Или я просто не замечала?

— Руслан Дмитриевич, — вмешивается Мензуров, — давайте говорить по существу. Семейный кодекс четко регламентирует права супругов.

— Семейный кодекс не учитывает реальный вклад каждого в создание благосостояния, — отвечает Скобеев. — Мой клиент построил бизнес с нуля, работал по шестнадцать часов в сутки, а госпожа Громова...

— Рожала и воспитывала ребенка! — не выдерживаю я. — Поддерживала мужа во всем! Вела дом, создавала уют!

— Содержание семьи — прямая обязанность женщины, — говорит Руслан, и его слова режут по живому. — За это дополнительно не платят.

Мне хочется швырнуть в него что-нибудь тяжелое. Лучше всего — этот массивный стеклянный пресс-папье со стола Мензурова.

— Ты серьезно так думаешь? — шепчу я. — Двенадцать лет... Савелий... Все это ничего не стоит?

Он отводит взгляд. Хоть капля совести осталась.

— Стоит, — отвечает он тихо. — Но не половины моего бизнеса.

— Тогда сколько? — вступает Тихон. — Треть? Четверть? Назовите цифру.

— Личные вещи, — отвечает Скобеев. — Картины, украшения, одежда. Машину тоже оставим. Этого достаточно.

— Вы шутите? — Мензуров снимает очки и протирает их. — Это не компенсация, а подачка.

— Это справедливо, — настаивает Скобеев.

Я встаю и подхожу к окну. Нужно успокоиться, иначе наделаю глупостей. За стеклом серый осенний день, моросит дождь. Как подходяще.

— Злата, — вдруг говорит Руслан, — я не хочу оставить тебя ни с чем.

Я поворачиваюсь к нему. В его голосе появились нотки того мужчины, которого я когда-то любила.

— Тогда объясни мне, — говорю я, пытаясь держать голос ровным, — почему ты считаешь, что имеешь право на всё, а я — только на крохи со стола?

— Потому что я это заработал! — взрывается он. — Пока ты рисовала картинки, я строил империю!

— Картинки?! — кричу я. — Это моя душа, моё искусство!

— Искусство не кормит семью!

— А любовь? Забота? Поддержка? Это тоже не кормит?

— Хватит, — устало говорит он. — Мы ходим по кругу.

Я возвращаюсь к столу. Мензуров и Скобеев смотрят на нас, как на спектакль. Наверное, для них это обычное дело — разваливающиеся семьи.

— Предлагаю вернуться к конструктиву, — говорит Тихон. — Дом. Как быть с домом?

— Дом остается за мной, — без колебаний отвечает Руслан. — Я его покупал до брака.

— Но ремонты делали во время брака, — возражаю я. — Я выбирала обои, мебель, создавала интерьер. Это тоже мой вклад.

— Твой вклад — это мой кошелёк, — едко замечает он.

— Сволочь, — шепчу я.

— Что ты сказала?

— Я сказала "сволочь", — повторяю я громче. — И это ещё мягко сказано.

Скобеев кашляет.

— Может, сделаем перерыв? — предлагает он. — Эмоции зашкаливают.

— Нет, — говорю я. — Продолжим. Хочу услышать всё до конца.

Мензуров листает бумаги.

— Бизнес. Строительная компания "ГрандСтрой". По закону половина доли принадлежит супруге.

— По закону, может быть, — говорит Скобеев. — Но по справедливости — нет. Госпожа Громова не принимала участия в управлении компанией.

— Зато принимала участие в жизни управляющего этой компанией, — парирую я. — Готовила ужины для партнеров, устраивала приемы, была идеальной женой бизнесмена.

— Это называется выполнением супружеских обязанностей, — холодно отвечает Скобеев.

Меня трясет от ярости. Супружеские обязанности? Как будто я проститутка на содержании!

— Руслан, — поворачиваюсь я к мужу, — скажи мне в глаза, что я была просто... обслуживающим персоналом.

Он молчит, смотрит в стол.

— Скажи! — повышаю я свой голос.

— Ты была хорошей женой, — тихо отвечает он.

— Хорошей женой, которая не заслуживает ничего, кроме личных вещей?

Опять молчание.

— Отлично, — говорю я. — Тогда я буду драться за каждый рубль. За каждый долбаный квадратный метр. За каждую долю процента в твоей компании.

— Попробуй, — холодно отвечает он.

— Обязательно попробую.

Мензуров и Скобеев переглядываются. Понимают, что мирные переговоры провалились.

— В таком случае, — говорит Тихон, — дело пойдет в суд.

— Прекрасно, — отвечает Скобеев. — Мы готовы.

— И мы готовы, — добавляю я.

Руслан встает.

— Значит, война? — спрашивает он.

— Ты сам её объявил, — отвечаю я. — В день нашей годовщины. Или забыл?

Его лицо каменеет.

— Помню. И не жалею.

— А я пожалею о многом, — говорю я. — Но не о том, что буду драться за справедливость.

Он направляется к двери, Скобеев за ним.

— Увидимся в суде, коллега, — говорит адвокат Руслана Мензурову.

— С удовольствием, — отвечает Тихон.

Дверь закрывается, и я остаюсь наедине со своим адвокатом.

— Ну что, — говорю я, — будете меня защищать от этих акул?

— Буду, — кивает он. — И знаете что? Ваш муж совершил ошибку.

— Какую?

— Недооценил вас. А это в бракоразводных процессах смертельно опасно.

Я смотрю на него и вдруг понимаю: да, может быть, Руслан меня недооценил. Может быть, он привык к покорной жене, которая соглашается на всё. Но я изменилась. Война меня изменила.

— Тихон Аркадьевич, — говорю я, — а, правда, что вы можете вытащить любое дело?

— Не любое, — честно отвечает он. — Но ваше — смогу. У нас есть все шансы на победу.

— Тогда начинаем готовиться к бою?

— Уже начали, — улыбается он. — С сегодняшнего дня.

Я выхожу из офиса со странным чувством. С одной стороны, страшно — впереди долгая судебная тягомотина. С другой — я почему-то уверена, что справлюсь. Должна справиться. Ради себя, ради Савелия, ради справедливости.

Руслан думает, что я сломаюсь? Ошибается. Я только начинаю сражаться.

На парковке возле офиса Руслан ждёт меня у моей машины. Стоит, прислонившись к капоту, курит. Когда он успел снова начать курить? Бросил ведь пять лет назад.

— Поговорим? — говорит он, когда я подхожу.

— О чем тут говорить? — отвечаю я, доставая ключи. — Всё уже сказано.

— Не всё.

Он затягивается сигаретой, и я вижу, как немного дрожат его пальцы. Нервничает? Или просто холодно?

— Слушаю, — говорю я, но к машине не подхожу. Держу дистанцию.

— Это безумие, Злата. Судебные тяжбы затянутся на месяцы. Адвокаты обдерут нас обоих как липку.

— Ты об этом должен был подумать раньше.

— Я думал, ты будешь разумной.

Я смеюсь. Даже самой смешно от этого звука — такой истеричный получается.

— Разумной? Это блин когда примерная жена после двенадцати лет брака соглашается на подачки?

— Это не подачки, — он бросает сигарету и давит её каблуком. — Я обеспечу тебя и Савелия. Дам денег на квартиру, на жизнь.

— Сколько? — спрашиваю я прямо. — Назови сумму.

Он молчит.

— Два миллиона? Три? Пять?

— Злата, не делай из меня скота.

— А что ты делаешь из меня? — кричу я. — Думаешь, я не знаю, сколько стоит твоя компания? Сколько стоит дом? Машины? Всё, что мы нажили вместе?

— Мы? — он подходит ближе, и я чувствую знакомый запах его парфюма. — Это я нажил. Своими руками, своим потом, своими бессонными ночами!

— А я что делала? Маникюр по утрам?

— Ты была женой и матерью. Хорошей женой и матерью. Но это не повод претендовать на мой бизнес.

Меня трясёт. От холода, от злости, от отчаяния — от всего сразу.

— Знаешь что, Руслан? — говорю я, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Иди к черту.

— Элегантно, — усмехается он.

— А ты хотел элегантности? После того, как унизил меня перед гостями в день годовщины?

Его лицо меняется. Появляется что-то похожее на вину.

— Это было... неудачно, — признаёт он.

— Неудачно? — повторяю я. — Руслан, ты разрушил мою жизнь на глазах у наших друзей! Ты сделал из меня посмешище!

— Я не хотел...

— Что ты не хотел? Разводиться? Тогда зачем заявил об этом?

Он проводит рукой по волосам — знакомый жест. Всегда так делал, когда нервничал.

— Хотел разводиться, — тихо говорит он. — Но не хотел превращать это в цирк.

— Поздно. Цирк уже начался. И теперь представление будет идти до конца.

Я открываю дверь своей машины, но он хватает меня за руку.

— Подожди. Давай попробуем договориться без адвокатов. Сядем за стол, как взрослые люди, и всё обсудим.

Смотрю на его руку на своём запястье. Когда-то эти прикосновения вызывали дрожь. Сейчас только раздражение.

— Отпусти, — говорю я.

— Злата, прошу тебя. Ради Савелия.

— Не смей использовать сына как козырь! — вырываю я руку. — Именно ради него я и борюсь!

— За что борешься? За деньги?

— За справедливость!

— Справедливость? — он смеётся, и этот смех режет по нервам. — Ты хочешь половину моего бизнеса, в который никогда не вкладывала ни копейки!

— Я вкладывала себя! — кричу я. — Свою жизнь, своё время, свою молодость!

— И получала взамен безбедное существование!

— Безбедное существование? — повторяю я. — Господи, что ты говоришь! Будто я содержанка какая-то!

— Я не это имел в виду.

— А что? Что ты имел в виду, Руслан?

Он стоит передо мной, и я вижу, как двигаются его желваки. Сдерживается изо всех сил.

— Имел в виду, что не всё измеряется деньгами, — наконец говорит он.

— Тогда зачем ты их так бережёшь?

— Потому что это результат моего труда!

— А я что? Бездельничала двенадцать лет? Сидела припудривалась, пока ты геройствовал на стройке? Или ты забыл, кто ночами у капризного младенца не спал, кто школу, садик и больницы на себе тащил? Ах да, ты же всегда считал, что "домохозяйка" — это не работа, а так, хобби для ленивых.

— Ты была счастлива! — взрывается он. — Ты занималась любимым делом, воспитывала сына, ни в чём не нуждалась!

— Была счастлива? — шепчу я. — Ты правда так думаешь?

Что-то в моём голосе заставляет его замолчать.

— Ты думаешь, я была счастлива, когда ты приходил домой в полночь? Когда пропускал школьные праздники Савелия? Когда забывал о моих выставках? Когда в последний раз целовал меня не из вежливости, а потому что хотел?

— Злата...

— Когда ты в последний раз говорил мне, что любишь? Не в ответ на мои слова, а просто так?

— Мы не об этом говорим, — отводит он глаза.

— Как раз об этом! — кричу я. — Ты хочешь знать, что я вкладывала в наш брак? Я вкладывала любовь! Каждый день, каждый час! Даже когда ты становился всё холоднее, всё равнодушнее!

— Я работал на семью!

— Ты работал на себя! На свои амбиции, на своё эго!

— Это неправда.

— Правда! И знаешь, что самое обидное? Я бы простила тебе всё. Холодность, равнодушие, даже измену, если бы она была. Но не это унижение. Не этот цинизм.

Он молчит, смотрит на асфальт.

— Скажи мне честно, Руслан, — говорю я тише. — Ты, правда, думаешь, что я не заслуживаю справедливого раздела имущества?

Долгая пауза. Где-то вдалеке сигналит машина, люди спешат по своим делам, живут своими жизнями. А мы стоим здесь и добиваем то, что когда-то называли любовью.

— Заслуживаешь, — тихо говорит он.

— Тогда почему?

— Потому что боюсь остаться ни с чем.

Вот оно. Наконец-то честность.

— А я? Я не боюсь?

— Ты молодая, красивая. Найдёшь кого-то другого.

— Мне тридцать шесть, Руслан. И у меня сын. Не такой уж богатый выбор.

— Найдёшь, — упрямо повторяет он.

— А если не найду? Если останусь одна? С чем я буду жить? На что подниму Савелия?

— Я же сказал — помогу финансово.

— До каких пор? До твоей новой свадьбы?

Он вздрагивает, как от удара.

— Откуда ты знаешь?

Мир вокруг меня качается. Значит, правда есть другая женщина.

— Я не знала, — шепчу я. — До сих пор.

— Чёрт, — выдыхает он.

— Кто она?

— Злата, не надо...

— Кто она, Руслан?

— Это не важно.

— Для меня важно! Я имею право знать, из-за кого разрушается моя семья!

— Семья разрушилась не из-за неё.

— Тогда из-за чего?

Он поднимает на меня глаза, и в них такая боль, что на секунду мне становится его жаль.

— Из-за того, что мы стали чужими.

Простые слова, но они попадают точно в цель. Потому что это правда. Мы действительно стали чужими. Когда-то знали друг друга наизусть, а теперь живем как соседи по коммуналке.

— Может быть, — соглашаюсь я. — Но это не повод лишать меня того, что по праву принадлежит мне.

— Ты получишь свою долю, — устало говорит он.

— Правда?

— Правда. Но через суд. Если так хочешь — пожалуйста.

— Хочу.

— Тогда увидимся в зале суда.

Он поворачивается и идёт к своей машине, а я смотрю ему вслед и думаю: "Вот и всё. Теперь точно всё кончено".

Руслан уезжает, а в моей голове крутится единственная мысль: "Он влюбился. В другую. В ту, которая моложе, красивее, умнее — во всём лучше меня".

Но почему тогда внутри меня не только боль, но и странное, ледяное спокойствие? Почему я не кричу, не плачу, а просто стою и думаю: "Хорошо. Теперь я знаю, как ему отомстить. И я сделаю это так, что он запомнит это на всю жизнь".

Вспоминаю слова Мензурова: "Ваш муж совершил ошибку. Недооценил вас". Да, недооценил. Думал, я буду плакать и соглашаться на подачки. А я буду драться. За каждый рубль, за каждое право, за каждую крупицу справедливости.

Война разгорается. И я намерена её выиграть.

В этот момент за спиной раздаётся тихий смешок. Я оборачиваюсь — и замираю. Молодая блондинка в строгом костюме стоит в двадцати метрах, прислонившись к стене здания, и смотрит на меня с презрительной полуулыбкой. "Она же всё слышала." И по какой-то непонятной причине у меня внезапно возникает странное чуство, что эта особа куда опаснее, чем кажется.