(Не) верю. В любовь (СИ)

10

Алиса

Меня резко хватают за руку чуть выше локтя, сжимают пальцы на коже, но, боли совершенно не причиняют. Адам дёргает меня на себя, из-за чего я впечатываюсь в крепкое подтянутое тело, чувствуя, как воздух покидает лёгкие.

— Адам, что ты здесь делаешь? — спрашиваю сипло, распахивая глаза и смотря на молодого человека с неподдельным испугом.

Боже. Он видел меня обнажённой. Интересно, как давно он стоит здесь? Как давно смотрит на меня? Безумно горячая, обжигающая, будто кипяток ладонь ложится мне на спину, придерживая и спасая от падения.

Я чуть прогибаюсь в спине, торопливо пробегаюсь языком по губам, чувствую напряжёнными вершинками груди твёрдый пресс молодого человека. Боже мой, он будто из камня сделан.

— Зашёл принять душ, — говорит сухо, когда я восстанавливаю равновесие.

Молодой человек отступает, одёргивает руку, будто ему неприятно ко мне прикасаться, а я быстро хватаю полотенце и прикрываюсь от его насмешливого взгляда.

— Но ведь тут я, — говорю дрожащим шёпотом. — Я принимаю сейчас душ.

— Ты не заперла дверь. Очевидно, ждала, когда я зайду, чтобы задницей передо мной покрутить, — говорит с высокомерной насмешкой.

— Что ты говоришь? — зло шиплю я. — Ты из ума выжил? Зачем мне это делать?

— Только, милая моя, — склоняется к моему лицу и насмешливо ухмыляется, — меня тощие и пустоголовые дуры не привлекают. Совсем.

Я вздрагиваю. Лучше бы он меня ударил. Его слова бьют больно по самолюбию. По самооценке, которая и так втоптана матерью и отчимом в грязь.

— Сам ты! Дурак! — выкрикиваю зло, сжимаю пальцами полотенце до боли. — С чего ты вообще взял, что мне интересен? Я влюблена. И влюблена давно. В прекрасного человека. А то, что ты в своей голове придумываешь, лишь твои фантазии, — я вскидываю высоко подбородок. — У тебя слишком завышено самомнение.

— Я просто знаю себе цену, девочка, — он склоняется низко, дыханием опаляет влажное лицо и губы. — А ты себе цену знаешь? — его голос звучит тихо и вкрадчиво, но мне кажется, что каждое слово врезается в кожу, оставляя ожог.

Он медленно проводит пальцем по моей щеке, и я чувствую, как дрожь пробегает по всему телу. Махровое полотенце совсем не спасает от его близости. Единственная преграда кажется слишком невесомой и смешной.

— Ты даже не можешь посмотреть мне в глаза, когда говоришь о своей «любви». Ты лопочешь о своём дружке? — хмыкает насмешливо.

Я отстраняюсь, стараясь сохранить остатки достоинства, смотрю в серые глаза с вызовом.

— Тебя это не касается. Ты ничего, совершенно ничего обо мне не знаешь, так что не нужно меня судить. Ты мне совершенно неинтересен, — добавляю жалкое.

— Неинтересен? — он усмехается, и в его глазах вспыхивает что-то опасное, а он сокращает между нами расстояние, хотя мне казалось, что ближе подойти уже невозможно. — Тогда почему ты вся дрожишь?

— Потому что после душа мне холодно. А одеться при тебе я не имею возможности! — говорю торопливо, а у самой взгляд бегает.

Я смотрю куда угодно, только не в глаза Адама. Слишком боюсь провалиться под лёд, утонуть в глубине. Я и так на грани. И так моё сердце вот-вот выскочит из грудной клетки. И я уверена, что молодой человек лишь растопчет его.

— Я вижу, как колотится твой пульс, — он делает шаг вперёд, и я отступаю, пока спина не упирается в холодную стену. — Ты боишься не меня, девочка. Ты боишься себя.

— Заткнись, — вырывается у меня, но голос звучит слабо, почти беззвучно. — Просто уйди! Иначе я закричу!

— Так кричи, — шепчет почти в самые губы, — мне интересно на это посмотреть.

Его дыхание смешивается с моим. Мне становится невыносимо жарко. По коже бегут мурашки, а мне хочется податься вперёд и вжаться носом в его кожу. Втянуть запах, который так сильно нравится. И почувствовать поцелуй на губах. Почему-то я уверена, что он будет настойчивый и жадный. Пылкий, как и сам молодой человек. Я крупно вздрагиваю, когда Адам носом прижимается к моей щеке. Втягивает воздух и резко отстраняется.

Он уходит. Больше не сказав мне ни единого слова уходит. Я кутаюсь в полотенце и пытаюсь восстановить дыхание. Что. Это. Было?

Адам

Выхожу из ванной комнаты, чуть не хлопнув громко дверью. Чёртова девчонка. Как же она меня бесит! До дрожи в поджилках.

Она вызывает во мне неконтролируемое чувство ярости и раздражения.

Хлипкая. Мелкая. Невзрачная.

Там даже взглянуть не на что. Она трясётся вечно, заикается. Несёт какой-то бред, Бога постоянно упоминает, разве что не крестится. Блаженная какая-то.

В этой несуразной застиранной одежде, которая висит на ней, как мешок с картошкой.

Бесит. До самых печёнок бешенством пробирает. Раздражением и яростью, причины которой я не могу объяснить самому себе.

Как увидел её, стоящую в паре шагов от меня вчера, так сразу понял, что она принесёт уйму проблем.

Бледная. Блёклая. Почти прозрачная. Она стояла в этой уродкой юбке и прижимала руки к груди. Смотрела с таким ужасом, будто я её братца пытаю.

Чёрт. Я знал, что у него сестра есть, но не полагал, что такая.

Да кто мне поверит, что я на это невзрачное нечто позарился? Она лупает своими голубыми глазами с белёсыми ресницами, пялится на меня, как на чудовище и дрожит, будто на улице минусовая температура.

— Блин. Как же бесит, — сиплю, ударяя кулаком по стене.

Слышу, как за спиной открывается дверь. Оборачиваюсь. Впиваюсь взглядом в тощую фигуру.

Выскользнула из ванной, облачённая в одежду сестры. Дёргаю раздражённо уголком губ, сощуриваю глаза. Чёртова девка! Шорты открывают вид на тонкие ноги, футболка подчёркивает небольшую грудь и плоский живот. Длинные влажные волосы, которые кажутся тёмными, рассыпались по плечам и спине. Вода пропитывает ткань, я вижу её напряжённые соски. Я до боли в пальцах сжимаю кулаки. Сглатываю. Пальцы всё ещё помнят гладкую кожу.

Чёртова девчонка! Сил нет, как бесит.

Алиса замечает меня и замирает. Смотрит, широко распахнув глаза и сжимая, разжимая кулак. Кусает сухие губы, смотрит с испугом, шарит взглядом по лицу, будто ищет ответы на невысказанные вопросы.

Она замерла на фоне окна. Сзади бьёт солнце. Подсвечивает худощавую фигуру, создаёт вокруг головы полукруг.

Ткань одежды просвечивается. Я вижу каждый изгиб её тела.

Бесит! Бесит тем, как смотрит. Бесит тем, как переминается с ноги на ногу, приковывая мой взгляд к тонким щиколоткам и маленьким пальчикам на ногах. Чёрт. Какого чёрта она не обулась? Какого чёрта я пялюсь на эти ноги?

В больнице ещё заметил, какая у неё мелкая стопа. Такая же мелкая, как и вся девчонка.

Алиса прижимает к груди свою одежду и, шлёпая босыми ступнями по полу, быстро семенит мимо меня. Кидает на меня полные тревоги и страха взгляды.

Боится. И этим бесит меня ещё больше.

Молча провожаю её взглядом. Взгляд задерживается на заднице, которую очерчивает ткань одежды при каждом шаге.

Я знаю, что там багровые и тёмно-фиолетовые длинные полосы. Там содрана кожа.

Рассмотрел во всех подробностях, пока стоял в ванной. Пока наблюдал за каким-то чёртом, как она моется, с трудом справляясь одной рукой.

Я смотрел на её худощавое тело, на следы на теле и почему-то дико злился. Бесился, когда думал о том, что ей больно. Что рука, скорее всего ноет, и каждый синяк болит.

На худющей белой спине красные полосы выглядят ужасно. Как и на ягодицах. На круглой заднице, которую с лёгкостью можно обхватить ладонью.

Я видел, как она морщится от каждого движения, но не подозревал, что под одеждой скрывается такое.

Да какая мне нафиг разница, что ей больно? Мне наплевать на неё.

Моль.

Серая мышь.

Слишком правильная и скучная. Уверен, что сексом она будет под покровом ночи заниматься, спрятавшись под одеялом, зажмурив глаза, чтобы ничего не видеть. Что бы я ей не сказал, она будет блеять и проглатывать.

В отличие от своего братца, который с радостью впечатал кулак мне в скулу, стоило нам остаться наедине в доме.

— Какого чёрта она здесь делает? Ты реально решил через неё мне мстить? — рычит, вновь пытаясь мне врезать.

— А что, не нравится, когда твою сестру имеют? — спрашиваю насмешливо, уходя от удара.

Дима издаёт взбешённый рык, налетает и начинает сыпать ударами.

— Мудак. Конченный мудак! С ней нельзя так. Ты же ей сердце разобьешь. Она же девчонка совсем!

— А с моей сестрой значит спать можно? — врезаю со всей яростью в ответ. — Да?

— Не спали мы! Дебила ты кусок! Не спали! — почти орёт, краснеет от ярости.

Смотрю в его глаза, а в голове дебильнейшая и совершенно ненужная мысль. Глаза, как у неё. Только смотрят с яростью, а не испугом. И я замечаю на их глубине отчаяние. Понимаю, что девчонка ошибалась, когда говорила, что брату на неё наплевать. Он любит её безмерно. Как я Ксюшу.

— Мы с Ксюшей просто встречаемся. За ручки держимся, если тебе так угодно. Дальше поцелуев ничего не заходило, — говорит глухо, опускаясь на пол и хватаясь за голову. — Алиса… чёрт, она столько всего пережила… Зачем же ты?

Я понимаю, что облажался. Увидел Ксюшу в слезах, сделал неправильные выводы. Решил, что он ей воспользовался и свалил.

— Я не трогал твою сестру, Дима. Не стал бы я её трогать, — я морщусь. — Она совершенно не в моём вкусе. Просто хотел тебя выбесить, вот и вся арифметика.

А твоя тупая сестрица всё утаила. Усмехаюсь. Девчонка ведь реально захотела запрыгнуть ко мне в кровать. Сама об этом сказала.

— Ты мразь, — поднимается с пола и смотрит на меня с ненавистью. — На кой чёрт её сюда впутывать? Я, блин, люблю Ксюшу! И я женюсь на ней, когда твёрдо встану на ноги. Какого чёрта ты Алису сюда впутал? Ты… блин. Это низко!

— Я бы не стал её трогать, — кривлю губы в ледяной ухмылке.

— Просто держись от неё как подальше, — сипит едва слышно.

— Любишь Ксюшу? — спрашиваю, складывая руки на груди и впиваясь взглядом в лицо Димы, чтобы уловить ложь на его лице.

— Да. Сказал же уже, — раздражённо ведёт плечом.

Хлопает дверь в комнату сестры, и я выныриваю из своих воспоминаний. Чёртова холера, теперь будет постоянно мелькать перед глазами. Не только в школе, но и дома. Теперь я буду видеть эти оленьи глаза постоянно.

Чёртова девчонка.

Блин.

Знал бы, чем это для меня обернётся, не стал бы даже подходить. Только бы запаха не знать. И того, какая её кожа наощупь.

Вновь ударяю кулаком в стену и иду в свою комнату. Сажусь за компьютер, надеваю наушники и врубаю игру. Пытаюсь уйти от реальности. От мыслей об этой блёклой моли. Чёрт возьми, она не достойна моего внимания.

Я не знаю, сколько времени проходит, но плеча касается рука. Оборачиваюсь, вижу приёмную мать.

— Милый, — убирает длинными пальцами волосы с моего лба, — я тебя зову, а ты не слышишь. Пойдём ужинать. Все только тебя ждём.

Я смотрю в лучистые глаза женщины, которая нас когда-то забрала в свой дом, и снова чувствую себя тем пацаном, который молился, чтобы она усыновила нас с Ксюшей.

— Сейчас, мам, — я улыбаюсь, вырубаю комп и снимаю наушники.

— Как прошёл твой день? — смотрит на меня с заботой, улыбается так ласково, что в груди всё замирает.

Я всё никак не могу привыкнуть, что у меня есть дом. Семья. Я всё жду подвоха. Боюсь, что снова окажусь в холодных стенах детского дома.

— Хорошо. Спасибо, мама. А твой как? — я поднимаюсь из-за стола, возвышаюсь над мамой, смотрю на красивую, ухоженную женщину сверху вниз.

Я склоняюсь и целую гладкую щёку мамы, втягиваю запах дома и уюта.

— Прекрасно, милый. Ты ведь знаешь, что у нас гости? — спрашивает, целуя моя подбородок и щёку.

— Да, — цежу сквозь зубы, не сумев сдержать своей злости.

— Хорошо, — мама улыбается едва заметно, — пойдём в столовую, я уже накрыла на стол.

Я следую за женщиной вниз. Слышу тихие голоса уже в коридоре. Слышу её голос. Пропускаю маму вперёд, шагаю следом. Замираю в проёме, смотрю на девчонку, которая сидит за столом, рядом с Ксюшей.

Я сжимаю зубы. Чёртова девка. Сидит вся такая довольная и счастливая. Улыбается нежно и робко, тонкими пальцами сжимает фарфоровую чашку. Вскидывает на меня голубые глаза, хлопает несколько раз белёсыми ресницами, перестаёт улыбаться.

Я с силой сжимаю кулаки и иду к своему месту. Выдвигаю со скрипом стул, сажусь за стол и разваливаюсь на нём. Снова кидаю взгляд на девчонку, которая вся сжимается на стуле. Разве что не дрожит. Бесит! Как она меня бесит.

Немощь дрожащая.

Я отворачиваюсь, сталкиваюсь взглядом с лучистыми глазами матери. Она дёргает уголком губ и склоняет голову к плечу, чуть качает головой. А я вижу тень осуждения на её лице. Выпрямляюсь, складываю руки на столе. Натягиваю на лицо маску безразличия.

— Алиса, что ты будешь? Пюре? Салат? Котлеты?

— Салат, пожалуйста, — тихий голос звенит от напряжения.

— Одним салатом не наешься. Давай, я сама наложу, — Ксюша поднимается со своего места, берёт тарелку, накладывает пюре, салат и две котлеты. — Ешь!

— Я мясо не ем, — сводит брови.

— Почему же? — строго спрашивает отец.

Девчонка вздрагивает, обхватывает себя рукой за плечо и втягивает голову в плечи. Чёрт возьми! Мелочь худощавая. Дрожащая. Чёрт, дёрнуть бы её на себя, впечатать в тело, как в ванной, когда её обнажённое тело вжималось в моё, и…

Я дёргаю головой и выкидываю из головы неместную картинку. Чёрт. Мне срочно нужно забыться!

— Сейчас… А впрочем, — девчонка встрепенулась, — я буду котлету.

— Вот и хорошо, — отец улыбается и проводит рукой по подбородку. — Приятного аппетита, дети.

Мужчина тянет руку к ладони матери, перехватывает её, подносит к губам и оставляет поцелуй на костяшках. Мама краснеет кончиками ушей, улыбается и кидает смущённые взгляды на отца.

Мой взгляд снова, как приклеенный, возвращается к лицу девчонки, которая смотрит на родителей с таким выражением лица, будто её мешком по голове огрели.

Алиса медленно подносит вилку ко рту, но её взгляд всё ещё прикован к родителям. Она смотрит на них с неверием, чуть хмуря брови. Она словно пытается понять что-то, что скрыто за их улыбками и нежными жестами. Её пальцы слегка дрожат, когда она неловко отламывает левой рукой кусочек котлеты, но он так и остаётся на тарелке, нетронутый.

Я замечаю, что в её глазах скапливаются слёзы, и она торопливо опускает взгляд вниз.

Ксюша наклоняется вперёд, её глаза сужаются, и она тихо, но чётко произносит:

— Ты что, не голодна? Или котлета невкусная?

Алиса вздрагивает, словно её выдернули из глубоких раздумий. Она вскидывает глаза на Ксюшу, пытается улыбнуться, но улыбка получается кривой, натянутой.

— Нет-нет, всё очень вкусно. Спасибо, — шепчет она, но её голос звучит так, будто она вот-вот заплачет.

Чёртова девчонка. Что снова не так? Почему ей нужно постоянно вздрагивать от каждого звука и смотреть так, будто ты её оскорбил?

Отец, не замечая напряжения, продолжает есть, изредка бросая взгляды на мать. Его рука всё ещё лежит на её ладони, и он время от времени сжимает её пальцы.

Я отвожу от девчонки взгляд и приступаю к ужину. Больше на дрожащую фигуру не смотрю. Проглатываю ужин, не чувствуя вкуса.

— Спасибо, мам, — я поднимаюсь, со скрипом отодвигая стул.

— Ты куда? — женщина чуть хмурит брови.

— Пойду, проветрюсь, — я натянуто улыбаюсь, чувствуя щекой заинтересованный взгляд девчонки.

Взгляд мамы становится излишне внимательным. Мне кажется, что она сейчас начнёт меня отчитывать.

— Хорошо. Только не задерживайся слишком долго. И если не затруднит, пиши мне сообщения.

Я киваю и покидаю столовую. Спиной чувствую взгляд девчонки и одёргиваю себя от желания обернуться и убедиться в этом.

Сажусь в машину, еду в клуб. Сразу направляюсь к барной стойке, заказываю безалкогольный коктейль. Взглядом скольжу по толпе. Взгляд цепляется за тонкую фигуру в коротком чёрным платье, извивающуюся под музыку. Длинные светлые волосы рассыпаны по спине.

Я иду к ней. Заглядываю в лицо. Глаза слишком ярко накрашены. Карие. С длинными чёрными ресницами. Пухлые накаченные губы. Всё идеально. В этом лице всё слишком идеально. Кукольная внешность, идеальная фигура.

Всё не так. Всё совсем не так.

— Привет, — говорю, натягивая улыбку на губы. — Потанцуем?

— Привет, красавчик, — девушка поднимает руку с длинными хищными пальцами, проводит по груди, виднеющейся в вырезе рубашки.

Что ж, я развлекусь. И ни одна мелкая бледная моль не станет мне в этом помехой.