(Не) верю. В любовь (СИ)

21

Алиса

Ноябрь того же года

Я выхожу из здания суда, чувствуя себя абсолютно опустошённой. Сегодня судили отчима и мать. Столько проклятий я не слышала ни разу за свою жизнь. Я выступала в качестве свидетеля, и было крайне сложно сказать хоть одно слово, когда мать сыпала угрозами и кричала о своей ненависти ко мне и Диме. Только полные поддержки глаза родных мне людей не давали мне плюнуть на всё и сбежать. Только Юрий Леонидович, непривычно строгий и сидящий на месте судьи, не позволил мне бояться, что мать до меня достанет.

Но самым крепким, самым надёжным моим маяком были полные нежности, восхищения и безграничной любви ко мне глаза моего Адама. Парень улыбался мне. А я вспоминала все слова нежности, которые он шептал мне утром.

И сквозь ком в горле я отвечала на вопросы адвоката, видя ужас на лицах присяжных.

Ужасно было узнать, сколько таких юных и неопытных девушек, как я, трогал отчим. И меня колотило от ужаса, когда я понимала, что это только часть тех, кто осмелились сказать правду. Другие же, как и я раньше, считали, что это позор и вся вина лежит на них.

Отчим не кидался на решётки, как мать. Он сидел с довольной улыбкой, широко расставив ноги и облизывая каждую новую свидетельницу сальным взглядом. Ни одна из них не была совершеннолетней.

Я выхожу на улицу, и холодный ветер бьёт мне в лицо, словно пытаясь привести в чувство. Вокруг шумит город, суетятся люди, а я пытаюсь осознать то, что больше никогда не увижу отчима и мать.

В голове крутятся слова матери, её голос, полный ярости и ненависти, её глаза, которые, казалось, готовы были выжечь во мне всё живое. Она, как безумная, целовала крест и крестилась.

Это ужасно, но я испытываю облегчение от того, что больше никогда её не услышу. И не увижу. На свидания к ней я ходить точно не стану.

— Ты у меня такая умница, — Адам сжимает мою руку, целует ледяные пальцы. — Поехали в кафе? Мороженое хочешь? Или в кино?

— Мне неважно! Главное, чтобы там был ты, — я поднимаю обе руки, пальчиками поглаживаю родное и такое любимое лицо самого ласкового, самого нежного человека на всём белом свете.

— Хорошо, — Адам меня целует, забирая дыхание и все дурные мысли. — Ведь я буду всегда рядом.

Мы зашли в маленькое кафе, где пахло свежей выпечкой и кофе. Адам заказал два мороженых, горячий шоколад и молочный коктейль, а я, устроившись на мягком диване под боком у любимого, смотрела на него и думала, как же мне повезло.

Адам был моим спасением, моим светом в этой тьме, которая так долго пыталась поглотить меня. И пока он рассказывал что-то смешное, чтобы развеселить меня, я улыбалась, а сама благодарила Бога за то, что он свёл нас. Всё, что было раньше, больше не имеет значения. Потому что теперь у меня есть он. Мой Адам. И моя семья.

Декабрь

Мы с Ксюшей и Ольгой суетимся по дому, заканчивая с генеральной уборкой и готовкой. В груди приятное волнение, а самой хочется прыгать от радости и переполняющего меня счастья каждую секунду.

Я впервые за десять лет буду праздновать Новый год. И я жду этого праздника, как ребёнок. Мне кажется, что в эту ночь должно случиться что-то волшебное. Хотя… Разве волшебство уже не произошло? Разве наша дружная семья не подтверждение тому? Счастливый смех, сияющие глаза каждого жителя этого дома?

— О чём задумалась, маленькая? — Адам подкрадывается ко мне со спины и крепко меня обнимает, поглаживая руками по животу и целуя меня в щёку.

Он любит меня обнимать, прижиматься ко мне всем телом, чтобы делиться теплом. Столько любви, столько поцелуев и нежности я не получала за всю жизнь. Я перестала удивляться тому, что этот парень, который казался мне таким холодным и колючим, таит в себе столько нерастраченной любви.

— О том, как сильно я тебя люблю, — я поворачиваюсь к молодому человеку, закидываю руки ему на плечи, притягиваю ближе к себе. — И о том, как я счастлива!

Глаза Адама вспыхивают довольным светом, а молодой человек склоняется ко мне, чтобы сладко-сладко поцеловать. Чтобы у меня отнялись ноги и голова стала пустой. Адама зовут помогать наряжать ёлку, а я спешу в гостиную, чтобы дальше готовить стол к празднику.

Мы с Ксюшей накрываем на стол, расставляя тарелки и бокалы, а Ольга заканчивает готовить салаты. Ароматы свежей зелени, специй и чего-то сладкого, что она печёт в духовке, наполняют дом уютом. Я ловлю себя на мысли, что даже воздух вокруг кажется праздничным, будто пропитанным ожиданием чуда.

За окном уже темнеет, и первые огоньки гирлянд зажигаются в окнах соседних домов. Мы включаем ёлку, и её мягкий свет озаряет комнату, добавляя волшебства в этот вечер.

Когда всё готово, мы переодеваемся в праздничную одежду и садимся за стол. Я чувствую, как сердце замирает от счастья. Впервые за долгие годы я не одна в новогоднюю ночь.

Адам стоит рядом, поглаживает меня пальцами по спине, целует то в висок, то в щёку. Он зарывается носом в мои волосы и втягивает их запах. Моя вечная поддержка. Моя опора. Моя стена, за которой я чувствую себя в безопасности.

Новый год ещё не наступил, но я уже знаю, что он будет особенным. Потому что самое главное чудо — это не фейерверки или подарки, а то, что такие люди находятся рядом.

Январь

— Сходишь со мной, пожалуйста? — я крепко держу Диму за руку и пытаюсь заглянуть в родные глаза.

Но брат упрямо отворачивается, поджимая губы.

— Алиса, я не хочу оскорблять тебя и твою веру, но я больше никогда туда не вернусь, — говорит тихо, сквозь сжатые зубы.

— Дима, я не прошу тебя ставить свечи и молиться. И не прошу тебя носить крестик. Я тебе не говорила, но я свой поменяла, — я достаю золотой крестик на цепочке, который мне подарила на Рождество Ольга. — Я не могу носить тот. Он даже посерел, будто впитал в себя всё плохое. Но я не об этом, Дима. Пётр Васильевич спас меня. Он вызвал тогда полицию и ОМОН. Пётр Васильевич подозревал нашего отчима в том, что он нечист на руку и ворует у церкви. И не только в этом подозревал, — я горестно вздыхаю. — Если бы не он, то неизвестно, что было бы со мной сейчас. Меня бы обвенчали, выдали замуж против воли.

— Алиса, прекрати, пожалуйста, — Дима морщится.

— Дима, я просто прошу тебя с ним поговорить! — я хватаю брата за плечи и всё же заглядываю в голубые глаза. — Он не наши родители и в церковь ходить не будет тебя заставлять. Он просто… поможет. Отпустить и простить. Ведь у тебя столько обиды и боли осталось, — я кладу руку ему на грудь. — Я прошу тебя, Дима. Ради меня! Один раз. Если ты больше не захочешь, я никогда даже не заикнусь. Клянусь тебе.

— Хорошо, — тихо отвечает брат, притягивает меня к себе и целует в лоб. — Хорошо, Алиса. Пойдём.

Брат и Пётр Васильевич разговаривают больше часа. А когда Дима выходит на улицу, где я его жду, я застываю, жду со страхом его вердикта. А он просто подходит ко мне, сгребает в объятия и утыкается лом в макушку. Мне кажется, что я слышу, как он шмыгает носом. Не шевелюсь, пока Дима не отстраняется и не заглядывает мне в лицо счастливым взглядом.

— Спасибо, — говорит всего одно слова, а у меня гора падает с плеч.

Я поворачиваю голову и вижу Петра Васильевича, который с мудрой тёплой улыбкой наблюдает за нами. Одними губами произношу слова благодарности, на что получаю кивок.

Июнь

Полгода пролетают по щелчку пальцев. Я не успела оглянуться, а уже стою в ресторане в вечернем платье и праздную выпускной вместе с одноклассниками. Все экзамены позади, в руках медаль и аттестат с одними пятёрками, а за спиной стоит мой любимый, который пытается прикрыть собой мою открытую спину в вырезе платье.

Я со счастливой улыбкой вспоминаю, как спускалась сегодня по лестнице на первый этаж. Как видела на лице Адама шок, восхищение, любовь и гордость. Мне каждый раз кажется, что любить парня сильнее невозможно, но я всякий раз ошибаюсь. Возможно. И с каждым новым днём моя любовь становится сильнее.

— Маленькая, поехали домой, — шепчет на ухо Адам, скользя кончиками пальцев по моей спине.

Я поворачиваюсь к нему и пошатываюсь от того жаркого обещания, которое отражается в его глазах. В серых глазах плещется желание. Желание взять меня. Присвоить себе без остатка. Обещание, что я распадусь на молекулы от наслаждения.

— Поехали, — говорю решительно, вкладываю руку в пальцы любимого.

Мы с ним сбегаем с выпускного вечера, останавливаясь каждые пять шагов и жадно целуясь.

— Поехали в мою квартиру, — говорю, когда Адам заводит машину, пристёгивает меня и ведёт ладонью по ноге.

Замирает на внутренней стороне бедра, сжимая с обещанием. Я знаю, как можно разлетаться на осколки от этих настойчивых пальцев.

— Хорошо, — хрипит Адам, снова жадно и властно целуя меня.

Машина срывается с места, а я пытаюсь хоть немного перевести дыхание. На нас с Димой свалилось неожиданное наследство в виде четырёх квартир. Оказывается, отчим оформлял недвижимость на Адама и меня, полагая, что никто не узнает о его махинациях. Отчима посадили. Мы продали квартиры, поделив деньги на двоих. Сначала хотели оставить квартиру папы, но оба осознали, что тяжёлых воспоминаний слишком много. Видеть эти стены не хотелось совсем.

Теперь у каждого из нас есть своё жильё в новостройке в одном доме, но на разных этажах. С хорошим ремонтом и чистой, светлой аурой. Только мы все слишком сильно любим дом родителей. Любим оставаться на ночь, обожаем проводить время всей семьёй. Каждый из нас цепляется за то тепло, что дарят мама с папой, ведь когда-то мы его недополучили. А родители только счастливы видеть нас в своём доме.

Машина останавливается у дома. Адам выскакивает из неё, огибает и подаёт мне руку, помогая выйти. С каждым новым шагом к квартире я дрожу всё сильнее. От нетерпения. Предвкушения. Страсти и желания.

Хлопает дверь. Адам прижимает меня к ней, шепчет у щеки:

— Если доверяешь мне, не останавливай.

— Доверяю больше, чем самой себе.

Мои дальнейшие слова тонут под натиском властных, напористых и захватнических губ. Адам подхватывает меня на руки и несёт в комнату. Я оказываюсь на кровати, а одежда стремительно исчезает с меня. Прохлада простыней под спиной совсем не отрезвляет. Напротив. Контраст температур заставляет дрожать от нетерпения ещё сильнее.

Его рельефной тело прижимает меня сверху. Поцелуи рассыпаются по щеке, шее, ключицам. С моих губ срываются стоны.

Пальчиками зарываюсь в волосы на его затылке, пытаюсь удержать, когда Адам спускается жалящими поцелуями ниже.

— Моя малышка… Моя нежная девочка, такая сладкая… Моя девочка, — хрипит, падая на простыни рядом и тут же притягивая меня к себе.

Слов нет. Я беру ладонь Адама, прижимаюсь к ней щекой и затихаю. Смотрю в обожаемые глаза напротив и знаю одно — счастливее меня нет никого на свете.

Август

— Дети, у нас для вас потрясающая новость — мы с вашей мамой ждём ребёнка.

— Кхм, — Дима кашляет и чешет затылок, — дело в том, что мы с Ксюней тоже.

Все тихо смеются, а потом переводят взгляд на краснеющую меня.

— Милая, а ты ничего не хочешь нам сказать? — спрашивает мама.

— Мы тоже, — я скромно улыбаюсь.

Разве это не чудо?