Невидимый враг

Глава 14

Мэй уже подходит срок рожать.

Из деревни к нам приходит повитуха, да так и остается на всякий случай в доме.

Старуха говорит, судя по форме живота, будет наконец-то девочка. Мэй выглядит спокойной, но я знаю, что нервничает. Арн вообще себе места не находит — мне кажется, на каждые роды жены он волнуется сильнее, чем она. Не отходит от неё ни на шаг.

Все ждут. Со дня на день.

Разговоры становятся тише, в воздухе витает такая странная смесь эмоций — как будто одновременно тревоги и предощущения праздника.

Наконец, в один из дней Мэй заявляет, что ей не нравится, как стоит мебель в детской малыша, которую обустроили рядом с комнатой братьев, и принимается в одиночку всё переставлять. Ругань Арна, когда он это заметил, слышала даже я через несколько стен.

И все понимают — теперь уже совсем близко.

В то утро я не сразу осознала, что же меня разбудило.

Я так привыкла уже засыпать и просыпаться в сильных руках, прижатая крепко к горячему мужскому телу… кот утверждал вкрадчиво, что это лишь для того, чтоб мы уместились оба на узкой для двоих постели, конечно же!.. и держится за меня, чтоб не свалиться с края!.. Так что реагировала уже не на его присутствие, а на отсутствие.

А сейчас постель рядом стремительно остывает, и от этого я и проснулась.

Зортаг зачем-то встал с кровати и тихо-тихо пружинистым кошачьим шагом направился к окну. Поправил привычным жестом сползающую с бёдер простыню… Я нырнула в одеяло по самые глаза. Хорошо, что он меня сейчас не видит, и можно не делать вид, будто не смотрю. А мне хочется смотреть на него постоянно. Я ещё не насытилась этим — его видно. Он больше не пустота. А чистая, концентрированная мужская красота, грация хищника и совершенство линий.

Мне надо насмотреться впрок.

Сонно щурясь, я следила за ним, любуясь перекатами мышц на широкой спине.

А потом тоже услышала.

Звук чужих голосов. Так рано, только рассвело… кому это что понадобилось у нас дома?

Я привстала на локте.

Зор бросил на меня быстрый взгляд и прижал палец к губам, призывая молчать. Попутно обжёг взглядом, и я вспыхнула, поправляя сползшую бретельку ночной сорочки. Забралась обратно, поглубже в одеяло. Втихаря перебираясь на ту половину кровати, где ещё остались крохи его тепла.

Он сам застыл настороженным котом в засаде сбоку от окна, глядя во двор из-за края занавеси. Не знаю, что, но точно ему очень сильно не нравилось что-то, поэтому он хмурился.

Я прислушалась. Утро было тихое, прозрачное, звуки разносились хорошо, а гости не думали приглушать своих голосов.

— Спасибо! Сколько мы вам должны за мясо в этот раз? Много принесли, даже непривычно.

Брат уже проснулся. Всегда встаёт рано.

— Нисколько, господин! Это подарок вам от деревни. Покровительства и защиты просим! — заискивающий голос. Незнакомый мне.

— Что случилось? — брат немедленно настораживается.

— С гор спустился бешеный барс!

— Что?..

— Зверюга огромная! Дикая! И больной явно — на клыках пена, глаза красные, терроризирует деревню второй день! Скотину пожрал, половину козьего стада уже, выйти за околицу боятся все, а минувшей ночью на крышу прыгнул старику со старухой на окраине, так те чуть богу душу не отдали… за деточек малых боимся…

— Ясно. Отправлю охотников своих. Сам не могу, простите — жена на сносях.

— Так слышали мы, слышали, господин! Да пошлёт ей небо успешного…

— Давайте не будем время терять. Где его видели в последний раз?..

— Так это… бродит вокруг деревни, то тут, то там! Вы только это… котиков своих уж дома оставьте, не ровен час укусит и тоже бешенством своим этим заразит!..

Голоса удалялись. Видимо, Арн завёл гостей в дом.

— Что такое? — спрашиваю шёпотом Зора, когда слушать становится больше нечего. — Ты что-то знаешь про того барса?

Он качает головой.

— Нет. Но мне всё это совершенно не нравится. Посиди-ка! Пойду, прогуляюсь.

Наверное, я никогда не привыкну к зрелищу Зортага, перекидывающегося барсом. Завораживает. До мурашек во всём теле.

Кот грациозно проходит мимо, помахивая хвостом. По дороге не упустив случая протяжно лизнуть мою босую ступню, неосторожно высунувшуюся из-под одеяла.

Носом спихивает засов, потом удар лапой по дверной ручке… Мда. И зачем, спрашивается, люди вообще руки отращивали? Некоторые и без этого справляются.

Я повздыхала немного по тому, как же чудесно мне спалось, и делать нечего, стала собираться, умываться и плести заново косу. Ту, что я заплетала на ночь, мой кот обычно к утру превращал в буйство растрёпанных локонов. Так и спал, уткнувшись мне носом в макушку.

К моменту, когда я вышла из комнаты, поместье уже почти опустело. Арн отправил почти всех своих людей, осталась лишь пара работников. Дико переживал, что не может уйти со своими парнями и проверить, что за чертовщина творится в деревне. У меня тоже сердце было не на месте.

Мой барс обнаружился на кухне. В этом просторном помещении, где под потолком висели пучки сушёных трав, вечно что-то жарили и парили. Вот и сейчас на вертеле над огнём повар крутил тушку поросёнка… Я сильно подозревала, что не для Мэй, которую всё больше тянуло на сладкое, отчего повитуха снова принималась пророчить, что родится девочка.

Вот только к привычному голодно-ждущему виду моего котика примешивалось что-то ещё. Больно уж пристально, не мигая, следили серебряные глаза его за движениями взмокшего и нервного повара. Догадываюсь, что несчастному не слишком нравилось готовить, когда за тобой следят, как за мышью. Тут поневоле поторопишься — а то мало ли что голодному барсу в голову взбредёт… авось повар аппетитнее покажется. Тем более, что его фигура вполне к этому располагала.

Мой кот топорщил загривок и нервно дёрнул головой, когда я подошла и положила руку ему на шею.

— Что такое?

Можно подумать, он мне ответит.

А потом кот без предупреждения скинул мою руку и рванул вперёд.

А из его горла вырвалось страшное рычание.

— Нет!.. — вскрикиваю я.

Белый как мел повар едва успевает отскочить.

Барс ударом лапы сшибает вертел. А потом принюхивается к мясу… и от его утробного рыка даже у меня мурашки бегут по спине.

Повар вообще, по-моему, в обморок вот-вот хлопнется.

— Чего это он? Взбесился что ли, не пойму… — выдавливает из себя, отирая лоб передником.

У меня самой сердце не на месте. От лишних глаз хочется избавиться.

— Вы это… идите! Я сама дальше разберусь. Он просто… голодный очень! Простите.

Два раза повару повторять не пришлось, разумеется.

— Ты что?.. — я вытянула вперёд руку и осторожно пошла к своему коту. Он пристально смотрел на меня долгих три секунды, как будто пытался что-то сказать. А потом выпустил кинжалы когтей.

Подцепил тушку несчастного поросёнка и швырнул в очаг. Пламя взметнулось выше, а потом опало. Чёрная зола покрыла ароматное мясо.

Разворотив прыжком полкухни, барс метнулся мимо меня к выходу.

Я поспешила за ним. А когда увидела, куда он держит путь, чуть за сердце не схватилась.

О нет, только не это!

По утрам нам во двор выходить не дозволялось. По разумным причинам, конечно же.

И я пыталась выкрикнуть это коту вдогонку, но кто бы ещё меня слушал. А двери, даже запертые на ключ, оказывается, очень даже выламываются до острых щеп, если в них с разгона бешеным тараном влетает здоровенная туша.

Брат меня убьёт.

Потому что прямо сейчас на просторном дворе идёт кормёжка его барсов. Мечты и котят здесь нет, зато мужская часть стаи вся в сборе. Чуть порыкивая и устанавливая порядок, во главе возвышается Гром. Окровавленные ошмётки мяса меж его лап. Кто-то ещё только принюхивается, кто-то стащил из-под лап вожака пару кусков и огрёб за нарушение очерёдности тяжёлой лапой…

И вот к этой грозной компании в три прыжка подлетает мой кот.

Мчится прямо к барсам. Врывается в клубок скалящихся над мясом пастей и устраивает драку. Я отказываюсь понимать, что происходит. Неужели и правда настолько оголодал?..

На шум прибегает Арн.

— Твой что, тоже бешеный⁈ — рявкает он. У него уже копьё в руке наготове.

Тем временем мой барс, страшно рыча от того, как в его плечо вонзаются чьи-то зубы, отшвыривает далеко прочь половину свиной туши. Я его боль ощущаю как свою, у меня что-то под сердцем колет и мысли путаются… а потом в пыль вылетает ещё один здоровенный полуобглоданный кусок, и меня осеняет.

Я хватаю за рукав брата, который решительно идёт вперёд.

— Стой! Здесь не то, подожди! Мне кажется… что-то не так с мясом! Мой кот не стал свою часть есть и бросился отгонять твоих зверей от него…

Арн бросает на меня быстрый взгляд, мгновенно оценивает обстановку и бросается в гущу драки.

— Отзови своего! Быстро! Сейчас разберёмся.

Со страху едва не называю Зортага истинным именем. Осекаюсь в последнюю секунду.

— Котик! Ты мне нужен! Иди ко мне, пожалуйста!

Слушается не сразу. Сначала успевает как следует накостылять тому, кто кусался. И основательно помять морду лапой парочке других, раздавая направо и налево такие мощные оплеухи, что коты помоложе униженно припадают к земле, признавая превосходство. Один Гром скалится оскорблённо, вот только хозяин поспевает вовремя и грозным окриком заставляет прекратить.

С воистину королевским достоинством мой кот удаляется от места схватки, огрызаясь и отплевывая клубок меха, который выдрал у какого-то особо ретивого кота. Кажется, всё-таки это был Гром. Тот всегда себя мнил вожаком местной стаи и давно горел желанием накостылять чужаку. По-моему, получилось слегка наоборот.

Всё ещё взъерошенный и напряжённый, как сжатая пружина, мой кот улёгся у моих ног. Уши дёргаются на каждый звук. Чёрный кончик его пушистого хвоста нервно подрагивает.

Арн встал над мясом и приказал зверям держаться подальше. Своего хозяина барсы послушались, хоть и ворча. Это от залётного кота конкуренции за еду не стерпели.

Брат присел на корточки, поднял полуобглоданную ногу с раздвоенным копытом и осторожно понюхал мясо.

А за его спиной один из младших барсов вдруг упал на песок и начал жалобно мяукать, поджимая лапы к животу.

Глаза Арна потемнели и стали страшными.

— Так, Ив. Тут два варианта. Или деревенские не уследили, и эти свиньи съели какой-то ядовитой травы… Или…

Мы с братом переглянулись. Второй вариант нам категорически не нравился.

Но тут вмешался фактор, которого одного только и не хватало, чтоб превратить наше утро в совершеннейший хаос.

Распахнулось окошко на втором этаже, и из него высунулась радостная повитуха.

— Господин! Началось!!

Арн переменится в лице и помчался в дом, забыв даже дохлую свинью выпустить из рук.

— Не вздумай к Мэй в таком виде соваться! Вымойся сначала! — крикнула я ему в спину, и он чертыхнулся, опомнившись. — А я пока займусь твоими барсами!

Мой котик устало взобрался на порог и оттуда, как с трона, с видом глубочайшего удовлетворения и явным чувством выполненного долга наблюдал за тем, как я ношусь туда-сюда вокруг барсов. Меня-то они всегда любили, так что слушались. Я гладила, успокаивала, осматривала, поила водой, кормила тех, кто наглотался мяса больше всех, рвотными травками… Последний процесс у моего Барса вызвал особое злорадное удовлетворение на морде.

Когда я наконец-то убедилась, что великолепным кошкам моего брата больше ничего не угрожает, заперла их в здоровенном сарае, где были устроены им лёжки. И поспешила обратно.

Слуги уже убрали во дворе.

Я поразилась, какая в доме суета.

Девочки-работницы бегали туда-сюда с водой и полотенцами, повитуха не отходила от Мэй ни на шаг, Арн тоже. По всему дому эхом отзывались стоны и крики его жены.

Мне повитуха сказала не мешаться в спальне Мэй, и так мол народу много, да и «нечего нерожавшей девочке смотреть, а то замуж перехочется». Я покраснела и хотела было заявить, что и не собиралась, но меня без лишних слов выставили за дверь. И я от нечего делать пошла искать своего кота. Мне уже становилось не по себе, когда не видела его долгое время.

Нашла Барсика не сразу. В благодарность за помощь Арн приказал оставить для моего кота все двери открытыми, и он бродил туда-сюда весь день молчаливым призраком. Настороженный, тревожный, собранный. Протискивался массивным телом в каждую комнатушку, каждую кладовую, поднимал лохматую голову в воздух и внимательно принюхивался. Я хвостом за ним.

В большом поместье было непривычно мало народу, и оттого тревожно. Когда я запускала пальцы в пушистый мех своего барса, чувствуя под ним каменные мышцы могучего существа, немного успокаивалась. Что же случилось с мясом? Кто такое мог сделать? А главное, зачем? Или, может, зря мы тревожимся, и это просто трагическая случайность? Вон, бывает же такое, что коровы на лугу горчака горного наедятся, а после молоко пить нельзя, опасно. Или пчёлы меда соберут с дикого розоцвета, а потом тем мёдом травануться можно спокойно.

И всё-таки… я доверяла чутью своего кота. А у него шерсть на загривке оставалась вздыбленной весь день. И ещё он даже на минуту не перекидывался в человека, даже чтобы поговорить. Значит — настороже. Значит — ему нужен сейчас сверхъестественный нюх зверя, а не пустые слова человека. И я поневоле тревожилась тоже.

Хорошо, что Арн выстроил такой прочный дом.

Потому что если увесистую, но осторожную поступь моего кота, перетекающего в пространстве как ртуть, лестница на второй этаж хозяйской половины еще выдержала, хоть и скрипнула жалобно, то от бешеных скачков и катания по перилам нашего вечного стихийного бедствия, кажется, едва не развалилась.

Бьёрн и Мэлвин фактически свалились нам на прямо головы. Хорошо хоть, видимые. За ними вприпрыжку неслись розовые котята. Рожицы у братьев были насупленные. И понятно. Тревожатся за маму весь день, а взрослым не до них. И в спальню родительскую, конечно же, никто их не пускает, где повитуха царствует и повелевает.

— Вредная эта старуха!

— Мы ей за это лягушку в кровать подсунули!

— Дети! — ахнула я. И решила, что нашла хоть какое-то полезное дело наконец-то. Надо занять хулиганов, пока не дохулиганились.

Заодно и кота отвлечь. А то ему дай волю, он и на крышу заберётся обнюхивать. Сначала — Мэй. Главное, чтоб с ней всё хорошо. А потом Арн во всём разберётся, я уверена.

Так что я потащила всю разношёрстную — в прямом смысле — компанию на свежий воздух. И там до самого вечера играла с ребятами в траве, помогала строить крепости из песка и веток. Под неотступным взглядом серебряных глаз, которые кот не отводил от меня ни на минуту. Лежал поодаль, словно охранял… и смотрел, смотрел, смотрел.

И уже путались мысли, и я не понимала, зверь на меня смотрит сейчас или человек. Только ощущала этот взгляд на коже как ожог, каждый миг, каждую секунду. Я не понимала, что происходит. И почему он смотрит на меня так… Но это пьянило почище любого вина и заставляло щёки гореть.

А потом…

Резко поднял морду в воздух огромный кот.

Предвечернюю, почти торжественную тишину прорезал тонкий возмущённый плач.

Таинство завершилось.

Новый человек родился на свет.

У Арна и Мэй теперь три сына.

В этот раз Зортаг обернулся человеком, едва я успела захлопнуть за нами дверь спальни.

Без единого слова развернул к себе и прижал к твёрдым доскам своим каменным телом. Я задохнулась от неприкрытой, жгучей жажды, которую он обрушил на меня, будто горную лавину.

— Зор… ну, Зор… что ты…

Он уже не слышал. А скоро и мне стало не до разговоров. Когда горячие губы властно взяли в плен. Когда нетерпеливые руки принялись утверждать власть на моём теле. Когда шум крови в ушах заглушили все звуки в огромном умиротворённом доме. Ту-дум, ту-дум, ту-дум…

За окном стемнело. Краешком заглядывает в спальню полная луна.

Это что-то сильнее и глубже, чем слова. Когда играла с этими детьми, в голову слишком настырно лезли мысли, которые я не могла, не должна была себе позволять. Что тоже так хочу… своих хочу… только чтоб непременно с серебряными глазами…

И мужчина мой смотрел на меня так долго именно такими, какие я хотела, чтоб были у моих малышей… что я почти поддалась искушению поверить, будто думает сейчас о том же самом.

Зарываюсь пальцами в серебряную гриву, когда смещается вниз, чтобы впиться горячечными поцелуями мне в шею, ключицу, и ниже… когда рвёт ворот на платье, и пара пуговиц со стуком падает на пол… А я вздрагиваю, жадно ловлю крохи дыхания пересохшими губами, откинувшись на шершавые доски двери… и ноги уже не держат, и давно бы оказалась на полу, если б меня за бёдра не держали властно мужские руки.

С моих приоткрытых губ срывается хриплый выдох, когда он касается носом ложбинки на груди и вдыхает запах. А потом… короткий серебряный взгляд снизу вверх мне глаза в глаза… Зортаг подхватывает меня под колени и плечи, и я взмываю в воздух, испытывая головокружительное ощущение парения.

Которое очень быстро сменяется приземлением, когда меня бесцеремонно швыряют на кровать. А потом придавливают сверху всей тяжестью, так что не дёрнуться, не шевельнуться. И от этой неукротимой звериной скорости и силы, от того, как все древние инстинкты внутри меня рычат и требуют моего самца немедленно, прямо сейчас… я совершенно теряю голову.

Дикий, дикий взгляд. Тихий рык срывается с его чуть удлинившихся клыков. Отзывается в моём животе дрожью предвкушения. Так дикие барсы в горах зовут свою самку. Так отвечают на её безмолвный призыв… когда она столь неосторожно всем телом, и дыханием, и запахом весь вечер выпрашивала котят.

Кажется, довыпрашивалась.

Нет, я не дура.

Я понимала, что слишком долго так продолжаться не может. И азарт хищника, добыча которого сопротивляется и не даётся в лапы, рано или поздно к этому приведёт. Инстинкты потребуют выхода.

Но я ведь тоже не железная.

И в конце концов, вся моя выдержка и все доводы рассудка летят к чёрту.

Потом будет плохо.

Но это очень потом. А сейчас…

Приподнимаюсь на локтях и тянусь поцеловать сама.

Серебряные глаза в ответ на мою дерзость сверкают кошачьим зрачком. Поторопился оборачиваться, не до конца убрал звериную сущность. Когда на полпути сшибает меня ответным поцелуем, роняя обратно в постель и придавливая надёжнее, чтоб не своевольничала — чувствую языком острые кончики хищных, нечеловеческих клыков.

Одну руку подсовывает мне под спину, вминает в себя, выбивает дыхание. Другая — уже не рука, а лапа, впивается когтями в спинку кровати и рвёт её в щепы. Если так пойдёт дальше, мы разнесём брату весь дом. Ну, или как минимум перебудим.

Но с кровью по телу толчками всё быстрее и быстрее пьяный хмель поцелуев.

Но с каждым вдохом в лёгкие — яд острого и пряного запаха разгорячённого мужского тела.

Но с каждым мгновением как приговор осознание — я же сама теперь тебя ни за что не смогу отпустить. Ни из своих объятий. Ни из своей жизни.

Ветер поднялся за окнами. Шумит, бьётся ветвями деревьев в стекло.

Скоро будет буря.

Горячим языком медленно чертит огненную черту от моей ключицы до самого уха. А потом прикусывает за мочку и держит так, как барс прикусывает свою подругу за холку, пока подминает под себя, чтоб никуда не делась. Я замираю и закрываю глаза.

Напряжённым как тетива телом в полумраке так остро ощущается каждое движение его рук по моему телу. Которые так властно и неотвратимо движутся вниз… По дороге лишая меня не только остатков стыдливости, но и остатков одежды… А следом — всё ниже и ниже поцелуи…

…А потом мы слышим детский смех где-то внизу, за окном.

Следом — вопль. И ещё один.

Это мои племянники. Пользуются тем, что внимание взрослых всё отдано взрослым делам. Ночью строго-настрого запрещено выходить из дома, но они нарушили запрет. И бесятся теперь во дворе, рискуя перебудить весь дом.

— А я тебе говорю, настоящий охотник не боится охотиться по ночам! Айда в лес!

Губы Зортага замирают где-то в районе моего живота.

Я вздыхаю. Дохулиганятся ведь сейчас… Подозреваю — все остальные в доме сейчас спят без задних ног после дневных волнений. Мэй тоже. Она рассказывала, что всегда спит с младенцем, берёт к ним с Арном в постель, и поэтому не знает, что такое бессонные ночи над колыбелью. Роды были трудные. Не ей же сейчас вскакивать и бежать… Одни мы непотебствами всякими заняты и поэтому в такой час не спим. А дети без присмотра. Того и гляди, и правда в лес убегут. Бьёрн отчаянный, с него станется.

— Зор, там дети!.. — вздыхаю снова.

— Не наши же… — ворчит кот. Но оставляет свои коварные попытки облизать мне пупок и тоже прислушивается.

А у меня от этих простых слов, в которых совершенно никакой многозначительности вроде бы нету, почему-то горячая волна по всему телу.

Дети спорят, кто из них трус.

Ветер усиливается в кронах.

Зортаг вдруг поднимает голову резко — и я пугаюсь выражения его лица.

Сверкает серебром кошачий зрачок. Удлинившиеся клыки оскаливаются и с них срывается такое рычание, от которого мне становится по-настоящему страшно. Потому что с таким рычанием готовятся убивать.

Серая дорожка шерсти на широких плечах.

Порывистое движение — когти раздирают подушку, и перья взметаются в воздух, как будто только что здесь подстрелили птицу.

Зортаг скатывается с меня и рывком оборачивается к окну.

Прыжок… у меня захватывает дыхание.

Ничего подобного я в жизни не видела. И вряд ли когда-нибудь увижу.

Он оборачивается зверем прямо в прыжке. И бросается вперёд. Пробивая стекло собой, оставляя на стеклах алые капли, кидается прямо из окна.

Я одёргиваю подол мятого и растерзанного платья, вскакиваю с постели и бросаюсь к окну. Здесь же высоко! Мамочки, как высоко… В панике выглядываю, чуть не раня руки осколками, и пытаюсь найти знакомый серый силуэт на широком тёмном дворе, едва освещённом лунным светом. Тёмные тучи то набегают на луну, то снова отпускают из плена ненадолго, и сначала я ничего не вижу.

Но потом в просвете туч снова мелькает светлое серебро, и я замечаю их.

Сначала — мальчишек, которые сделали из палок мечи и теперь самозабвенно рубятся ими посреди ночного двора.

А широкие тесовые ворота, за которыми стеной маячит мрачный угрюмый лес, почему-то распахнуты настежь. Почему они открыты⁈ Их же всегда запирают на ночь!

Прижимаю ладонь ко рту, давя вскрик, когда замечаю ещё кое-что.

Широкая полоса лунного света ярко освещает ворота. И в проёме возникает огромная серая тень.

Барс. Тёмный, почти чёрный. И это не природный цвет, ничего общего с пантерой или пещерной рысью. Просто у этого барса очень грязная и спутанная шерсть. Ни разу не видела такими этих чистоплотнейших кошек. А ещё он гигантский! Я думала, таких не бывает. Размером раза в полтора больше обыкновенного. Из раскрытой пасти торчат клыки-кинжалы длиной с человеческую руку. С них на лапы монстра капает густая слюна.

А две темноволосые фигурки в траве — прямо на его пути.

Но серебряной молнией ему наперерез мчится другой гигантский зверь.

Сломя голову несусь вниз, во двор, молясь, чтобы успеть.

И первое, что вижу — это яростно катающийся по земле клубок кошачьих тел.

Летят во все стороны ошмётки дёрна. Остервенелые визги и бешеное рычание заставляют леденеть кровь. Это чужой зверь издаёт все эти страшные звуки. Мой барс вцепился в него в абсолютном молчании.

Племянники от испуга становятся невидимыми. Розовые котята настороженно жмут уши, пригибаются к траве поодаль, но убегать не решаются. Значит, мальчишки всё ещё где-то рядом — хозяев звери чуют даже невидимками.

Но как найти ребят в траве? Клубок мечется в разные стороны хаотичным месивом оскаленных клыков, впивающихся в плоть противника снова и снова, и острых как кинжалы когтей, то и дело сверкающих в лунном свете. Пугаюсь до ужаса, что дерущиеся барсы могут задеть малышей.

А ещё понятия не имею, что мне делать и как помочь. Даже подходить к диким кошкам без риска для жизни невозможно. А уж о том, чтоб помочь Зортагу, и речи нет. Даже швырнуть ничего нельзя — велика вероятность попасть в обоих противников, так переплетены их гибкие могучие тела.

Но в этот момент я вижу, как на поле боя появляется новый воин.

Решительно несётся к месту сражения.

Мой брат — в кольчуге, с мечом в руке. Сердце Полуночи, фамильный меч, который передавался из поколения в поколение в нашем клане, хищно взблескивает в лунном свете, алчно жаждет крови.

Они покусились на жизни его детей.

Никогда не видела у Арна таких страшных глаз.

А ещё я понимаю, что он конечно же вовсе не спал в эту тревожную ночь, а обходил дозором свои обширные владения, пока все отдыхают. Его охотники еще не вернулись. После того, как кто-то пытался отравить барсов, Арн разумеется был настороже. Просто не хотел никого беспокоить. Отправил всех спать. И встал на стражу один. Конечно же, его тоже привлёк шум детских голосов. Но человеческие ноги не могут быть быстрее снежного барса.

Особенно, если он прыгает в окошки, пробивая стёкла лбом, чтобы спасти чужих детей.

Завидев отца, тут же материализуются из ниоткуда Бьёрн и Мэлвин.

С белыми как мел, перепуганными лицами. Но никуда не уходят и поднимают свои деревянные мечи. Собираются драться вместе со своим отцом.

Таарн получит могучих и храбрых воинов, когда мои племянники вырастут.

Арн останавливается на мгновение, склоняется к ним и хватает за плечо старшего сына.

— Я вами горжусь. Вы очень смелые. А теперь поручаю крайне ответственную миссию. Бегом охранять маму и маленького брата. Больше некому. Ну! Вас тут уже нет.

Они кивнули и исчезли.

Арн выпрямился и перекинул меч в обратно в правую руку.

И осторожно, крадущейся кошачьей походкой направился к месту схватки, обходя его по широкой дуге. Присматриваясь к тому, что происходит, выбирая, куда нанести удар.

Мне хотелось закрыть глаза и не смотреть. Но я во все глаза смотрела.

Хотелось броситься к ним, сделать хоть что-то, но я понимала, что я слишком слабая, я ничего не смогу, я только помешаю. Если Зор отвлечётся на меня…

И в этот самый миг мой барс оказывается сверху.

Придавливая противника к земле могучими лапами.

А тот, взревев, впивается громадными клыками ему в плечо. Одновременно полосуя когтями брюхо.

Давлю беззвучный крик, прижимая ладони к губам.

Арн широко размахивается, и его клинок вспыхивает синим магическим огнём до самого кончика. Могучим ударом пронзает монстра прямо в сердце. Тот дёргается всем телом, рвётся уничтожить нового врага, но Зортаг наваливается на него, не даёт.

И в конце концов поверженный противник затихает.

Тяжело дышащий, весь покрытый грязью и кровью серебристый зверь скатывается с него и падает на бок в залитую алым траву.

Я бегу к нему со всех ног.

Арн успевает раньше.

Глядя на моего барса сверху вниз, говорит:

— Спасибо, друг! В благодарность не стану пытаться узнать твой секрет. Потому что явно не простого хранителя нашла себе моя сестра.

Бросаюсь рядом с Зором на колени, силюсь понять масштабы бедствия.

Он дёргается всем телом и отползает дальше от меня. Не хочет, чтоб трогала его раны.

У меня уже слёзы вскипают и застят пеленой так, что всё начинает расплываться. Зло вытираю ресницы кулаком. Не вздумай реветь, дура! Тебе сейчас сосредоточиться надо. И помочь ему.

Арн склоняется ниже, хочет осмотреть павшего монстра.

Мой кот вскидывается и, покачнувшись, всё же удерживает равновесие. А потом прыгает перед монстром и, припадая на переднюю лапу, загораживает грязную тушу собой.

Прижимает уши к холке, разевает клыкастую пасть и низко, угрожающе рычит.

На секунду я пугаюсь, что проклятая тварь заразила и его бешенством.

Арн удивляется тоже. Отступает на шаг.

— Что не так с твоим зверем? Неужели тоже болен?

Пожимает плечами и уходит в сторону. Отправляется к воротам и прочно запирает их.

Мой кот немедленно успокаивается и смотрит мне в глаза своим удивительно умным, проникающим прямо в душу серебряным взглядом.

Тяжело укладывается животом на землю.

До меня, наконец, доходит.

— Мой барс просит не трогать тело этого монстра! Наверное, там что-то не то. Я… мне кажется, нам с ним надо пойти, посоветоваться.

Я изо всех сил стараюсь намекнуть Зору, что он должен немедленно, прямо сейчас пойти со мной и обернуться обратно человеком! Я же помню, что только в человеческом облике он способен исцелять свои раны. Я пугаюсь, что каждый миг промедления может слишком дорого стоить. Потому что мой растерянный взгляд замечает всё новые и новые раны на могучем теле.

Всё тяжелей становится дыхание зверя.

А серебристый взгляд всё больше мутнеет.

Меня начинает накрывать паникой.

Брат смотрит на меня с подозрением:

— С каких это пор ты научилась понимать язык животных?

Я спохватываюсь, что чуть не проговорилась, что Зор — человек.

— С тех самых, как у меня появился мой Барсик!

Арн кивает, глядя внимательно на него:

— Хорошо, тогда не буду трогать эту падаль. Положусь на чутьё твоего кота.

А мой кот поднимается, шатаясь. И подволакивая переднюю лапу, тащится в ближайший сарай. Я поскорее за ним. Распахиваю перед ним дверь. Он заваливается туда.

Оборачивается человеком, тяжело падает в сено. Весь исцарапанный, в багровых подтёках и грязной земле. Зажимая рану в боку, из которой сочится тёмная кровь…

Господи.

— Ив… иди… к брату… передай… чтоб никто не трогал… у него клыки и когти были… ядом смазаны.