Невидимый враг

Глава 16

Я ещё только отходила от шока и соображала, как быть дальше, и почему в комнате нету Мэй, и что всё это вообще значит… а мальчишки, переглянувшись, уже растворялись в пространстве.

— Эй! Стойте! — шикнула я на них, опасаясь, что сумасшедшая старуха что-то сделает малышу, если своевольничать.

Он пока доверчиво спал на руках у бабки, которая помогла ему появиться на свет, но уже ворочался и начинал кряхтеть. Он даже не подозревал, что смерть зависла над ним остро заточенным лезвием.

— Ай-яй! — взвизгнула старуха и чуть не подпрыгнула. Судя по всему, пониже поясницы ей весьма ощутимо приземлился меч из палки. — Убери сейчас же этих гадких сопляков, или я за себя не отвечаю! Вот же, везучие, черти… ничем их не возьмёшь…

— Это вы так сделали, что мальчики оказались во дворе и играли там, когда должен был появиться бешеный барс… — проговорила я в полном шоке.

В слегка безумных глазах повитухи отразилось удовлетворение.

— И у меня почти получилось от них избавиться. Эти двое достают меня который день! Они мне даже лягушку в постель подложили, фу! Это плохие, очень плохие дети!.. ой!

«Очень плохие дети» тут же бросились доказывать ей, насколько они плохие.

Малыш закряхтел сильнее, водя кулачками в пространстве и пытаясь вытащить пухлые ручонки из пелёнок.

— Бьёрн, Мэлвин, хватит, а то она уронит вашего брата! — попросила я отчаянно, и пустота сердито засопела, но послушалась. Я же обратилась к повитухе самым убедительным тоном, на какой только была способна. — А давайте вы мне сейчас отдадите моего племянника, и мы поговорим?

Старуха осклабилась.

— Я дура по-твоему, что ли? Этот пищащий комок — моя единственная гарантия того, что когда твой брат вернётся, не прикажет спустить с меня шкуру. Так что давай-ка, проваливай! Я запру дверь и посижу тут, пока Завесу не снимут с дома.

Она явно что-то знает, поняла я. Куда отправился мой брат, какие ответы он найдёт, и почему после этого и ей тоже не поздоровится. Вот и готовится заранее…

Малыш скорчил недовольную рожицу и издал первый пробный писк, намекающий, что ему не нравится всё, что происходит, и если ему не дадут вкусную маму, то мало никому не покажется.

Я дёрнулась вперёд.

Старуха нахмурилась и придвинула нож ближе к крохотному тельцу.

У меня внутри вскипела такая волна гнева, что этого я уже стерпеть не могла. За минувшие часы и правда будто что-то перевернулось во мне. Я впервые так полно и явно ощутила, что я больше не маленькая девочка по имени Ив, которая боится всего на свете. Я — друид Таарна, которому подчиняется даже сила земли.

Очень ярко вспомнилось, как мой кот колдовал, поднимая ножи в воздух. Когда чуть не пришил того рыжего придурка Торна и его дружка, что вздумали заявиться ко мне в хижину и приставать.

Это он показал мне, что для того, чтобы колдовать, не обязательны эликсиры.

Сила уже живёт во мне.

От моего гнева уплотняется, кажется, даже воздух вокруг.

— Эй, ты! Друидка! Не смотри так на меня своими глазищами! Или ты знаешь, что будет! Поди-ка прочь, не то…

Я её уже не слушаю.

Всем своим существом тянусь через разделяющее нас пространство. Ощупываю форму предмета, пытаюсь представить его твёрдость, прохладу и вес. Чувствую металл, проникаю в суть, осознаю, из-под корней каких именно гор извлекли породу, что под мудрыми и умелыми руками кузнецов Таарна обрела свой окончательный вид.

А теперь… иди ко мне!

Нож вырывается из пальцев старухи и под её возмущённый вопль несётся в мою сторону.

Правда, я все-таки не совсем опытная ещё волшебница, а тем более заклинательница ножей. Едва успеваю уклониться, потому что нож послушно понёсся прямо ко мне. А точнее, в меня.

Но я успеваю в последний момент отпрыгнуть, и с бешено колотящимся сердцем увидеть, как врезается в стену позади меня, мелко колеблясь.

Решаю, что в следующий раз так колдовать буду только после парочки уроков от своего кота. Не то хорош был бы ему подарочек по возвращении! Моё проткнутое посерединочке бездыханное тельце.

— Ах ты гадина! — взвыла старуха…

И у меня сердце уходит в пятки, когда понимаю, что это чудовище в человеческом обличье подносит моего младшего племянника к раскрытому окну.

— Стой, нет! — кричу я.

Но тут происходит что-то очень странное.

Младенец затихает на минуту.

А потом… очертания его тельца как-то незаметно плывут и меняются.

И он обращается в серебристого котёнка с мелкими тёмными пятнышками.

Который впивается остренькими маленькими зубками прямо в руку держащей его старухи.

Взвыв, она выпускает малыша из рук… но того уже подхватывают невидимые ручонки старших братьев. И тащат ко мне.

Повитуха смотрит растерянно, прижимая прокушенную руку к груди.

— Да вы… да я вас…

— Что здесь за шум?

Я оборачиваюсь и вижу на пороге Мэй. Она в чистой белой рубахе и домашней тёмно-зелёной юбке. У неё длинный мокрые тёмные волосы, которые она промокает полотенцем. Я догадываюсь теперь, как старуха всё провернула — якобы «отпустила» молодую мать помыться и предложила посидеть с младенцем. А какая мамочка откажется хотя бы на пять минут побаловать себя горячей водой, пока с ребёнком сидит надёжный человек?

Завидев маму, котёнок тут же превращается обратно в малыша. Возмущённый писк превращается в недовольный вопль.

Бьёрн и Мэлвин суют брата матери в руки и наперебой принимаются тарахтеть и рассказывать, что случилось.

По мере того, как они рассказывают, зелёные глаза Мэй темнеют. А на лице старухи появляется затравленное выражение, как у крысы, которую загнали в угол.

— Та-ак… Ива! А подержи-ка Терри.

Я послушно принимаю на руки сладко пахнущего молоком младенца. Он тут же цепляется ручонками мне за платье и принимается вертеть зажмуренным личиком в поисках того, что я не могу ему дать. На секунду залипаю на это зрелище, в сердце бьёт тёплая волна чего-то странного, чему у меня пока нет времени искать объяснения.

Потому что вокруг творится что-то невообразимое.

— Значит, малыша моего хотела… — говорит Мэй очень и очень ровным и спокойным тоном. Одной рукой гладит по голове Мэлвина, вцепившегося ей в юбку, успокаивает. Другой опирается на плечо старшего сына, который закрывает маму с отчаянным видом.

Старуха ответить не успевает.

Под зелёным взглядом хозяйки дома одна за другой взрываются половицы. От её ног — к повитухе, всё ближе и ближе. Та отскакивает во всю прыть, какую и не ожидаешь от человека её возраста. Вжимается в стену с побелевшим лицом и разинутым ртом.

Зажжённые на столе свечи вспыхивают высоким столбом пламени, а потом чернеют, оплавляются и гаснут.

Истлевают шторы на окнах, осыпаются на пол горстками пепла.

Мэй аккуратно отодвигает сыновей и делает шаг вперёд.

— Не подходи!!! — верещит старуха.

— Тихо. Ребёнка мне напугаешь, — всё так же предельно спокойно говорит Мэй. А потом вскидывает правую руку, и одеяло с постели взмывает ввысь. Бросается на повитуху, подобно живому существу, оплетает змеёй, свивает в кокон.

Да-а-а уж…

А ведь я как-то и подзабыла, почему Мэй у себя на родине скрывалась от Ордена Безликих. И кто именно помог Арну и Гордевиду победить Архимага Империи. Сила этой хрупкой миниатюрной женщины — сила страшная и разрушительная, которую как-то и не подозреваешь, зная её милый и добрый характер. Она никогда ею не пользуется. В Таарне никто даже и не знает, какое грозное оружие на самом деле привёз себе Арн из Империи в качестве жены.

— А вот теперь поговорим, — добавляет Мэй.

Отправляет старших детей спать. Будничным жестом забирает у меня из рук младшенького, присаживается на краю постели и начинает его укачивать. Пока смертельно напуганная повитуха взирает на неё, как на чудовище из преисподней, из своего кокона. Рот ей Мэй предусмотрительно спелёнывать не стала.

Я выдёргиваю из стены ножик, аккуратно кладу его на стол у окна и напускаю на себя вид отъявленной злодейки.

— Да, точно, поговорим!

Старуха совсем сникает.

Мы с невесткой переглядываемся. Ну а что! Не всё же мальчикам нас спасать. В кои-то веки тоже сделаем что-то полезное, пока они шатаются там не пойми где по своим опасным делам, в которые нас не посвящают.

Нет, сначала старуха ещё артачилась. И не хотела отвечать на наши вопросы.

Но потом мы попросили Бьёрна и Мэлвина привести своих котят — единственных представителей этой славной кошачьей породы, которых Арн не забрал с собой в поход.

Но это для нас они были славными котятами. В здоровенных как плошки, насмерть перепуганных глазах повитухи они были те, кто на самом деле. Кого мы отвыкли видеть в животных, с которыми росли с детства, бок о бок.

Снежные барсы Таарна. Величественные, огромные, опасные.

Даже в таком возрасте размером с хорошего телёнка. И клыки у каждого такие, что перекусят руку взрослому человеку, будто сухую веточку.

В общем, мы как следует вдохновили её на откровения.

— За что ты так не любишь моего мужа? — задала самый главный вопрос Мэй.

Я тоже не могла этого понять. С тех пор, как мой брат принял это бремя после смерти нашего отца, с тех пор, как стал «Вождём вождей» Таарна, у него не было ни дня покоя. Всё, ради чего он жил — это благо своего народа.

— Его многие не любят, — прошипела старуха. — Разуй уже глаза, чужестранка!

Это «чужестранка» она выплюнула с такой ненавистью, что мне захотелось извиниться перед Мэй. Она уже столько лет живёт в нашей стране, подарила Таарну троих чудесных сыновей, будущих воинов и защитников, но кажется, кто-то до сих пор не может простить ей акцент и непривычный цвет глаз. Интересно, как часто она чувствовала здесь себя чужой? Ведь она бросила всю свою прошлую жизнь и без колебаний променяла её на моего брата.

Наверное, ей неприятно сейчас, когда вот так в глаза ей заявляют, что она здесь чужая и своей никогда не станет.

С тревогой оглядываюсь на невестку — но Мэй, которая снаружи казалась всегда такой нежной и кроткой, внутри скрывает стальной стержень, она не раз это доказывала. Вот и сейчас даже бровью не повела.

— И за что же его не любят? — продолжила она методично выпытывать информацию, плавно укачивая сына на сгибе локтя.

Старуха замолчала и смотрела упёрто исподлобья.

Я заставила ножик совершить несколько неловких кульбитов в воздухе над её головой. В процессе пару раз чуть не уронила, правда. Но подопытной не обязательно знать, что это вышло случайно, потому что я еще не особенно контролировала непривычную магию.

Бабка вжала голову в плечи и глубже зарылась в спасительный кокон.

— За… за много что! Он… многие в деревне против его вечных идиотских нововведений! И не только в нашей деревне, повсюду в Таарне ропщут! Негоже так непочтительно относиться к священной старине!

Вот теперь я, кажется, начинала понимать.

Дело было не только в жене-чужестранке.

Арн был одним из немногих, кто побывал в Империи и вернулся оттуда без шор на глазах. Кто смог непредвзято посмотреть на иную культуру и иной народ. Переступить через разделявшие нас войны и кровь. Увидеть, что на самом деле не так уж сильно мы различаемся.

Их с Мэй любовь стала лишь следствием этого. Ниточкой, которая сначала соединила два любящих сердца — а потом стала прочной верёвкой, неразрывно связавшей судьбы наших двух народов, когда Арн решил сделать всё, чтобы между нами установился нерушимый мир.

Кажется, не всем в Таарне это было по душе.

Как и то, с какой решительностью мой брат боролся со старыми, отжившими своё традициями. Такими, как поединки за невест, при которых девушка становилась всего лишь трофеем победителя. Такими, как… запрет для друидов любить и заводить семью.

Такими, как ненавидеть Империю и считать её жителей исчадиями ада.

— Твой брат — никчёмный вождь, друидка! — зашипела старуха. — Мы были так близки к победе над проклятой Империей! А он остановил войну в шаге от неё! Не дал праведной каре небес обрушится на головы этим чудовищам!

— Они — не чудовища! — вырвалось у меня невольно.

Вспышками в памяти — образы и эмоции. Серебристый взгляд, ленивая улыбка, кошачья грация… прыжок через окровавленные стёкла чтобы спасти детей чужого тебе народа…

— Что ты понимаешь, дитя! — снисходительно протянула старуха, глядя на меня, как на душевнобольную. — От рук этих извергов у меня погибла вся семья! Муж! Двое сыновей! Разве ты, нерожавшая, можешь понять боль женщины, которая подарила жизнь, растила своих детей, чувствовала их радость и грусть, как свои, будто твои дети — это части твоего собственного тела… а потом их у тебя просто забрали⁈ И даже могилы не осталось, на которую можно было прийти?.. Одно только бескрайнее поле, на котором пали наши светлые мальчики, и мальчики твоей соседки, и твоей подруги, и в соседней деревне, и в другой, и половине из этих ребят ты помогала появиться на свет собственными руками, а теперь им не суждено никогда зачать собственных сыновей… нет, нет им прощенья! Пусть Империя горит в пекле!.

Она смотрела на нас поочерёдно полубезумными глазами. И слёзы катились у неё из глаз, стекали по морщинистому лицу.

У меня комок в горле застрял.

Мэй теснее прижала к себе сына.

— И всё, что мы могли, это отомстить за них! А твой брат… он отнял у нас победу. Отнял у нас право на месть! Но ничего. Скоро у нас будет другой вождь. Достойный! Правильный! Почитающий предков! Он поведет наш народ к заслуженной победе. И мы сполна отомстим за наших павших. Когда обратим их города в руины и посыпем солью их поля.

Я подошла к ней ближе и посмотрела прямо в прозрачно-голубые, выцветшие от слёз глаза.

— Бесконечное колесо мести и ненависти невозможно остановить. Мы будем мстить за своих. Они будут мстить за своих. И так до тех пор, пока кто-то из нас не погибнет. Или обе наши державы не окажутся обескровлены до такой степени, что падут жертвой соседей. Ты знаешь хоть что-нибудь о мире за пределами Таарна? Мой брат рассказывал мне. Ты знаешь, что Падишах Кеш-Анура только и ждёт, когда мы передушим друг друга в кровавой бойне, чтобы забрать обе наши обессиленные страны себе в рабство⁈

Она молчала и продолжала смотреть на меня так, будто это я — а не она была безумна.

— Да пойми же ты! — не сдавалась я. — Люди обычно смотрят не дальше собственных жизней и интересов своих семей. А хороший правитель обязан заглядывать за горизонт. На годы. На десятилетия. Даже на века вперёд! Арн именно такой. Поэтому и пытается избавляться от старых обычаев, которые тянут наш народ вниз. Поэтому и пытается заложить прочную основу для мира… чтобы никому больше не пришлось хоронить своих сыновей.

— На надо. — Проговорила Мэй. — Не трать слов. Ты же видишь. Она никогда не примет твою правду. Если бы она понимала хоть что-то из того, что ты говоришь, она бы не совершила то, что совершила.

Мы заперли повитуху в кладовой, поставили котят сторожить, а сами с Мэй до утра просидели в детской её сыновей.

Смотрели, как мальчишки спят.

Как тихо сопит, прижавшись к матери, младенец на руках Мэй. Она так и не смогла выпустить его из рук больше этой ночью.

Сами мы не могли сомкнуть глаз.

…На рассвете наши мужчины так и не вернулись.

Мэй стоит у окна и неотрывно смотрит, как светлеет небосвод, плавно покачивая малыша. А потом говорит задумчиво:

— Я понимаю, что ты ждёшь брата и так же волнуешься, как и я. Но ты не представляешь, что такое ждать мужчину, без которого уже просто не можешь ни жить, ни дышать.

Горько усмехаюсь:

— Представляю. Потому что мой мужчина ушёл вместе с ним.

Мэй отворачивается от окна и смотрит на меня в полном шоке. И вижу, что наконец-то понимает. То, что и мой брат понял бы уже очень давно, если бы на него не навалилось столько событий разом.

— Ив, твой кот… но как же?..

— Не спрашивай меня, пожалуйста, ни о чём.

— Арн знает?

Качаю головой.

— Нет. И надеюсь, не узнает. Потому что считает его нашим врагом. Думает, что он как вражеский лазутчик пробрался в нашу страну, чтобы совершить что-то недоброе. Я боюсь того, что может случиться, если истина откроется. И ты — не выдавай меня, пожалуйста!

Напряжённый взгляд Мэй теплеет.

— Ив! Ты для меня больше, чем сестра. Не бойся, я вас не выдам. Я уверена, истина откроется сама. Тогда, когда будет нужно.

В конце концов, я сменяю Мэй на посту у окна — но к полудню не выдерживаю и засыпаю. Положив голову на скрещенные руки, прямо на подоконнике.

Меня будит осторожное прикосновение к плечу.

Вскидываюсь — первое время не понимаю вообще, где нахожусь. Мне снился странный сон. Как будто я сижу на спине снежного барса, и он несёт меня куда-то…

— Что такое? — спрашиваю Мэй сонно.

Оглядываюсь. Малыш спит в колыбели. Солнце клонится к закату и заливает спальню брата золотыми лучами. Под таким ярким солнцем даже не верится, что где-то может быть злость и зависть в этом мире. Зачем, когда он так прекрасен? Ведь в нём есть место всем. Но нам, людям, постоянно мало.

— Посмотри в окно! — говорит тихо Мэй.

Я вскакиваю. И чуть не вываливаюсь наружу.

Потому что вижу, как трепещущий полог Завесы вокруг дома начинает медленно опадать.

Сломя голову несусь прочь из комнаты под понимающую улыбку Мэй. Она остаётся качать колыбель, только в зелёных глазах загораются предвкушение и радость.

Не знаю, как себе не сломала шею, пока пересчитывала ступеньки лестницы. Наверное, если б умела как барс мой — тоже бы сиганула прямиком в окошко.

Стук в ворота.

На секунду становится страшно — что было бы, если бы мы с Мэй не остановили повитуху. Возможно, сейчас наших воинов, возвращающихся домой, ждала бы засада. Почему-то уверена, подлых идей у старухи было ещё много.

Но мы справились. И с лёгким сердцем отпираю засовы… первым с радостным писком встречая своей старенького учителя.

Он чуть не падает, когда прыгаю на него и повисаю.

— Ну, будет, будет, егоза! — ворчит Гордевид и поправляет кончик бороды, заправленной за пояс, когда я от него наконец-то отлипаю.

— Деда, ты тут какими судьбами? — удивляюсь я.

Он смотрит на меня хитро из-под кустистых бровей.

— Нет, вы только поглядите на неё! Как дрожь земли вызывать, так она первая. А как дедушка старенький пришёл посмотреть, чем тут его ученица промышляет, так мы не при делах!

Я смущённо улыбаюсь и тереблю край растрепавшейся косы.

— Это… ну… мне тут лечить кое-кого надо было! А эликсиры все свои как на зло дома позабыла.

— Кого это лечить? — не отстаёт хитрый дед. — Брат у тебя здоровее всех здоровых, невестка вроде как разродилась благополучно…

— Да так… одного близкого… — чуть было не ляпнула «человека». Но вовремя осеклась.

Потому что на поляну из дремучего леса уже выходили новые путники.

— Ничего, я из тебя после всё-всё вытащу! — грозится Гордевид. — Иди пока, встречай своих! По дороге встретились.

Их много. Арн вернулся, причем не один, а с дружиной. Все верхом на своих барсах.

Помятые, усталые, но довольные — как хищники после хорошей охоты.

Но не только дружина Арна — слишком большая толпа идёт по тропе к дому. Я вижу много новых лиц, из ближайших деревень жители. В смятении замечаю даже Совет старейшин Таарна в полном составе. Их лица хмурые. И ещё… барсы Арна подгоняют группу связанных людей. Пока не вижу лиц за толпой.

Но самое главное… не вижу одного гулящего барса. Который совсем не жалеет моё бедное сердце. Оно же не выдержит, если с ним опять что-то случится. Скольжу взглядом по приближающимся мужчинам… и начинаю потихоньку паниковать.

— Кого-то потеряла, дочка? — улыбается в бороду Гордевид, незаметно подошедший ближе.

А потом берёт меня за плечи и разворачивает в другую сторону.

Ну конечно же.

Чтобы он — и шёл в толпе вместе со всеми!

Из-под деревьев с видом «я-не-с-этими-идиотами» выходит ещё один огромный кот. Грациозная походка, горделивый взгляд серебряных глаз, какой бывал у него, когда приносил мне с охоты зайцев.

И шкура, вся перемазанная в крови. Особенно пасть.

Срываюсь с места и лечу, как птица, как будто крылья выросли за спиной. В спину мне летит бурчание Гордевида:

— Ну надо же, как… и кто бы мог подумать… ай-яй-яй, а я-то дурак слепой… Ох, ну и дела теперь пойдут в Империи… но это будет даже забавно!

Но мне уже дела нет, что он там бормочет.

И что восклицает радостно брат, завидев меня.

Мне тоже — не в толпу.

Мне упасть на колени в росную траву, остро пахнущую лесной свежестью, мне ощупывать и убеждаться, что кровь не его, мне обнять за пушистую шею, мне реветь в меховой загривок… пока шершавый кошачий язык медленно и слегка извиняясь, лижет меня в ухо и тихо-тихо, едва слышно мурлыкание разносит по коже мурашки.

И никогда бы, никогда бы не пускать больше из своих объятий.

Но огромный кот тычется носом в шею, и я понимаю, что всё-таки пора возвращаться к своим. Тем более, что вся толпа уже ввалилась на широкий двор… встала кругом… кого-то выпихнули на середину… я снова не вижу, кого.

Вцепившись правой рукой в серебристую шерсть, как будто если отпущу, снова его потеряю, медленно иду обратно.

Перед моим котом расступаются все.

И даже у людей моего брата опасение в глазах.

Даже не хочу представлять, что он там такого вытворял в этой вылазке, что к моему зверю прониклись таким уважением бывалые вояки, которые не первый год по диким горам Таарна шатаются.

И наконец, как-то само собой получается, что мы с Зором попадаем в первый ряд.

Я в полном шоке взираю на людей в центре круга. Это четверо рослых и могучих мужчин. Но сейчас они на коленях, в грязи и крови, и руки связаны за спиной. Я всех их знаю. Они таарнцы, все как один. Но одно лицо мне особенно знакомо — и почему-то я не удивляюсь, когда вижу именно его.

Рыжий Торн.

Тот самый, который с напарником, что стоит сейчас в пыли на коленях рядом с ним, приходил ко мне в хижину и так напугал. Кого чуть не проткнул насквозь летающими ножами невидимый Зор. А теперь смотрю на злобный взгляд исподлобья, направленный на Арна, на гигантский кровоподтёк на пол лица, явно оставленный могучим кулаком брата, и понимаю… может, мы бы многих бед избежали, если бы ножи Зора тогда попали в цель.

Арн стоит над ним, сжимая рукоять меча, висящего на поясе, до побелевших костяшек. И видно, что огромным усилием воли сдерживается, чтоб не вытащить Сердце Полуночи.

— Давай, падаль! Скажи при всех теперь, повтори при Совете, при друиде нашем повтори, что ты мне сказал, когда я тебя нашёл.

Торн скалится окровавленными дёснами и смачно плюёт ему под ноги.

— А что говорить? Это все в Таарне знают! Если б ты сдох, не оставив потомства, мой клан по старшинству получил бы власть! Если б не притащил сюда из проклятой Империи эту стерву зеленоглазую и не настрогал ей спиногрызов. Я всегда был более достоин быть Вождём! А ты стоял на пути и мешался. Как заноза в заднице.