Невидимый враг

Глава 15

Меня словно оглушает. Совершенно перестаю соображать.

Это уже не паника. Это смертельный, леденящий ужас.

Вздрагиваю всем телом, когда в дверь громко стучит мой брат.

— Эй! Как там кошак твой? Помощь нужна?..

И пытается открыть.

Обнажённый Зортаг, лёжа на боку, зажимает рану, а меж пальцев сочится вязкая тёмная жидкость. Тяжело и хрипло дышит и не делает даже попытки пошевелиться.

Я кидаюсь к двери в сарай и всем телом подпираю дощатую, с крупными щелями створку.

— Не заходи!!! Уйди отсюда! Иди срочно карауль барса дохлого, чтоб никто не приближался к нему и не трогал!

— Как знаешь. Позови, если что.

Арн уходит.

Я кидаюсь к Зору и падаю рядом на колени. Когда пытаюсь коснуться его тела, он дёргает плечом и не позволяет. Я отдёргиваю руку.

— Не… реви… глупышка… я же… маг. Забыла?.. Я… вылечусь.

Но проходит секунда за секундой, а я не вижу, чтобы что-то происходило. И бросить его, чтобы бежать за какими-то снадобьями, тоже боюсь.

— Та-ак… Ив. А теперь слушай меня… внимательно.

Он дышит так хрипло, что моё сердце как будто сжимает всё туже и туже ледяная рука.

У него не выходит. Лечение не получается!

— У вас тут случайно нету… кошачьей фиалки?

В первую секунду настолько удивляюсь, что не сразу понимаю, о чём он. А потом до меня доходит.

Кошачья фиалка. Редкий такой цветок. Растет только на самых крутых горных вершинах, где бродят одни горные барсы и снежные козлы. Слышала, что дикие коты ищут этот цветок и съедают, если ранятся в брачных схватках.

Расти может только в снегу, на горном склоне, слишком сильно любит холод. Абсолютно не приживается в тёплой местности, я несколько раз пыталась в огород пересадить, и всё без толку.

— Сейчас… погоди минуту! — шепчу онемевшими, непослушными губами и больно задевая косяк плечом, стремглав выношусь из сарая.

Бросаюсь к брату, который уже притащил откуда-то лопату и копает зачем-то яму.

— Арн… Арн… — голос не слушается, срывается. Брат оборачивается и смотрит вопросительно на меня. — У тебя не завалялось где-нибудь… кошачьей фиалки засушенной?

Свежесорванная, она не хранится дольше пары часов. Слишком нежные стебли и лепестки. Безумно сложно успеть донести ее, не потеряв свойств, до места, где можно уже высушить при нужной температуре.

Жду ответа в отчаянной надежде. А он… молчит. Только смотрит на меня сочувственно. И это его сочувствие разрывает мне сердце.

— Всё настолько плохо?

Я понимаю по глазам, что цветка у него нет.

— Закончилась, Ив. Как раз собирался в горы, пополнить запасы для своих котов, но… Мэй. И я не успел. Прости.

Это его «прости» эхом отзывается у меня в ушах, когда на негнущихся ногах иду обратно.

Мой кот умудрился кое-как сесть и отползти в самый тёмный угол, пока меня не было. Как зверь, который пытается спрятаться, чтоб зализывать раны там, где его никто не увидит. Или… умирать без чужих глаз. Но этот вариант настолько не сочетается с тем, что вот ещё совсем недавно он был живым и полным сил, что эти руки обнимали меня так горячо, а губы целовали так жарко… что в него я не могу, не хочу верить.

— Дай я хотя бы перевяжу тебя! — умоляю сквозь слёзы.

— Значит… не нашла… — тихо констатирует он.

А потом без сил откидывается спиной на дощатую стену сарая.

И я вижу на его мертвенно-бледных губах улыбку. Он усмехается. Смеётся над собой. Что так вот глупо попался. Что так вот глупо… всё заканчивается.

Подхожу и сажусь рядом в сено. Бессильно смотрю на свои руки, лежащие ладонями вверх на коленях. Ну как же так?..

— Скажи, что я могу сделать?

Касаться себя даже для перевязки он запрещает. Но мой мозг отказывается сдаться. Отказывается признать, что — всё.

Он смотрит мутнеющими глазами, в которых гаснут серебряные искры. Теперь это мутное серебряное зеркало. В котором я вижу лишь отражение своей будущей скорби. Длинных-длинных лет одиночества. Жизни, в которой погаснет солнце. Жизни без него.

— Что… сделать?.. Зверя того… сжечь. — Он останавливается, чтобы проглотить ком в горле, и я вижу, как на шее дёргается кадык. — Меня… после… тоже.

Я закрываю лицо ладонями.

Кажется, он начинает терять сознание.

Кажется, дыхание становится всё тише и реже, и всё, что я могу — это прислушиваться к удлиняющимся промежуткам. И в ужасе ждать, что каждый из этих едва различимых звуков станет последним.

Отнимаю ладони от лица и задираю голову. Смотрю прямо в потолок — туда, где за старыми досками, и чердаком, и выше — бездонное небо Таарна. Небо, под которым я росла. Под которым смеялась, дружила, мечтала и верила в чудеса.

Столько раз помогала другим.

Но когда чудо на самом деле понадобилось, единственный раз в моей жизни, на меня его не хватило.

Какой же смысл быть друидом, чтоб теперь беспомощно смотреть как любимый умирает?

Я всю эту землю исходила своими ногами вдоль и поперек. Своими руками лечила диких зверей и птиц, а после отпускала на волю. Спасала погибающие деревья. Наполняла водой пересыхающие ручьи.

А вот теперь у земли Таарна не нашлось для меня крохотного цветка.

…Серебристое сияние окутывает мои ладони, а потом, лёгкой дымкой, всё тело.

Мои слёзы падают и впитываются некрашеные доски пола.

И земля вздрагивает под нами.

Снова. И снова.

Как будто ворочается гигантский зверь, на спине которого мы сидим.

Я растерянно оглядываюсь, не понимаю, что происходит.

Зортаг начинает сползать со стены, тяжело заваливается вниз, на бок. Волосы падают ему на лицо. Он больше не шевелится.

Из земли, пробивая пол, вырастает древесный корень. А потом ещё один и ещё.

Они оплетают тело Зортага. А потом на этих тонких нитях вырастают крупные бутоны. Они распускаются в лиловые цветы с серебряными сердцевинами. В воздухе разливается дивный аромат.

Это запах весны посреди зимы.

Это запах надежды посреди отчаяния.

Это запах кошачьей фиалки, растущей на горных склонах Таарна.

Наскоро вытираю слёзы, чтобы хоть что-нибудь видеть, и бросаюсь вперёд.

Обрываю лиловые цветы с корней. Руки трясутся так, что мне стоит огромных усилий сосредоточиться.

Сминаю нежные лепестки в кашицу, нежный аромат становится ярче и острее. Кладу ладони Зору на живот — мне уже всё равно на его запреты, пусть отравлюсь тоже, плевать. Его кожа неожиданно горяча, как раскалённые камни очага. И моё сердце начинает биться быстрее.

Не холодный.

Размазываю ладонями остро пахнущую свежестью кашицу по его ранам, вся пачкаюсь в крови.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — шепчу без остановки, не знаю у кого и что прошу, но наверное, всё-таки у Таарна.

У моей земли, которая впервые в жизни так по-настоящему откликнулась на зов своей маленькой друидки. На её мольбы и её слёзы.

Тончайшая сеть корешков, оплетающих тело Зортага, становится гуще. Каждая нить испускает слабо пульсирующее серебристое сияние. Искры света срываются и медленно взмывают ввысь, будто стая светлячков.

Сюда бы Гордевида… старый друид точно знал бы, что с этим делать. Я ведь даже не слышала никогда, что так можно. Что друид может колдовать без зелий и заклинаний, взывая к силам земли напрямую. Но Гордевид далеко, и пока он добрался бы до нас, было бы уже поздно.

Здесь только я.

А значит, всё сейчас зависит только от меня.

Я не отдам Зортага никому! Даже смерти.

Закрываю глаза и мысленно тянусь к сердцу своей земли там, глубоко, глубоко под нами. И прошу у неё силы. Не для себя — для любимого человека.

Чувствую жжение в ладонях. Открываю глаза — ореол серебристого сияния, окутывающий мои руки, становится ярким, нестерпимо, его уже трудно выдерживать, это как смотреть на солнце. Но я не могу отвести глаз.

Поэтому замечаю, как крохотные корешки прорастают в тело любимого, как пульсирующий свет будто перетекает по ним из земли — в него.

А потом… из ран словно выталкивается зелёно-жёлтая пена.

Там, где она касается пола, на досках с шипением прогрызаются уродливые дыры.

Ну же! Ведь говорят, что у кошек девять жизней. Неужели Зортаг не припас хотя бы ещё одну для меня?

Глаза уже слезятся. Я чувствую такую слабость, что вот-вот упаду в обморок. Но упрямо сжав зубы, тянусь и тянусь к источнику силы.

И наконец, вижу, как раны начинают затягиваться.

До тех пор, пока на их месте не остаётся чистая кожа. Капельку светлее, чем бронзово-загорелая вокруг. Будто застарелый шрам.

Крохотные корешки выходят из его тела и отползают в стороны, словно Таарн убирает пальцы.

Я без сил роняю руки.

Ну же! Дыши! Ну пожалуйста…

Он вдыхает резко, как утопленник, которого только что вытащили на берег, и тут же закашливается. Я кидаюсь к Зору — обнимать, помочь сесть.

Почти не вижу его лица, снова сплошная размытая пелена из-за слёз.

Он кашляет, и никак не может прокашляться, судорожно втягивает воздух, прислонясь лбом к моему плечу. А я обнимаю его обеими руками, прижимаю к себе — и запрокинув лицо, благодарю небо Таарна за чудо.

— Как ты… это сделала? — хрипит Зортаг.

А потом поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. И мне хочется кричать от радости, потому что я вижу знакомые серебряные искры, которые снова вспыхивают, будто всплывают из глубины зрачка.

Я улыбаюсь сквозь слёзы.

— Ты забыл, что я друид? Это — моя суть. То, кем я являюсь, плоть от плоти своей земли. Таарн помогает своей хозяйке.

Он молчит и смотрит своими серьёзными серебряными глазами прямо мне в глаза, прищурившись. А потом неожиданно серьёзно спрашивает:

— Значит, твёрдо решила остаться друидом?

Я замираю.

Это тот самый важный вопрос, который он решил задать, как только вернулся с того света?

Мне кажется, или он задаёт его не просто так?

Совершенно теряюсь. Я не отошла ещё от смертельного ужаса, который испытала только что. А теперь он ждёт моего ответа с таким выражением глаз, будто это и есть — единственный вопрос, ради которого стоило возвращаться.

Что же ответить?

Но я не успеваю сообразить.

На дубовые двери снаружи приземляется здоровенный кулак.

— Эй! Ну как там? Что у вас происходит, почему земля дрожит?

Зор улыбается, и я понимаю, что момент упущен.

Склоняется ниже, запускает пальцы мне в волосы на затылке, притягивает к себе.

Впивается в губы коротким и таким горячим поцелуем, от которого я чуть сама не отдаю богу душу. А потом шепчет на ухо своим бархатным кошачьим голосом, и привычное мурлыкание царапает кожу и будит все-все-все мои мурашечки, которые спрятались было в страхе.

— Иди. Скажи ему, что всё в порядке. А то дверь выломает. Сейчас приду. А спасибо с меня ещё позже, Ив. И готовься — это будет о-о-очень большое спасибо…

С огромным трудом я отрываюсь от своего кота, встаю на ноги, иду как в трансе к выходу.

Несколько раз спотыкаюсь об выдранные доски пола, которые взломали древесные корни. Кое-где их гигантские петли всё ещё видны, как дремлющие щупальца огромного чудища.

Заторможенно открываю дверь, стараясь не слишком широко распахивать створку и загородить собою щель.

Тут же захлопываю обратно за своей спиной.

Брат смотрит на меня в тревоге и ждёт ответа.

Милый какой. Переживает за моего котика. Интересно, так же бы переживал, если б знал, кто он? И что за обещания раздаёт его сестре?

В животе не то, что мурашки — стадо бабочек поселилось размером со слона.

Божечки, скорей бы всё закончилось… ловлю себя на мысли, что хочется забыть события минувшего часа как страшный сон и отмотать время назад, как будто ничего этого не было.

Ну, то есть ужасно хочется обратно в постель.

— Ива! — торопит брат, когда видит, что я не отвечаю, и смотрит с подозрением. — Ты там не заразилась часом тоже⁈

Ох, братик… лучше тебе не знать, какой болезнью болеет твоя младшая сестрёнка с тех самых пор, как нашла в горах полудохлого барса! У этой болезни очень странные симптомы. Вот прямо сейчас во всём теле их чувствую.

— А?.. нет, не заболела. Я там это… Барсика своего лечила.

— Без лекарств? И как, вылечила? — с сомнением спрашивает Арн.

— Я всё-таки друид, — пожимаю плечами я.

— Знаю я, какой ты друид, — ворчит брат. — Поэтому и беспокоюсь. Он там хоть нормального цвета остался? Или уже какого-нибудь серо-буро-малинового?

Я вспыхиваю. Он мне мои эксперименты с Мечтой по гроб жизни теперь вспоминать будет?

Представила себе своего котика всего в розовые пятнышки.

Если ещё раз меня так напугает, пожалуй, что и перекрашу как-нибудь во сне ему чего-нибудь.

— А я тут пока скотину эту закопал, — довольно сообщает Арн. — Не то непременно кто-нибудь полезет, пока меня не будет.

— Пока тебя — что?.. — только тут, мне кажется, я вынырнула из транса в реальность.

— О да! — глаза брата сверкают стальным блеском. — Но для начала найду ту крысу, которая открыла ворота.

— То есть, ты тоже думаешь, это не случайность, что они оказались не заперты, когда… — кошусь на присыпанный свежей землёй холм и вся содрогаюсь от воспоминаний о монстре, который чуть не отнял у меня моего кота.

— Разумеется! — мрачно отвечает Арн. — Я ж специально мастерил такой запор на воротах, чтоб руки моих малолетних хулиганов сами справиться не могли. И внимательно всё проверял вечером. Было заперто.

Мы переглянулись.

В доме осталось не так много людей.

Вижу, как пальцы брата любовно поглаживают рукоять меча на поясе… и не завидую тем людям, которые покусились на его детей.

Вдвойне не завидую, когда мой брат вдруг улыбается, кивает на что-то за моей спиной… я рывком оборачиваюсь, и вижу, как через распахнутую дверь сарая, из тёмного провала пустоты с гибкой грацией выходит огромный хищник.

Ночь отражается в кошачьих зрачках.

И в них такое же желание убивать, какое вижу в хищном оскале брата.

Меня прошибает мурашками. Как же они быстро спелись!..

А потом слышу странный звук — как будто удар. Ещё один и ещё… треск досок…

Мой кот незаметно перетекает в пространстве и становится возле меня, ткнувшись пушистым боком. Машинально запускаю холодные пальцы в тёплый мех.

Ветер шумит и шумит в кронах деревьев. Тьма обступает наш дом со всех сторон, но мне больше не страшно, страх прошёл, оставив на душе странное чувство покоя. Кажется, все мы стали сильнее. Со мной мой барс. И земля Таарна.

А потом на залитый лунным светом двор медленно, один за другим, выходят снежные барсы моего брата. Они проломили двери, которые удерживали их. Видимо, бесновались всё это время, чуя рядом врага, напавшего на хозяина. Но сильно подозреваю, что добил их и заставил сойти с ума так, чтобы сорвать железные запоры, запах кошачьей фиалки. Я до сих пор его чувствую, когда трогаю серебристую шерсть.

Медленно обходят нас по дуге, обступают широким кругом.

Мой барс смотрит на них без страха, с горделивой кошачьей грацией жмурится на луну.

Они осторожно принюхиваются, поводят ушами, припадают к земле…

А потом укладываются вокруг нас и замирают. Все. Даже Гром моего брата.

— Ничего себе! — присвистывает Арн. — Никогда ещё такого не видел. Похоже, у моих кошек появился новый вожак стаи.

Мой кот косит на меня насмешливым серебряным глазом.

Но даже я это чувствую… от него идёт волна силы. И не в фиалке дело, не в запахе.

Он весь пропитался магией нашей земли.

Таарн по-настоящему принял его. Поэтому и барсы наконец-то приняли тоже.

— Так! А теперь за работу, — деловито прерывает наше колдовское молчание брат. — Ива, а давай-ка мы попросим это странное создание послужить на благо общего дела?

— Вообще-то, это мой кот! — подозрительно прищуриваюсь я. — И только я могу его… использовать. Чего надо-то?

— Барсы славятся своим тонким нюхом. Но мне, пожалуй, трудновато будет объяснить своим, чего именно от них хочу. А вот у вас, судя по всему, взаимопонимание на каком-то мистическом уровне.

— Когда ты начинаешь подлизываться, я напрягаюсь ещё больше!

Арн посмотрел на меня теперь уже предельно серьёзно.

— Пусть сходит ворота понюхает.

Мой барс почти по-человечьи закатывает глаза так, что я прямо-таки слышу непроизнесённый страдальческий стон. Мол, и зачем я только с ними связался…

Но послушно идёт. Коты брата расступаются перед ним, и правда как перед вожаком. Даже попытки больше не делают рычать или топорщить загривок.

Зор осторожно тянется мордой к прочной деревянной створке, обитой толстыми металлическими полосами. А потом кончик пушистого хвоста нервно бьёт его по боку… И широкими прыжками барс проносится мимо меня.

Куда-то обратно в дом.

Арн кидается за ним… но, судя по всему, коту было бежать недалеко.

И очень скоро он появляется снова. Вытаскивая в зубах за шиворот бледного как мел парнишку, одного из наших слуг. Светловолосый, совсем молодой. Недавно взяли на работу. Трясётся так от ужаса, будто барс уже отожрал ему пару конечностей. Но судя по брезгливому выражению на морде моего кота, он скорее съест лягушку, чем опустится до чего-то подобного.

«Подарок» приземляется под ноги моему брату.

— П-простите… пощадите… — лепечет юноша. Но кажется, он недооценил силу гнева своего вождя. Потому что из зубов кота его шиворот сразу попадает в кулак брата. Он поднимает его так, что почти отрывает ноги от земли.

— Кто тебе приказал? Или может, сразу тебя скормить нашей домашней кисе? Гляди-ка, ему не терпится пообедать, а то по чьей-то вине голодный весь день.

Подыгрывая спектаклю, Зор во всю пасть зевает, а потом захлопывает её с жутким клацанием гигантских клыков.

Пробирает до костей даже меня.

Парень и вовсе сейчас хлопнется в обморок, кажется.

— Н-не надо!!! Не отдавайте меня ему, я всё скажу, господин!

Арн встряхивает его.

— Лучше покажешь. Идём-ка! Отведёшь нас к своим сообщникам.

Потом поворачивается к барсу.

— Ты со мной, брат?

Мой кот колеблется, серебристый взгляд ловит меня и сжимает в тисках, не пошевелиться.

Арн добавляет:

— Не бойся. Ничего с твоей хозяйкой не случится. Я бы и сам не оставил свою семью без защиты в такой момент. Я установлю временную Завесу вокруг дома. Надо было раньше это сделать. Но я даже не предполагал, что дело примет настолько серьёзный оборот.

Вместо ответа мой кот бесплотной тенью проскальзывает вперёд него в ворота. В глазах — жажда мести.

Наконец-то он удовлетворит эту жажду, с которой пришёл в Таарн. Правда, не совсем так, как планировал изначально.

И я отчётливо вижу в глазах брата такую же. Они чуть не убили его детей.

— Я с вами!

— Нет!!

— Р-р-р-р-р!!!

Оба рявкнули одновременно, и мне пришлось обиженно умолкнуть и смириться.

Ну вот. Ещё один властный мужчина на мою бедную голову.

Этот-то куда! Только что при смерти был!

Но сделать ничего не могу, и приходится подчиниться. Один за другим вслед за новым вожаком уходят и растворяются в темноте гигантские кошки Таарна, вся стая. Кажется, сегодня ночью где-то будет жарко. И голодные коты наконец-то поедят.

Брат велит мне тщательно запереть за ними ворота, а потом закрыться в комнатах и не выходить оттуда.

К рассвету обещает вернуться, но у меня всё равно душа не на месте, конечно же.

Стоя в одиночестве на ночном пронизывающем ветру посреди оглушающе пустого двора, я наблюдаю за тем, как над досками забора вспыхивает волна синего сияния. Истаивающими постепенно языками призрачного пламени устремляется в ночные небеса. Очень красивое, величественное зрелище. Я видела, как это бывает — там, за воротами, мой брат встал на одно колено и воткнул в землю наш фамильный меч Сердце Полуночи, меч, с которым наш отец ходил убивать солдат Империи. И земля Таарна откликнулась на призыв своего вождя. Так же, как недавно откликалась на мой.

Теперь ни одно живое существо не войдет и не выйдет без позволения Арна.

А мне что делать, кроме как сходить с ума от тревоги до их возвращения?

И как так получилось, что в моей жизни теперь на одного человека больше, за кого болит сердце…

От нечего делать решаю пойти к Мэй. Во-первых, надо будет рассказать ей, куда делся муж. И почему в окошко светит теперь не только луна. Во-вторых, проверить племянников. Мало ли, чего эти сорванцы опять натворят.

…Бьёрн и Мэлвин обнаруживаются на пороге распахнутой двери в родительскую спальню.

Оба злые, взъерошенные, сжимают свои палки в руках, как деревянные мечи.

— Мы говорили, что она гадкая! — заявляет Бьёрн, насупившись.

— Да! Но нам никто не велил! — поддакивает младший.

Я смотрю поверх их голов, и сердце замирает.

Мэй в спальне нет.

А у самого окна стоит повитуха. С младенцем на левой руке. А в правой у старой женщины зажат нож.

— Я все видела в окно. Проклятый вождь. Снова вышел сухим из воды. Не хотела использовать последний метод! Это очень милое дитя всё-таки. Во всём виноват твой вшивый кошак. Спутал нам все планы. Зачем ты только притащила его сюда, друидка⁈