Обраслечена поневоле, или Чешуйчатая подстава - 2 (СИ)

Ари и Бертоломео

— Мне пришлось так представиться, потому что твоей дочери нет в списке лиц, которым не требуется предварительная запись, — мой голос дрожал. Я несколько раз прерывалась, чтобы набрать побольше воздуха и не всхлипывать от обиды, боли и горечи, рвущих меня изнутри. А посмотреть на отца я и вовсе не осмелилась. Смотрела, как за окном две бабочки носятся друг за другом, не ведая печали и бед. Как же все просто у них! Увидел, понравилась и полетели… Почему у людей не бывает так же?

— Есть такой список? — отец взволнованно обратился к гвардейцу.

— Есть, ваша светлость. Ваша супруга ежеквартально его редактирует и передает начальнику смены.

— Внесите туда мою дочь!

— Так, обе внесены.

— Мою младшую дочь. Ариану. И оставьте нас. Все!

Я даже не вздрогнула, когда все зашевелилось и загремело: от стены отделилась тень и мелькнула вглубь коридора, ушла дворцовая стража, маги и даже, кажется, ведьма. Теперь в анфиладе стало по-настоящему тихо. За окном сияло солнце, шевелил легкую тюль ветер, где-то вдалеке тикали часы, а между отцом и дочерью разыгрывалась трагедия.

Я пять лет избегала этого разговора, предпочла жить в квартале прокаженных, лишь бы не видеть отца, отказавшегося от меня. Я не слышала его отказа и это создавало иллюзию, словно его никогда и не было. А сейчас — момент истины и расплата за мое малодушие и трусость.

— Ариана, доченька. Посмотри на меня…

Я смотрела в окно, а слезы все текли и текли, падали на подол платья и лежащие поверх него ладони.

— Дорогая моя, — раздалось за спиной, и мое сердце не выдержало.

Отец плакал.

Медленно повернулась, едва управляя своим телом, и взглянула на папу. Он постарел: седина перекинулась с висков и на затылок, под глазами залегли мешки, лоб изрыт глубокими морщинами. И только взгляд по-прежнему полон теплоты.

— Папа, — прошептала, не в силах говорить из-за слез.

Мы одновременно потянулись друг к другу. Я стиснула его в крепких объятиях и прижалась щекой к груди, а он гладил меня по волосам и шептал что-то нежно-трогательное. От него пахло домом. Удивительным запахом, который не описать словами: это смесь специй и аромат сдобы, смесь дорогого алкоголя, сосновой смолы и углей из камина, смесь книг и чернил… Все это создает уникальный, неповторимый и ни с чем не сравнимый запах, способный воскресить в памяти самые лучшие, теплые и ценные моменты жизни.

Трудно представить, сколько мы так стояли, не в силах оторваться друг от друга. Казалось, если отойдем хоть на полшага, то кто-то из нас исчезнет, растает, как время и шаткое перемирие треснет, как первый лед под нетерпеливым путником.

— Дочка, ангел мой, свет мой. Идем в кабинет. Мне столько нужно тебе рассказать и столько объяснить. От волнения меня ноги не держат.

А я не хотела сейчас объяснений. Не хотела! Потому что вряд ли пойму причины, по которым он отказался от дочери и меня захлестнет злоба. И этот чистый, искренний миг сменится чернотой обиды.

— Мне тоже, папа. Мне тоже. Как твоя спина?

— Хуже, родная. Лечусь, лечусь, — суетливо улыбался он, целуя мою руку.

В его кабинете оказалось непривычно просторно. Председателю совета семи полагались настоящие апартаменты с гостиной, библиотекой, архивом, личным кабинетом, туалетом и даже спальней! Мы расположились у камина и вскоре нам принесли ромашковый чай с бутербродами и пирожными. Отец молча смотрел на меня, подбирая правильные слова, а я смотрела в огонь. Он не ожидал этой встречи и отменид все дела на сегодн, чтобы посвятить остаток дня вновь обретенной дочери. Это и радовало, и пугало.

— Ты хорошо выглядишь…

— Благодаря милорду Рейнхарту. Это временная мера. Мне следует его отблагодарить, но я не имею достаточно средств для этого.

— Вы не… — отец замялся, чувствуя, что он не вправе спрашивать меня о таком, но и не спросить тоже не мог.

— Нет. Наша встреча стала чистой случайностью. Между нами ничего не было.

Следовало подобрать правильные слова, чтобы начать разговор, но не получалось. В итоге я обнимала фарфоровую кружку, пила чай, на деле оказавшийся успокоительным отваром, и смотрела в огонь.

— Наверное, тебе не дает покоя, почему я за тебя не вступился? — сказал отец после долгого молчания. — Почему позволил тебе ошиваться в квартале отверженных?

Я перевела удивленный взгляд на папу. Он знал!

— Прости, я не мог вмешиваться и делать переводы чаще — каждый транш тщательно отслеживается, каждое мое действие — контролируется. Тебя бы нашли и тогда…

— Что тогда, папа? — резко выдохнула и поставила чашку на поднос. — Что тогда? Что бы случилось, узнай все, что твоя дочь с даром менталиста? Неужели ты настолько меня не любишь, чтобы встать на защиту? Неужели дочь Верховного князя рода Т'Аркан и Верховной княгини рода Аркхарган бросили бы в кулуары тайных императорских служб? Заставили бы работать на императорских гончих? Я не верю, папа! Не верю, что не было способа мне помочь!

Передо мной яркий пример — Рейнхарт! Он бы мог приказать убивать всех безумных драконов, ведь так проще! С глаз долой из сердца вон. Но он до последнего надеется найти для них лекарство. Даже чужие дети для него как свои, а мой отец бороться не стал. Открестился и забыл с чистой совестью.

— Ариана, я пытался тебя уберечь. Пытался, как мог. Дело вовсе не в твоем даре, дело в твоей крови. Древней, особенной и исключительно редкой.

Сглотнула, глядя на отца по-новому. То, что он пытался мне сказать, не укладывалось в голове. Отец подбирал слова осторожно, но нельзя сказать дочери, что ее родители не родные, не причинив боли.

— Если я правильно поняла, ты хочешь сказать, что моя мать…

— Илсе тебе не мать, но ты, думаю, об этом и так догадывалась.

Разрозненные кусочки моего детства сложились в отчетливую картину. Стало ясно, почему я донашивала платья за сестрами, играла в их игрушки, не получала должной материнской любви и ласки. Будешь тут ласков с плодом чужой любви!

— Это она расстроила мои отношения с Кейларом? Потому что я не Аркхарган и никогда ею не была?

Отец кивнул и накрыл мою ладонь своей.

— Я все тебе расскажу, Ариана. Все, что ты должна знать и все, что ты захочешь узнать.

— Почему сейчас, а не в детстве? Я думала, что не достойна любви собственной матери, искала причины в себе! А потом думала, что и для тебя оказалась нелюбимой.

— Милая, я столько раз вечером входил в твою спальню, гладил тебя по голове и рассказывал, но ты уже глубоко спала. А я не решался тревожить твой сон. Мы, родители, не понимаем, что наши дети выросли. И в шестнадцать, и в двадцать, и в тридцать пять вы будете для нас не смышлеными малышами, о которых нужно заботиться и которых нужно беречь от мира.

Я горько усмехнулась.

— Ты не думал об этом ближайшие пять лет. Мне было так плохо… были ужасные дни, были дни, когда нам с друзьями совсем нечего было есть. Если бы ты только видел, в каких условиях мы жили! Как нас обижали! Я выжила и сохранила чистоту только благодаря дару! Так ты меня защищал? Так ты оберегал ребенка? — я приказала себе не плакать, но слезы обиды все-таки обожгли щеки.

— Ари, ты не понимаешь альтернативы. Я знаю насколько для тебя важна свобода! Но тебе нельзя было оставаться в Гардии. Твой дар все сложнее поддавался контролю, а запечатать его мне не хватило смелости. Да и твоя мать запретила это делать. Да, ты жила в трущобах, но ты жила свободной. По работе мне часто приходится общаться с менталистами в подземном бункере. Точнее, с тем, что от них осталось. Я не желаю тебе такой участи. Поэтому, когда Илсе поставила условие: либо блокировать твой дар, либо исключить из рода, я даже не сопротивлялся, дал тебе самой сделать выбор.

Менталисты обязаны блокировать дар и точка. Таковы законы Гардии, потому что иначе мы можем совершать любые преступления и оставаться безнаказанными. Магические оповестители можно при желании обойти и тогда наше воздействие останется нераскрытым. Я частично понимаю опасения императора, с другой стороны, блокировка дара не проходит бесследно. В детстве, когда играла с Кейларом в саду, я видела девушку, которой заблокировали дар. Ее как раз вывели на прогулку после процедуры. Она безжизненно смотрела в небо и молча плакала, а потом увидела меня. Увидела, и сразу поняла, что я такая же. Она ничем меня не выдала, только прошептала: "не позволяй". Та картина навеки останется в памяти. Девушка у которой забрали часть души, которая потеряла себя.

— Всегда был вариант бороться за дочь! Ты с рождения знал о моем даре и ничего не попытался сделать. А драконы смогли. Они смогли, папа, и теперь я не представляю опасности для окружающих, применяя дар только по необходимости.

Не представляю опасности для окружающих, но представляю для империи.

— В моем распоряжении таких ресурсов не было, мне жаль, дорогая.

Скупо, сухо и неутешительно. А еще маловероятно, учитывая отцовскую должность.

— Кто моя мама? Где она сейчас?! Она жива?

— Я не знаю, дочка. Ведьмы говорят, что жива. Последнее, что мне известно — на нее заявил права кто-то из изумрудных драконов и увез в свою стаю. Мои люди возвращаются ни с чем, она словно испарилась. Ее звали Салида, и я любил ее всем сердцем.

В голове не укладывалось, как так получилось, что родители взялись воспитывать меня в такой странной ситуации. Оказалось, любви у них никогда не было — это был политический брак, как и водится в аристократических семьях. Два сильнейших рода империи объединились. Илсе любила мужчин, они любили ее. Когда отец узнал, что его супруга не просто ему изменяет, но и рожает детей от других, тоже не счел необходимым сдерживать себя.

Однажды он встретил девушку — продавщицу цветов — и влюбился без памяти. Она назвалась ему ложным именем, и он, используя свои должностные связи, сразу это раскусил. Стал узнавать подробнее. Оказалось, что моя мама не раз переезжала с места на место, она как перекати поле меняла город за городом и страну за страной, нигде не останавливаясь дольше пары недель.

— И почему она это делала?

— Ее преследовали, Ариана. Менталисты с даром такой силы как у твоей матери в принципе редкость. Она бы с легкостью стала императрицей, стоило бы пожелать. Ни один человек не способен сопротивляться ее внушению, полагаю, твоему тоже. Единственные, кто ему не поддавался — драконы. Именно они охотились за ней, точнее за ее кровью. А теперь я узнаю, что все мои попытки спрятать тебя от мира оказались тщетными, потому что драконы нашли и тебя. Ариана, они знают?

— О чем именно?

— Что ты — потомок истинной заклинательницы драконов?

Слезы почти высохли, но я все равно смотрела на отца сквозь мутную пелену. Он столько знал обо мне, но скрывал!

— Рейнхарту известно, что я шайри. Что во мне кровь, способная усмирить ярость драконов.

Отец поджал губы и ударил ладонью по столу.

— Узнали-таки! О, Ариана! Я столько сил положил, чтобы тебя уберечь! Я скрепя сердце позволил любимой дочери скитаться в квартале прокаженных, лишь бы избежать участи твоей матери! И что теперь? Рассказать, что они с ней делали? Захочешь ли ты это узнать?

— Расскажи, — произнесла неуверенно, наблюдая, как отец меряет шагами кабинет.

— Они искали лекарство от безумия в ее крови! В буквальном смысле. Они выкачивали из нее кровь и вливали новорожденным драконам, наблюдая, отступает ли безумие. И оно отступало, но вскоре возвращалось вновь, с большей силой. Тогда они тянули из нее больше и больше крови, делали декокты, зелья… Пока в один день ей не удалось сбежать. Она долго пряталась в Эсаиле, но изумрудные вышли на ее след. Тогда она бежала в Морор, оттуда — к вампирам, от них — в Гардию, где мы и встретились. Эта любовь не поддавалась логике и разуму. Я сделал все, чтобы укрыть ее, особенно, когда узнал, что она носит под сердцем тебя. Новое имя, особняк, титул… Она даже привыкла жить в четырех стенах, выходила только в сад, общалась лишь со слугами. Да, это не та жизнь, о которой мечтает юная прекрасная женщина, но она хотя бы жила и не бежала! Ей не приходилось бежать и прятаться. Когда случились роды, что-то пошло не так. Пришлось звать ведьму Борхес, а та оказалась родственницей изумрудных драконов и подумала, что твоя мать может излечить ее безумного брата.

— Так ты оказался со мной на руках, а моя мать — в бегах? — предположила, в ужасе представив судьбу моей мамы.

— Когда в дом ворвались изумрудные, она сунула мне в руки сверток с тобой и приказала уйти. Она дала мне ментальный приказ, Ариана, впервые со дня нашего знакомства. Приказала уйти и дала завещание заботиться о тебе, не запечатывать дар, и уберечь от той участи, которая ее постигла. Она велела уберечь тебя от встречи с драконами. И я, побери меня темная материя, был уверен, что на территории отверженных ты никогда в жизни с ними не встретишься! Они слишком заносчивы и высокомерны, чтобы сунуть туда свой нос. Но это случилось!

— Ты ведь искал ее?

— Я и сейчас не останавливаю поиски, но, понятное дело, драконы надежно оберегают свои секреты! Сейчас, когда весь мир наблюдает за постепенным сумасшествием чешуйчатых, она — их спасение, их элексир. Думаешь, они ее отпустят? Никогда. Ни за что.

— Но Рейнхарт меня отпустил…

Отец смотрел на меня со смесью недоверия и ужаса.

— Ты зовешь дракона по имени?

— Так получилось, что я даже успела выйти за него замуж. Но это продлилось всего несколько часов, и он, зная о моей крови, все же отпустил.

— Это невозможно, Ариана. То, что ты говоришь — невозможно. Я знаю драконов слишком хорошо, чтобы утверждать это. Дракон никогда не отпустит женщину, которую считает своей. Тем более, владыка стаи не отпустит женщину, способную излечить членов его сообщества. Уверяю, он может улыбаться и обещать тебе свободу, но на деле уже приготовил клетку, в которой ты проведешь остаток своей жизни. А я не такой жизни для тебя хотел. Совсем не такой.