Многие заклинания и зелья, искажающие сознание, на менталистов действуют иначе. Как, например, любимое Рейнхартом заклинание глубокого сна. Полагаю, я не должна была слышать и чувствовать, но выхватывала отдельные фразы и реплики, а иногда даже диалоги.
— …так не договаривались! — мама говорила сбивчиво и рвано.
— …мне… звезда! Пришлось… — объяснения владыки ускользали от сознания.
Меня куда-то несли. Тело сковало холодом, я дрожала так сильно, что стучали зубы. Как оказалась на кровати — не помню, боль от уколов — помню смутно. Сознание билось как муха в липком меде. Отдаленный крик Шаамни скорее угадывался, а, может, вообще придуман мной. Может, зелье не сработало как нужно именно из-за нее.
Через какое-то время я услышала знакомый голос — Жози.
— … делаете?!
Подруга кричала громко, но половину слов я не могла понять и разобрать.
— …ди… не смеешь, пон…
— Я все… жу!
Постепенно слова оформлялись в фразы, а то, что я не смогла услышать, я угадывала или, быть может, додумала.
— Не посмеешь…
— Ты не можешь так… она… подруга!
— Не говори… не разбираешься… не расскажешь Ариане, приказ владыки!
— Плевала я на твои… равно расскажу!
— Попробуй! — жесткая усмешка и громкий стук двери.
Я чувствовала тепло ладоней Жозефины, ее слезы капали на мои руки, но пошевелиться все равно не получалось. Сознание уже ближе и ближе подбиралось к поверхности, казалось немного, и я вынырну из забытья, как из-под воды, но не получалось! Я силилась шевельнуться, сказать хоть слово, но тело не слушалось.
Как от меня оттащили Жозефину — помню. Как она кричала и билась волчицей, бросаясь на слуг — тоже помню, как я кричала от боли — вряд ли забуду, даже если захочу. И обжигающие слезы на щеках, и кровь от искусанных от крика губ… А потом в горло скользнуло что-то горячее, сладкое с привкусом календулы и горчицы.
Блаженное забытье…