Образцовый доктор

Глава 12

Я очнулась от липкого чувства усталости, словно меня выжали до последней капли. Голова гудела, веки были тяжелыми, как свинец.

Последнее, что помню – как ставили капельницу в крохотную ручку моей малышки и бесконечную боль в моем сердце. А потом – темнота. Провал. Бессилие.

Я даже забыла, где нахожусь. Забыла о своей материнской клятве оберегать её, не смыкать глаз, пока эта проклятая болезнь не отступит. Стыд прокатился волной. Я – мать. Я должна была бодрствовать.

Но, видимо, организм не выдержал. Наверное, сработал инстинкт самосохранения, отрубив меня от этой бесконечной тревоги и изматывающей борьбы.

Спасибо медсестрам, ангелам в белых халатах, и другим мамам в палате. Они понимали. Они видели мою усталость и, наверняка, приглядывали за моей крошкой, пока я была в этом провале.

В палате было темно, лишь свет из коридора пробивался сквозь полумрак. И оттого, что моя девочка, моя маленькая звездочка, горела огнем. Её тельце дрожало, а из горла вырывались тихие, жалобные поскуливания.

Я коснулась ее лба и ужаснулась. Она горела огнем!

От моего прикосновения Машуля вздрогнула и открыла глаза.

– Мамочка… болит животик… – прошептала она пересохшими губами.

Мир снова сжался до размеров этой больничной койки, до температуры её лба, до её жалобного шепота.

– Сейчас, милая, я позову доктора.

Я осторожно встала с кровати и вышла в коридор. Нашла блокпост, но там никого не оказалось. Прошла мимо закрытой ординаторской, невольно подумав о Кораблеве.

Из процедурного кабинета вышла медсестра. Я подбежала к ней, волнуясь и рассказывая, что у моей малышки поднялась температура. Медсестра успокоила меня, сказав, что после операции это нормально, но я настояла, чтобы к нам пришел врач.

У Машули был жар. Дежурный врач сказал, что после операции температура может держаться до 38 градусов в течение трёх дней, и это считается допустимым.

Малышке дали ибупрофен, чтобы облегчить боль в животике. Она тихо постанывала, а я нежно гладила ее по головке и ласково целовала.

Жар понемногу отступал.

Машуля, моя маленькая птичка, тяжело дышала во сне, а я сидела рядом, прислушиваясь к каждому шороху, к каждому ее вздоху.

В полумраке больничной палаты мысли роились, как потревоженные осы. Все возвращалось к тому страшному разговору с Валерой.

«Попробуй докажи, что она твоя», – слова, сорвавшиеся с губ. Зачем я сказала именно так, в такой формулировке? А что, если он возьмет и попробует?

Страх обволакивал меня, противный, липкий. Что он сделает? Как отомстит?

Я ведь столько лет жила с этой ложью, с этим грузом на сердце. Пять лет! Пять лет стыда, терзаний, унижений. Я терпела его взрывной характер, его грубость, даже побои… Думала, заслужила. Расплата за обман. Но сейчас я понимаю, как сильно ошибалась. Расплата будет другой. Страшнее.

Я смотрела на спящую Машулю и сердце разрывалось от боли. За что ей все это? За что ей было расти в семье, где правду подменяют ложью, где любви не было ни капли?

Я должна была все рассказать раньше. Но трусила. Боялась потерять стабильность, пусть и фальшивую. Боялась остаться одна.

А потом в голове всплыл Кораблев. Его глаза, наполненные непонятной грустью, когда он посмотрел на меня там в саду. Неужели он понял? Неужели догадался, что моя девочка, такая похожая на него, – его дочь? И что теперь? Что будет, если он узнает правду? Сможет ли простить? Захочет ли принять?

Вопросы, вопросы, вопросы… Они не давали покоя, не давали уснуть. Я сидела, глядя в темноту, и молила лишь об одном: чтобы Машуля выздоровела. А что будет дальше… Я не знала. Я просто надеялась, что у меня хватит сил вынести все, что мне уготовано.

– Он уехал, – тихо усмехнувшись, сказала девушка-блондинка. – На какую-то конференцию в Питер.

Она сидела с телефоном в руках и держала руку на животе, как я делала почти пять лет назад. Я сразу поняла, что она ждет второго ребенка и выглядела очень счастливой.

– Кто уехал? – не поняла я.

– Ваш доктор – Кораблев, – с широкой улыбкой сказала она. – Он очень не хотел, поэтому даже поссорился с Людмилой Дмитриевной. Она настаивала, говорила, что он ей давно обещал поехать.

Я смутилась. Неужели то, что между нами, так очевидно для всех остальных? И в то же время расстроилась. Надолго уехал? Неужели я больше его не увижу?

– Эммм… спасибо, что сказали, – и добавила, подумав, что даже не узнала как зовут девушку: – Я Алена, кстати.

– Елена, – блондинка улыбнулась. Свет из коридора падал на ее лицо, и даже в полумраке она казалась невероятно красивой. – Рада познакомиться.

– У нас… ничего с доктором Кораблевым нет, – зачем-то сказала я.

Зачем? Вероятно, чтобы защитить его. Он уже сделал для нас с Машей немало, но не должен страдать из-за этого – ни своей репутацией, ни работой.

– Да, я и вижу, – хитро проговорила Елена. – Настолько «ничего нет», что наш бедный доктор Кораблев простоял несколько минут напротив вашей кровати, делая вид, будто что-то читает в планшете… Наверное, хотел что-то сказать перед отъездом, но вы так сладко спали. Даже капельницы малышке менял сам, потому что «очень любит брать на себя работу медсестер», – на последних словах она сделала жест кавычками.

– Оу… – вздохнула я. Так вот кто это делал! – Это… кое-что объясняет.

– Может, между вами и нет ничего, но наш красавчик док явно на вас запал, – подмигнула блонди и снова вернула свое внимание на телефон. Она взяла с тумбочки печенье и тихо грызла, улыбаясь в телефон. – Не могу, этот жор меня беспокоит, не хочу опять набирать! – пожаловалась она.

– Давай его сюда, я поберегу до утра, – я встала и тихо подошла к ее постели. Елена отдала мне упаковку печенья и отряхнула руки.

– Спасибо! – с выдохом облегчения она легла поудобней к своей дочке и снова взялась за телефон: – надо написать Олегу, чтобы прекратил меня подкармливать!

– Наверное, он просто рад и не знает, как это выразить, – улыбнулась я.

– Не то слово! – отозвалась девушка и чмокнула телефон.

Я вернулась на свое место к Машуле, потрогала ее лобик. Жар спал.

Легла рядом, думая о том, как повезло Елене с заботливым мужчиной. Мне приходилось бороться со всеми невзгодами беременности в одиночку. Вроде бы, была замужем, но как будто бы и нет…

Слова соседки о Кораблеве назойливо крутились в голове.

Еще и воспоминания о том, как в саду Алексей взял меня за руку. Как это было… интимно. И как хорошо!

Замечания Елены обнажили то, что я сама старательно прятала от себя – смутное, тревожное влечение к доктору Кораблеву, которое проснулось во мне спустя пять лет. А, возможно, никогда и не спало. Я никогда его не забывала. Ни дня.

Алексей внимательный, заботливый, чуткий… в нем чувствовалась какая-то особенная теплота. Или это я сама себе все нафантазировала?

Стыд обжигал. Для всех вокруг я – мама пациентки. Он – врач. Между нами не может быть ничего, кроме профессиональной дистанции. Но Елена заметила… А вдруг и другие видят? И этот скандал с Валерой. Что они обо мне подумают? Будут шептаться за спиной?

Я закусила губу. Я не должна об этом думать. Я должна сосредоточиться на выздоровлении Машули. Но образ доктора Кораблева снова всплывал перед глазами. Его добрые глаза, его мягкий голос, его руки… Господи, за что мне это?

Я перевернулась на другой бок, пытаясь отогнать навязчивые мысли. Но тщетно. Стыд и неловкость смешивались с робкой надеждой на что-то большее. И эта внутренняя борьба не давала мне покоя. Ночь обещала быть долгой.