Образцовый доктор

Глава 15

Ночью малышку начало тошнить. Я едва успела поднести ей какой-то тазик из ванной. Зелёная жижа вырвалась фонтаном, обдав постель и мои руки.

Моя малышка зашлась в плаче, её маленькое тельце содрогалось от каждого спазма. Сердце оборвалось.

Я металась по палате, словно зверь в клетке, кричала медсестру, умоляла о помощи.

Врач, заспанный и недовольный, вошёл в палату с видом человека, которого оторвали от чего-то важного. Он равнодушно окинул взглядом беспорядок и, небрежно осмотрев дочь, пожал плечами:

– Ну, бывает. Может, чем-то, мамочка, накормили?

Ярость вскипела во мне, но я сдержалась, понимая, что криками делу не поможешь.

Но дочка продолжала хныкать, её личико исказилось от боли, маленькие ручки беспомощно цеплялись за мою одежду. Тошнота накатывала волнами, не давая ей покоя.

Я прижимала её к себе, шептала успокаивающие слова, но ничто не помогало. Слёзы душили меня, я глотала их, чтобы не напугать её ещё больше. Я должна быть сильной, должна помочь своей девочке.

Малыше вкололи противорвотное, но ей все равно не становилось легче. Она уже не могла ни лежать, ни сидеть, ее постоянно тошнило.

Под утро врач, словно одолжение делая, предложил поставить катетер – две трубки прямо в носик, чтобы выводить эту страшную зелёную жидкость из желудка.

– Так ей станет легче, – сухо констатировал он.

В горле пересохло. Я представила эти трубки в её крошечном носике, её крик, её страх… Но другого выхода, казалось, нет. Я кивнула, с трудом сдерживая рыдания.

Когда начали ставить трубки, моя девочка кричала так, словно ей ломали кости. Я смотрела, как они, склонившись над моим ребенком, вставляют эти проклятые трубки, и чувствовала, как мир вокруг меня рушится.

Я сжала её ручку, шептала, что всё будет хорошо, хотя сама в это уже не верила. Слёзы ручьём текли по моему лицу, смешиваясь с её слезами. Я чувствовала себя беспомощной, никчемной матерью, не способной защитить своего ребёнка.

Суббота прошла, как в дурном сне. Эти трубки в носу, мешающие дышать, заставили ее запаниковать. Она дергалась, плакала, пыталась вырвать их.

– Дыши ротиком, дыши ротиком, солнышко, – шептала я, пытаясь успокоить, хотя сама была на грани истерики.

Как научить ребенка дышать по-другому, когда в носу торчит инородное тело? Я обнимала ее, целовала, говорила самые ласковые слова, которые только могла вспомнить, но ничего не помогало. Паника захлестывала ее, а вместе с ней и меня.

Весь день я не отходила от ее кровати. Она хныкала, не переставая, то от тошноты, то от этих трубок, то от боли в животе, то просто от страха.

Я гладила ее по голове, поила водой, снова и снова повторяла:

– Все будет хорошо, мамочка рядом.

Но в глубине души сама чувствовала бессилие.

К вечеру добавилась новая проблема. Дочка не могла сходить в туалет. После нескольких капельниц, она почувствовала позывы, но ничего не получалось.

Она плакала от страха боли и дискомфорта. Пришел дежурный врач, посмотрел на нее и сказал:

– Придется ставить катетер в мочевой пузырь.

Новый катетер! Еще одна пытка для моего ребенка.

Я не выдержала и заплакала вместе с ней. Как много боли может вынести маленькое сердечко? Как много может выдержать мать, смотрящая на мучения своего дитя?

В тот вечер я чувствовала себя совершенно беспомощной. Я хотела забрать всю ее боль на себя, но не могла. Я могла только быть рядом, держать ее за руку и плакать вместе с ней. Суббота превратилась в кошмар, из которого, казалось, не будет выхода.

К утру воскресенья Машуле не стало легче. Из нее торчали эти трубки, она не вставала, только хныкала.

Я понимала, что надо действовать, и позвонила Людмиле Дмитриевне. Она оставила мне свой номер, и я бы никогда не набрала её, если бы дело касалось меня, но речь шла о моей малышке.

– Привет, – ответила она довольно бодрым голосом и, судя по шуму на заднем фоне, была на улице. – Я уже в курсе, бегу в больницу! – сразу сообщила она.

– В курсе? – слезы сами побежали, опять.

– Да, я позвонила на пост, всё узнала, скоро буду у вас! Соберем консилиум, будем решать, что делать.

– Правда? – в сердце теплилась надежда, и одновременно стало тревожно: раз уж доктора не могут понять, что происходит, значит, они не знают, как сделать так, чтобы облегчить страдания моей крошке. – Х-хорошо, я буду ждать.

– Не волнуйся, все будет хорошо, вылечим мы Машулю, думаешь, я дам свою племяшку в обиду?

– Спасибо, – я вытирала слезы, а они катились и катились.

Положила трубку, легла рядом с дочкой, осторожно обняла, чтобы не задеть трубки и смотрела в потолок, анализируя свою жизнь.

–√V»–^√\–~√V–^√V–

Людмила Дмитриевна появилась быстро, запыхавшись и раскрасневшись. В обычной одежде, в джинсах и легкой рубашке, без халата, она выглядела непривычно.

– Привет, ну как вы? – она присела на край постели и с заботой оглядела Машулю. – Температура держится?

Я была тронута. Заведующая больницей, пришла в выходной день, чтобы лично проследить за тем, как помогают ее племяннице. Это было невероятно.

Машуля, увидев «красивую тетю с белыми волосиками», радостно защебетала:

– Тетя Люся! А ты почему не в белом халате?

Людмила Дмитриевна улыбнулась и присела рядом с Машулей на кровать.

– Да ты ж моя хорошая! Просто сегодня воскресенье, и тетя Люся отдыхает. А ты как себя чувствуешь? Болит что-нибудь?

– Животик.

Людмила Дмитриевна погладила ее акуратно по животу.

– Скоро мы тебе поможем, обещаю.

Ее визит, чтобы проследить за помощью Машуле, ее племяннице, тронул меня до глубины души.

Впервые в жизни я столкнулась с ситуацией, когда не нужно было самой в одиночку бороться, сворачивать горы. Осознание, что кто-то готов разделить со мной бремя забот, вселить надежду, стало настоящим откровением. Казалось, мои плечи, вечно несущие тяжесть ответственности, вдруг стали легче.

Днем позвонила Елена. А потом и сама пришла, вместе с дочкой. Они принесли компот из сухофруктов и свежий еще горячий бульон, чтобы проведать нас с Машулей.

Я была расстрогана их заботой. А Машуля, увидев девочку, хоть немного оживилась. Они что-то шептали друг другу, улыбались и даже шутили над ее трубками из носа.

Наблюдать за ними было одно удовольствие.

–√V»–^√\–~√V–^√V–

К вечеру вокруг Машулиной кроватки выросла плотная стена из белых халатов.

Консилиум. Слово, которое всегда вселяло в меня тревогу, сейчас звучало как приговор. Они осматривали ее, трогали живот, заглядывали в глаза, а я стояла в углу, вжавшись в стену, и молилась.

Потом ее повезли на каталке. УЗИ. Длинные, холодные коридоры, мерцающий свет ламп, незнакомые лица. Я бежала рядом, держа ее крошечную ручку в своей, пытаясь передать ей хоть немного своего тепла и спокойствия.

На экране монитора мелькали какие-то серые пятна, ничего не говорящие моему непонимающему взгляду. Врачи что-то обсуждали между собой, а я задыхалась от страха, боясь спросить, боясь услышать.

После УЗИ они снова удалились, оставив меня в тягостном ожидании. Минуты тянулись как часы. Я смотрела на спящую Машулю, ее бледное личико, тоненькие реснички, и сердце разрывалось от любви и беспомощности. Что с ней? Что они решат?

Наконец, дверь открылась, и в палату вошла Людмила Дмитриевна. В ее руках был телефон.

– Машенька, для тебя видео звонок, – сказала она, и в голосе ее я услышала какую-то особую теплоту, надежду.

Она передала Машуле телефон, а мне подмигнула.

– Привет, котенок! Это Алексей Дмитриевич. Как ты там?" – его голос звучал мягко и ласково.

Машуля улыбнулась, и эта улыбка, такая искренняя и чистая, пронзила меня до слез. Сердце понеслось вскачь.

– Привет, доктор! Я тут немножко болею, – прошептала она, поправляя одеялко.

– Болеешь? Ничего страшного! Сейчас посмотрим и все исправим. Расскажи мне, что у тебя болит?

И Машуля начала рассказывать. О том, как у нее животик болит, о том, как ее рвало чем-то зеленым, показала свои трубки, о том, как ей хочется уже домой.

Алексей внимательно слушал, задавал вопросы, просил показать язычок, потрогать животик. Во время разговора он просил ее сделать разные движения, поднять ручки, пошевелить ножками.

Машуля послушно выполняла все его просьбы, улыбаясь в камеру. Она не чувствовала страха, только доверие и любовь к этому малознакомому, но такому родному человеку.

А я стояла в стороне и наблюдала за ними. С каждым словом, с каждым взглядом, с каждым движением Машули я чувствовала, как страх отступает, уступая место надежде.

Я слышала, как Алексей, глядя на Машулю, о чем-то задумчиво говорил, в его голосе не было паники, только сосредоточенность и желание помочь.

В какой-то момент Машуля закашлялась.

– Ой, доктор, мне больно кашлять носику, – сказала она, прикрывая нос ладошкой.

– Глубоко вдохни и выдохни ротиком. Молодец! Вот-вот, – сказал Алексей. – Ну что, котенок, я почти уверен, что знаю, как тебе помочь, дашь трубку обратно тете Люсе? Ты у меня умница и большая молодец!

Машуля снова улыбнулась:

– Доктор, а ты скоро приедешь?

– Теперь – да, – ответил он и добавил шепотом, заговорщически: – Передай маме, что я уже купил билеты. И на этот самолет обещаю успеть.

Когда Людмила Дмитриевна забрала телефон, Машуля была уже почти счастлива. Она смотрела на меня ясными, спокойными глазами.

– Мама, добрый доктор сказал, что я скоро поправлюсь, – прошептала она.

Я села рядом с ней и взяла ее за руку. Впервые за этот долгий и страшный день я почувствовала надежду.