Образцовый доктор

Глава 13

Машуля разбудила меня к утру тихим, жалобным стоном. Открыв глаза, я увидела ее маленькое личико, искаженное болью.

– Мамочка… животик болит, – прошептала она.

Я коснулась ее лба. Он горел. Меня охватила тревога. Я помнила, что сказал врач, что температура может держаться несколько дней после операции, и я надеялась, что это всего лишь обычное восстановление. Но сердце предчувствовало, что что-то не так.

Не медля ни секунды, я побежала за врачом. В голове крутились самые страшные мысли. Почему температура не спадает? Что происходит с моей девочкой?

Вернувшись с доктором, я с замиранием сердца наблюдала, как он осматривает Машин животик.

Следы от трех разрезов после лапароскопии закрытые пластырями, казались сейчас особенно зловещими. Но больше всего меня напугал раздувшийся живот. Он выглядел неестественно большим.

Врач что-то пробормотал про газы и попросил медсестру поставить газовую трубку.

Машуля снова захныкала, испугавшись незнакомой процедуры. Мы с медсестрой уговаривали ее, успокаивали, гладили по головке.

В конце концов, трубка помогла, и Машуле стало немного легче. Жар сбили лекарствами, и она, наконец, уснула. Но меня не покидала тревога. Я сидела рядом, вглядываясь в ее бледное личико, и молилась, чтобы все обошлось. Что-то подсказывало мне, что настоящая борьба еще впереди.

– Бедные дети, за что им все это? – Елена тяжело вздохнула, держа в руках пачку с печенья.

Я посмотрела на тумбочку, где оставила его, когда забирала ради ее блага, и возмущенно воскликнула:

– Эй! Воришка! Что за дела?

Елена быстро стряхнула крошки с одежды, спрятала пачку, вытерла губы тыльной стороной ладони и вдруг замерла. Осознала, что ее уже поймали.

Она беззвучно засмеялась и закрыла рот рукой, чтобы не разбудить некоторых еще спящих маленьких пациентов и их родителей.

– Уже утро! – она кивнула в сторону окна, где разливались первые лучи рассвета. – А ты сама сказала «до утра»!

Беременность – удивительное время. Тебе всё прощают, о тебе заботятся, оберегают, угощают. Замечательный период! Если, конечно, нет токсикоза.

Я так страдала, что буквально не вылезала из больниц! После токсикоза начались проблемы с весом. Меня пугали, что девочка будет маленькой и с проблемами со здоровьем. Так напугали, что я сама поверила и притянула это в свою жизнь.

– Почему ты до сих пор в костюме? – уже серьезно спросила Елена. – Неужели не взяла с собой в больницу никаких вещей?

Я помотала головой.

– И для девочки?

Мое молчание само говорило за себя.

Желание получить должность управляющей захватило меня целиком. Мы переехали в новую квартиру давно, но вещи так и остались в коробках, не распакованные. Я просто не могла найти в себе силы взяться за это.

И как теперь попросить кого-то прийти к нам взять вещи? Ладно, зубные щётки и полотенца, но как искать в переполненных коробках, например, трусы?

– Хочешь, я помогу? Нас с Лёлькой сегодня выписывают, я могу купить тебе что-то, принести, тут ТРЦ недалеко.

– Правда? – я оживилась. Как я не подумала, что можно купить что-то новое в отделе домашней одежды. – Спасибо, но я даже не знаю, как-то неудобно… Может, я сама сбегаю?

– Не придумывай, будь рядом с ребенком. Я включу видеосвязь, буду все фоткать, все сама выберешь, если не доверяешь.

– Да не в этом дело, мне как-то неудобно…

– Неудобно писать стоя! – Она всплеснула руками, но осознав, что произнесла это слишком громко, затихла. Виновато оглядевшись, быстро закрыла рот печеньем. – Ну, заразы, чего ж они такие вкусные? – она понюхала их и аж закатила глаза от удовольствия. – Еще и с начинкой клубничной, сволочи! Я бы сейчас душу за лоточек клубники продала!

– А я бы – за зубную щетку, – грустно усмехнулась я.

Как мало мне теперь нужно для радости. Где все эти счета, планы, городские студии, менеджеры, которые только и делают, что бездельничают, и бесконечные отчетные письма? Всё это, кажущееся таким важным, теперь не имеет значения.

–√V»–^√\–~√V–^√V–

Мы с Еленой проболтали почти все утро. Ее заботливый муж наприносил еды на целый батальон, и мы наелись до отвала, наслаждаясь чаем и разговорами. Выяснилось, что у нас почти одинаковые профессии. Я управляла дизайнерской мебельной студией, а Елена владела цветочным магазином и была ландшафтным дизайнером.

Я впервые за долгое время пообщалась со сверстницей как с обычной подружкой. Чувствовала себя потерянной, будто долго была вне общества. Удивительно, как быстро можно потерять связь с людьми.

Было грустно, когда пришло время выписывать Елену с дочкой. Мы успели подружиться.

Во время обхода Маша снова расплакалась. Она жаловалась на боль. Живот у нее снова вздулся, но теперь еще сильнее, чем раньше.

– Мамочка, вы, надеюсь, не кормили ребенка в первые часы после операции? – резко спросил врач. Я даже растерялась от его тона.

– Денис Юрьевич, – вмешалась Людмила Дмитриевна, как заведующая, – Мы всех родителей предупреждаем, что детей первые сутки нельзя кормить, что детки получают все необходимое с капельницами…

– Видал я ваши предупреждения, только что в седьмой одна идиотка рисовой кашей дочь пичкала, а она еще от наркоза не отошла! – ворчал мужчина-врач.

– Нет, я не кормила, – помотала я головой. – Она почти все время спит.

– Надо трубку поставить, не поможет – клизму, – строго проговорил он, завершив осмотр, и ушел к Зое. Ее мама настояла на операции, девочка плакала, обидевшись на мать.

– Может, узи сделать? – предложила Людмила Дмитриевна, с заботой глядя на меня и Машулю. Врач что-то проворчал и дал распоряжение медсестре сделать направление.

Я благодарно кивнула и присела к дочери, прижав ее к себе.

– Мамочка, животик болит.

– Знаю, милая, – я погладила ее по голове, волнуясь за нее. Чувствовала себя беспомощной. Лучше бы я заболела, забрала бы себе всю ее боль. Видеть, как страдает – невыносимо! – Сейчас тебе животик посветят, посмотрят что там у тебя болит.

– Где доктор? – спросила она, глядя на меня с надеждой, словно о Дедушке Морозе с мешком подарков.

– Какой доктор, милая? – я понимала о ком она, не знаю зачем переспросила. – Он же только что тебя посмотрел.

– Не такой доктор. Этот злой. А где добрый?

– Сегодня он не работает, котенок.

– Он бы знал, что с моим животиком, а этот не знает.

– Он будет в понедельник, малышечка, – Людмила Дмитриевна остановилась возле нашей кровати с улыбкой, которую никак не могла скрыть.

– А понедельник это скоро? – Маша с надеждой смотрела на молодую блондинку-заведующую.

– Это еще два дня, – объяснила я.

Людмила Дмитриевна явно стремилась поговорить с моей дочерью, но ее постоянно отвлекали коллеги. Она пообещала вернуться и, бросив на меня хитрый взгляд, ушла.

Понедельник.

Это слишком долго: два дня и две ночи ожидания. Я вздохнула, ощущая, как сердце сжимается от тоски по нему…