Алексей зевнул, прикрыв рот кулаком. Было видно, что он устал. Я тоже еле держалась на ногах. Но мысль о дочери в реанимации не давала мне расслабиться. Если бы она сейчас была рядом, я бы почувствовала себя лучше.
Звук сообщения раздался в кармане, и он отпустил мою руку, чтобы посмотреть в телефон. Затем он повернул его экраном ко мне.
– Смотри, сладкая парочка.
На фото была его сестра Люся в кресле рядом с кроваткой Машули. Маленькая спящая доченька вызвала у меня приступ жалости и тоски. Я уже скучала по ней.
– Как у нее дела?
– Говорит, анализы отличные. Уровень лейкоцитов значительно снизился. Все хорошо. Думаю, она будет еще долго спать и набираться сил.
– Долго она пробудет в реанимации?
– Я бы подержал, пока не будем уверены, что кишечник заработал.
– А почему так произошло? Откуда у нее эти спайки?
– Это – не прогнозируемый процесс. Любое оперативное вмешательство – риск. Если бы ее чуть дольше продержали, вовремя не прооперировали – развился бы перитонит. Арсений Палыч – наш лучший детский хирург. Уверен, что он все сделал правильно. Я больше никому не доверил своего ребенка… прости, твоего ребенка.
Я замерла, как вкопанная.
“Своего ребенка…"
Медленно, почти нерешительно, я повернулась к Алексею. Лицо горело, кожа на шее и в зоне декольте пылала.
Я чувствовала, как кровь приливает к щекам, окрашивая их в предательский багровый цвет. Смущенная улыбка, дрожащая и неуверенная, появилась на моих губах. Это была попытка скрыть смятение, но я знала, что она вышла жалкой и неуклюжей.
В голове одни вопросы. Оговорка? Или… Или он действительно уже обо всем догадался? И как давно?
Страх, надежда и какое-то странное, щемящее чувство вины смешались.
Я смотрела на Алексея, пытаясь прочитать в его глазах ответ. Но его взгляд был непроницаем. Он ждал моей реакции и моего первого шага.
– Прости, это вырвалось случайно… – начал говорить он.
Я поняла, что больше нет смысла скрывать или замалчивать очевидное.
– Ты знаешь?
«Что она твоя дочь»… «Что я бы всё отдала, только бы отмотать время назад и не убегать на тот самолёт»… «Что я всё ещё чувствую притяжение между нами и боюсь обманываться…»
– Догадывался.
– И ты… у тебя не возникает сомнений?
Я при нем сказала мужу, что ребенок не его. Откуда он мог знать, от кого я могла забеременеть? Кем я была в его глазах после всего, что произошло? Мы ведь познакомились и всего через несколько часов сразу переспали. И мы пользовались презервативами…
– Каких сомнений? На счет того, что она может быть моей? – на его губах заиграла улыбка. – Нет, не возникает, Аленка.
– П-почему? – я поправила от лица спадающую прядь волос и посмотрела на него, не понимая.
Хотела довериться ему, расслабиться и отпустить ситуацию, позволить мужчине взять всё под контроль. Но Валера уничтожил во мне всё хорошее, оставил только пустоту.
– Что, почему, Ален?
Как ему сказать, что я не могу поверить в его доверие? Он подумает, что я сумасшедшая, дикая… Валера меня и не так называл! За годы я привыкла, что все проблемы сваливают на меня, даже если я ни при чем.
– Я знал, что возможно так будет, – он коснулся моей непослушной пряди и сам убрал ее мне за ухо. – Когда ты тогда убежала, я немного э-м-м-м… прибрался и заметил, что один из презервативов был порван.
– О, вот как! Теперь это отвечает на некоторые вопросы… – задумчиво проговорила я. – Один из… – повторила я, вспоминая о нашей ночи, напоминающий марафон.
– Один из, – его улыбка стала шире. – Наверное тот, когда мы…
– Ох, я помню! – перебила я, заливаясь пунцом и закрыла лицо руками. Даже не знала, что я такая раскрепощенная и развратная…
Алексей рассмеялся и обнял меня за плечи.
– Рад, что ты запомнила.
– Забудешь тут, – усмехнулась я, утыкаясь в его грудь носом. Как он пах! Дорого, с какими-то восточными мотивами. – Ты же сувенир на память оставил.
Мы оба засмеялись.
– Хороший такой “сувенир”, – он чмокнул меня в макушку. Во второй раз уже за сегодня… Сегодня. Ну и длинное утро сегодня!
Я отстранилась от него. Взгляд невольно задержался на его лице. В глубине зрачков плескалось столько всего: и вина, и раскаяние, и какая-то робкая надежда.
Дочь… Это знание вероятнее всего, перекроило весь его мир, все его планы.
Я пыталась прочитать в его глазах ответы. Что это значит для нас? Куда теперь двигаться? Как это повлияет на наши отношения?
Искала в его взгляде хоть малейший намек на то, что он знает ответы. Но видела лишь отражение собственной растерянности, смешанное с нежностью и теплотой.
– И… что теперь будет? – я прошептала сипло, чувствуя, как дурацкое смущение сжимает горло.
– У меня есть одно предложение, – продолжая улыбаться сказал он, а потом оглядел меня. – Ты выглядишь потрясающе, честно. Но, наверное, тебе хочется переодеться во что-то более удобное.
Я закивала, усмехнувшись.
– Уже начинаю презирать этот костюм.
– Давай, я отвезу тебя домой, ты снимешь этот костюм, а потом… – он снова меня оглядел, но уже другим взглядом, будто хотел не переодеть, а раздеть. – А потом посмотрим…
Он мог произнести обычное предложение так, что внутри все трепетало и наполнялось теплом.
– Ты как обычно, – проговорила я, сияя от его взгляда. Никто и никогда так на меня не смотрел. – Говоришь все, что думаешь.
– Рад, что ты и это помнишь.
В этом прекрасном моменте была всего одна ложка дегтя. Я вдруг почувствовала неловкость из-за условий, в которых мы с Машулей жили. Эти коробки и крошечная однушка…
Я стояла в нерешительности: переодеться в удобную одежду и почувствовать себя неловко перед Алексеем за свою квартиру или остаться в своем костюме и что-то быстро придумать, чтобы не ехать. Но он меня опередил. Взял за руку и повел к парковке для сотрудников больницы.
Наверное, я впервые в жизни начала понимать каково это, когда мужчина решает все твои проблемы и вопросы, а не создает их…